Когда на доходе пяти часов вечера в кабинете начальника Сосновского РОВД, наконец, закончилось командирское собрание, два умудренных богатым жизненным опытом сельских участковых инспектора милиции Юрий Резников и Сергей Пятаков, вызванные в райцентр, аж за сорок километров специально для серьезной взбучки, тут же устремились к своему служебному мотоциклу, чтобы поскорее уехать домой.
– Как же эти грамотеи любят совещаться, как им нравиться подчиненных драть. – с третьего раза запустив мотор уже еле живой от длительной эксплуатации техники, выругался худощавый, внешне похожий на общипанного страуса капитан Пятаков. – Вместо того, чтобы спасибо нам сказать, как-то отметить, так эти гауляйтеры хреновы, только и горазды нас и в хвост, и в гриву полоскать.
Резников же, полный, седовласый майор, в это время нервозно ерзал своим откормленным задом в тесной и неудобной коляске, и искоса поглядывал на раскрытые нараспашку окна на втором этаже кирпичного здания, где с ними, только, что вели серьезный разговор.
– А что ты от них ожидал? Награды? Это хорошо, что мы еще легко отделались с тобой, Серег. – тоже негодовал он. – А то бы и выговор запросто могли схлопотать.
– Чего ты сказал? Выговор? Это за что же выговор-то нам? – проворчал Пятаков. – Хм. Еще бы расстреляли.
– А за все хорошее. Или ты думаешь, что у нас только за дело взыскания дают? Очень я в этом сомневаюсь. Как говориться, был бы человек, статья всегда найдется.
– Да ну, их к черту. Глаза бы на этих содержантов не глядели. Знаешь, как обидно. Несправедливо это все.
– Ну, братец ты мой, справедливо, не справедливо, раз погоны нацепил, терпи.
– Терпи? Ты мне предлагаешь терпилой быть?
– Ну, а как по-другому? Судьба такова.
– Нет уж. Это не по адресу. Терпит монах в кельи. С какой это стати, я должен такое свинство в отношении себя терпеть? Тем более от этих бездельников. – и Пятаков кивнул на те же самые окна на втором этаже.
– Хватит болтать. Поехали скорей отсюда. – крикнул водителю майор. – Или ты тут ночевать собрался?
– Да щас же. Хм. Нужны они мне.
И Пятаков, с такой лихостью рванул с места, что из-под лысой резины мотоцикла послышался свист.
– Сидят в своих огромных кабинетах с флагами, а совести в седой башке и интеллекта нет. Хм. Тузы. – не смотря на неровный, местами поросший по краям подорожником и пыльной крапивой асфальт, не переставал возмущаться капитан. – Секретутками обзавелись, у каждого на стенах иконы, цветной телевизор, кожаное кресло, комната отдыха с тахтой. Тьфу! Дармоеды проклятые. Лучше бы полезным делом занялись.
– А оно им надо? Вот скажи мне, оно им надо? Кха!
– Ну, а как не надо? Они же за это деньги получают.
– Хотя, наверно, ты прав. Они уже давно все в этой жизни выслужили. Для чего теперь им спину надрывать?
– Я вот не понимаю, Дмитрич, ну, вот откуда у нашего начальника, столько дешевого гонора внутри? – не глядя на напарника, усиленно давил на газ, раскрасневшийся от жары и злобы капитан. – Вроде и ростом невелик этот шибздик, а форсу, как у великана. Тьфу!
– А что ты от него хотел? Ты чему удивляешься-то?
– Ты заметил, у него даже туфли на ногах, и те, как у кисейной барышни на каблуках.
– А это, чтобы казаться выше. Комплекс, видать у него. Я говорю, комплекс есть у таких невысоких людей.
– Вот и я о том же. Мал клоп, да вонюч. Тоже мне, железный Феликс нашелся. Хм. Нацепил погоны полкана, и на кривой кобыле не подъедешь. Гагарин, и тот всего майором был, хотя он, только что из космоса вернулся.
– Все верно толкуешь. Я, если честно, ему бы тоже даже двух сторожих колхозных не доверил, а этот валет бубновый, такой ордой руководит. Ладно. Нам не с руки с ним бодаться. Наше мнение с тобой все равно никто не спросит. Хотя уж лучше пусть этот хрен моржовый командует. А то пришлют, не дай Бог, какого нового начальника, и не известно еще, как с ним мы запоем.
– У меня вообще складывается такое ощущение, что галлюцинации в последнее время у него.
– Все может быть. – подытожил Резников беседу и для удобства накрылся с головой брезентовым пологом.
Пропылив под раскаленным июльским солнцем примерно одну треть пути, справа от трассы за кустами акации показалась маленькая деревушка Коммунариха.
– Какие планы-то у нас, Юрок? – крикнул Пятаков, когда мотоцикл поравнялся с первыми домами.
– В смысле планы? – живо высунулся из-под полога майор. – Планы у Суворова, как ему заснеженные Альпы покорить. А у меня на сегодня остался только один план, чтобы ты меня до дома без приключений доставил.
– Нууу, с тобой неинтересно.
– Зато ты у нас шибко интересный. Хм.
– Я думал…
– Индюк тоже думал, да в суп попал.
– Я вообще-то на другое рассчитывал, если честно.
– Это на что же? На травке посидеть?
Пятаков загадочно заулыбался и пощелкал пальцами левой руки по кадыку.
– Жаба горит? – насторожился игривому настроению приятеля Резников. – Хе-хе. Прям невмоготу?
– Почему сразу жаба? – резко сбавил скорость капитан. – Просто хотел малость стресс снять. Тем более, у меня в багажнике пол литра катается уже неделю.
– Чего там у тебя, такое? Опять водка, небось?
– А чего же еще-то? Ясное дело, что не квас.
– Пить водку? Да в такую жару? Ведь развезет.
– Да брось ты, Дмитрич. Первый раз, что ли? Только, как назло, ни стакана, ни закуски нет. Но это поправимо.
И Пятаков, не дожидаясь согласия старшего по званию, круто повернул руль мотоцикла к бревенчатому, небольшому домику на три окна, возле которого в палисаде копошилась, какая-то старушка.
– Здравствуй, матушка. – перекрикивая рычание раскаленного движка драндулета, бойко поприветствовал ее капитан. – Ковыряемся помаленьку? Правильно. Уральское лето короткое. Надо успевать, пока на улице ведра. Ха-ха-ха!
Женщина тут же выпрямилась в полный рост и с прищуром посмотрела сначала на одетых в милицейскую форму незнакомцев, потом на соседние дома.
– Надо разминаться. Это дело нужное. – продолжал заигрывать с бабушкой Пятаков. – Как без этого-то? Физические упражнения продлевают жизнь.
Тут капитан заглушил двигатель и слез с седла.
– Вы из милиции будете, ребята? – настороженно глядя на гостей, спросила старушка.
– Мы-то? – Пятаков одной рукой приподнял на голове фуражку и вытер пыльной ладонью взмокший лоб.
– Точно ведь из милиции. – рассмотрев на красном околыше золотистую кокарду, хозяйка сделала недоуменным свое загорелое лицо. – Да батюшки вы мои.
– Ну, а кто ж еще-то? Участковые мы из Мариинска. Это вот майор Юрий Дмитрич Резников, уважаемый в районе человек, а я его коллега Сергей Пятаков, капитан.
– Ишь ты, какие гости-то у меня. Здравствуйте.
– А ты, как думала? Офицеры. Нам бы, какой-нибудь стаканчик, бабушка. Видишь, как на улице-то сегодня жарко? Лимонаду охота с дорожки попить.
– Лимонаду?
– Ага. Тархун у нас. Ха-ха-ха!
– Ты подумай. Хи-хи-хи! Такие симпатичные и здоровенные лбы, звездочки у обоих на погонах, а ерунду зачем-то говорят.
– Это, как же понимать? – не понял Пятаков.
– На кой вам лимонад-то? Лимонад песни не поет.
Мужики на это своевременное замечание радостно переглянулись между собой.
– А может, че покрепче вам налить, ребята? – старушка прокралась по меже вдоль завалинки к воротам и открыла их. – Я милицию шибко люблю. А как же не люблю? Вы ить мне почти родные.
– Это, за какие же, такие заслуги, ты нас, матушка, любишь? – с трудом выбрался из люльки майор.
– Как это, за какие? Вы ить защищаете нас. А если, по правде сказать, то у меня сынок, Васенька, тоже где-то милиционером в городе робит. Только звание его я все время забываю. По-моему тоже майор. Да проходите вы уже во двор.
Женщина первой прошла к самодельному столику у крыльца, и показала гостям рукой на стоявшую тут же деревянную скамейку.
– Айда, родимые. Присаживайтесь, золотые мои. Тут у меня во дворе прохладно.
И милиционеры, не снимая туфли, прошли по цветастым половикам к столу и послушно сели на лавку.
– Собаки-то в доме нет? – спустя, какое-то время поинтересовался майор и стал озираться по сторонам.
– Пса-то? Есть, как нет? Как в своем доме без собаки? Есть, родимая. Она у меня привязана, не бойтесь. – успокоила старушка гостей.
И участковые разглядели в полумраке рядом с задними воротами сколоченную из струганных досок конуру.
– Спишь, Амур? – гаркнула бабушка в сторону будки, в которой дремала немецкая овчарка.
– Амур? – с удивлением спросил капитан.
– Вот бездельник. Наелся, и лежит, молчит. Амур!
– Редкая кличка-то у пса. Амур. – вслух подумал Резников. – Почему Амур-то?
– Амур-то? А это вопрос не ко мне. – собирала старушка на стол. – Это у меня внучок, еще щенком его из армии привез. Он, где-то на границе с Китаем служил-то.
– Внук есть у тебя? – полюбопытствовал Пятаков.
– Есть. Младшенький. Сам-то он у нас живет с семьей в казенном доме в Сосновке. Ты же, такого теленка не будешь в квартире держать?
– Ох и хитрый у тебя внук, мамаша. – наконец на угрюмом лице майора появилась добрая улыбка.
– А че он хитрого-то сделал? Хм. – возразил ему капитан. – Правильно она говорит. Собаку надо в своем доме держать, а не в квартире.
Резников ничего не ответил.
– У меня вон на участке одна больная на голову баба, в двухкомнатной квартире породистых собак принялась разводить. – заинтересовала эта тема капитана. – Да еще, каких собак-то. Ладно бы там, шпицев, болонок, это бы еще, куда ни шло, так эта сумасшедшая, огромных кавказских овчарок, аж четыре штуки в хате завела. Каждая псина, ростом с хорошего льва.
– Лихо удумала она. – бабушка закачала головой.
– Я ж говорю больная. Ей вообще на всех жильцов с высокой колокольни наплевать. Самой-то вроде всего лет пятьдесят, не больше, а выглядит уже, как бабка. Ни мужика, ни ребятишек, только эти волкодавы. Боюсь представить, какой у ней бардак в квартире. Брр.
– Поди, как в закуте. – поддакнул майор.
– А сколько заявлений от соседей поступало? А жалоб люди написали прокурору? Жуть! Дескать, я должных мер не принимаю. А какие меры я могу принять, если у хозяйки этих динозавров в голове снаряд? Да на нее, заразу, не протоколы надо составлять, а в сумасшедший дом отправить. Слышал я однажды лично, как она одного прохожего мужчину, на улице последними словами обнесла. Такого мата даже я не слышал. Ох, и дождется эта баба. Ей многие мечтают в доме по сопатке надавать.
– Держать в квартире собаку, масса делов. – с нескрываемой неприязнью, покачал головой майор. – Кошку, еще, куда ни шло, от нее вреда мало. Вот у нас дома котяра живет. Дымок. Ох, и плут. Главное штука, из всех домочадцев, любит только меня. К бабе с пацанами даже не подходит. Неет. Я, как только на кровать прилягу, не успею опомниться, он уже лежит на мне. Вот своебышный, паразит. Шпана. Вроде с виду-то обыкновенное животное, а внутри, ну, такой он ушлый, аферист. Хитрый, мама дорогая. Жить без меня не может. Я, как щас помню, однажды в больнице с желтухой неделю проторчал, так он без меня даже в дом зайти боялся, на сарае голодом сидел. Жена моя Светка, как-то медсестре на пост звонит, и жалуется, дескать, не знает, что с этим паразитом делать, как его поесть уговорить? Я говорю ей, а ну, включи телефон на громкую связь! И давай его ласково обхаживать, Дыма, Дыма, Дыма, да хороший ты мой... Так этот прохиндей усатый, как только голос-то родной в динамик услыхал, так тут же в избу к миске пулей. Вот тебе и кот, вот тебе и питомец. Прямо не кот, а кандидат наук. Ха-ха-ха! Профессор.
Буквально через несколько минут на столе появилась бутылка, с какой-то домашней наливкой, чугунный котелок, доверху наполненный отварной картошкой, фарфоровое блюдце с крупной солью, два граненых стакана, свежие огурцы в эмалированной миске, и нарезанный крупными кусками, ароматный ржаной каравай.
– Давайте, ребята, не стесняйтесь. Чувствуйте себя, как дома. Не ели, поди, сегодня еще? Выпейте немножко, и закусите, чем Бог послал.
Резников, радостно потирая руки, снял с взмыленной головы фуражку, и аккуратно положил ее с края стола.
– Ты чего это, не слышал, что ли? – тут же завозмущалась бабушка. – Нельзя класть на стол сумки и головные уборы. Иначе неприятности могут быть.
Майор на это старческое суеверие лишь задорно ухмыльнулся и ловко взял в руки бутылку.
– Ты, видать, шибко добрая, матушка, раз вот так запросто приглашаешь посторонних к себе домой? – аккуратно разлив по стаканам темно-малиновую жидкость, беззаботно прокряхтел он.
– А кого мне бояться? – изумилась она. – И тем более, у меня у самой сын милиционер.
– Ну, мало ли. Всяко бывает. У меня вот, например, старики по материнской линии староверами были. Я помню, когда они у себя в Туманово жили, то вообще никого не пускали во двор. У деда даже специальная беседка была возле дома, вот там он и принимал гостей.
Пятаков следом за Дмитричем залпом опрокинул целый стакан наливки и двумя пальцами достал из чугунка крупную, нечищеную картофелину.
– Крепкая настойка-то у тебя, бабусь. – прошептал он.
– Крепкая?
– Не то слово, какая убойная штука. Как будто авиационный керосин. – громко фыркнул капитан и вытер рукавом рубахи, мгновенно выступившие слезы.
– Ага, Серега. Ядреная, бляха-муха, вещь. – поддержал сослуживца майор.
– Пейте на здоровье. Понужайте. У нас мало, кто ее пьет. Вася-то, сынок-то, водочку больше уважает. Он, когда в гости-то ко мне наведывается, так только ее и пьет. Настойку-то я ведь ставлю, потому что ягод много на огороде всяких, и чтоб они зазря не пропадали, делаю вино.
– Водочку? Хм. Тоже неплохо. – Резников макнул в соль свежий огурец. – Только ее, лучше бы надо пить зимой, когда не жарко. А то летом можно концы с этой сорокаградусной отдать. – и стал с аппетитом его есть.
Капитан в этот момент тщательно пережевывал хрустящую корочку хлеба и мельком поглядывал на людей.
– Я вообще, страсть, как полопать люблю. – мечтательно уплетал Резников за обе щеки. – Поспать, и хорошенько поесть. Два моих любимых занятия. Только не на верхосытку, а по нормальному кишку набить, горячей едой. Хах! А ты думал, откуда у меня, такой мамон-то спереди висит? От еды, родимый, от еды.
– А я думал от пива. – решил подшутить над коллегой капитан. – Как там говориться, пейте пиво пенное, морда будет обалденная. Так?
– Не. Я пиво не шибко люблю.
– Чего так?
– От него только отекать, да в уборную бегать.
– Хех! Значит от еды? Когда за стол сажусь, так губа винтом? Так и у тебя выходит?
– Ага. В самую точку.
Пятаков задумчиво посмотрел на старушку и притих.
– Если я сытый, то у меня душа отделяется от тела и улетает в рай. – мечтал вслух моментально захмелевший майор. – Ничего с собой поделать не могу.
– Да ты гурман.
– Еда, это моя слабость. Помню, когда жена, бывало, куда надолго уезжала, всегда варила мне ведерную кастрюлю супа. Ээх! Наварит, вынесет на морозец в сени, чтобы он долго не портился, и суп стоит там, кочерыжка ледяная, пока я жрать не захочу.
– А сам-то, че не готовил себе? Лень?
– Сам-то? Хм. А когда мне было готовить-то? Господи. Все время, как савраска на ногах. Бывало, выбегу после работы в сени, топором на ужин супа отрублю, сколько мне надо, разогрею его на плите, и ем. Так и выживал, пока баба у меня была в отъезде.
– Топором? Кха!
Прошел час. Мужики смачно уминали нехитрую деревенскую закуску, и даже не думали, никуда уходить.
– Ни че, что вы только картошку-то едите? – вдруг забеспокоилась бабушка за гостей. – А то может пельмешков вам домашних отварить? Будете пельмешки?
– Спасибо, мать. – тяжело дышал тоже мгновенно опьяневший от наливки Серега. – Эта закуска самый шик. Это тебе не бутерброды с колбасой.
– А я так вообще не помню, когда в последний раз картошку в мундире ел. – бубнил себе под нос майор.
– Ну, и, слава Богу. Ну, и хорошо. – от души светилась хозяйка. – Кушайте на здоровье. Вам еще, ой как далеко до дома. Кушайте, хорошие мои.
– Была бы зима, мы бы к тебе, бабушка, заезжать не стали. – кряхтел Резников, вытирая со лба пот. – Зимой снегом можно было б закусить.
– А может, все-таки пельмешков? – не уступала старушка мужикам. – Немножко отварю?
Майор подпер голову руками и закрыл глаза.
– У меня однажды с пельменями одна веселая история была. – вдруг он резко выпрямил спину и пригладил взъерошенные волосы рукой. – Осень на дворе стояла, холодина. Я тогда, кажись, еще даже капитана не получил. Едем мы ночью с вызова с Конезавода, я гляжу в лобовик, а в нескольких метрах перед нами посреди дороги на асфальте барахтаются два человека, и пар во всю идет. Я уж подумал, неужто, кто-то сбил их?
На спокойном лице бабушки вдруг появилась легкая тревога.
– Шофер наш их тоже, слава Богу, сразу же заметил, и как дал по тормозам.
– Свят-свят-свят. – заохала старушка.
– Я, значит, из машины-то к ним выскочил, смотрю, а это, и кто бы вы думали? Ха-ха-ха! Баба с мужиком пьяные в дупель на асфальте барахтаются, и рядом с ними на дороге разбитая трехлитровая банка с вареными пельменями парит. Ха-ха-ха!
– И что? – спросил Пятаков. – Забрал их в КПЗ?
– Кого?
– Ну, этих алкашей-то?
– Это зачем же? Они же, ничего не нарушили. Подумаешь, немножко сил не рассчитали, окосели. Оттащили мы их с мужиками на обочину, чтобы кто действительно не переехал, да дальше покатили по своим делам.
Когда была оприходована вся настойка, бабушка зачем-то принесла из дома еще бутылку водки.
– Вот она, капсула времени. – с удивлением покрутив в руках покрытую толстым слоем пыли поллитровку из зеленого стекла с фольговой пробкой, задумчиво промычал Пятаков. – Смотри-ка, Юрий Дмитрич, какой музейный экспонат. И много у тебя, бабушка, таких патронов?
– Куда много. Внука старшего, Вадьку, в армию, когда провожали, вот она, родимая, и осталась с его проводин. Недавно в подполе порядок наводила, вот и нашла.
– А сколько Вадьке щас годов? – спросил Резников.
– Вадику-то? Так уж сорок лет. Уже давно женатый.
– Лось.
Капитан мастерски откупорил зубами пробку, и налил два полных стакана.
– Поди, уж выдохлась она? – осторожно поднес он горлышко пустой бутылки к носу и понюхал его. – Сколько срок годности-то у родимой?
– Бессрочная она! Ха-ха-ха! – майор так громко захохотал, что в конуре зазвенела собачья цепь.
И мужики в один заход осушили стаканы.
– Напьемся в лоскуты? – прокряхтел Резников и по привычке занюхал водку рукавом. – Одна ведь в жизни и отрада, выпить, вот так. И вообще, Бог сказал, что пить надо один день. Но какой день, он не сказал. Надо пить каждый день, чтоб не пропустить этот день. Ха-ха-ха!
– Хорошее дело, желудок водочкой помазать. – с душевным спокойствием промолвил Пятаков и макнув в соль корочку хлеба, стал ее медленно есть.
– А вы ни че, что выпивши-то за рулем? – вдруг спохватилась старушка. – Не приведи Господь, разобьетесь. До дома-то доедете хоть?
– Это нормально. – смачно уплетал хлеб капитан.
– Куда нормально. Хм.
– Сапоги дорогу знают. Первый раз, что ли?
– Даа. Выпить, дело благое. – промолвил самоуверенным голосом Резников. – Ничего в этом зазорного нет. Другой раз даже, где-то и полезно, врачи говорят. Главное на следующий день не продолжать. Иначе пьянка может затянуться. У нас вон в Мариинске, Лева Голиков, вроде в городе учился, даже депутатом одно время был, а с собой справиться не мог. Пировал однажды целую неделю, и его баба, чтобы он скорее оклемался, закрыла дома на засов. А у того дичайшее похмелье. И он, недолго думая, с третьего этажа, как сиганул. Ладно, что только переломом шейки бедра отделался, а так бы мог запросто на смерть расхлестаться, как пить дать.
Тут Пятаков вдруг, ни с того, ни с сего резко приободрился и засиял.
– Я тоже щас вспомнил, как меня однажды жена дома закрыла, когда я пировал. Зима, помню, на дворе, меня с бодуна колотит, как собаку. Выскочил я, значит, на балкон, думал через него уйти. А у меня же третий этаж, страшно стало. А вдруг, на что-нибудь напорюсь на земле? И тут я заметил в соседней квартире свет. Перелез я, значит, к ним балкон, благо он рядом с моим, гляжу через шторы, а там лежа на диване, телевизор зырит мужик. Я смотрю на него, а он на меня. Представляете картину? Открыл он мне дверь, и я через его квартиру из-под ареста и слинял. Еще помню, когда я к выходу-то пробирался, бабу его в одном халате встретил в коридоре, когда она из ванны выходила. Ха-ха-ха! А как по-другому стресс снимать? Ухожу на работу темно, прихожу с нее, снова темно. Это жизнь, что ли? Работаешь-работаешь, даже жену, как следует, не могу приласкать.
– Работа дураков любит. – недовольно ухмыльнулся майор.
– Ну, а в свободное время, чем занимаетесь? – стало любопытно бабушке. – Рыбалка, охота, поди?
– Ну, уж нет. – отмахнулся Резников. – Я к этим вещам равнодушен. Вообще не понимаю, как можно часами на мертвый поплавок глядеть.
– Зачем поплавок? Можно подумать, милиция, когда на удочки рыбачит. Не смеши.
– Если ты про сети, то конечно балуемся помаленьку. Редко, правда. Иван Степаныч, главный рыбнадзор-то, на одном берегу мережи ставит, мы с мужиками на другом. Все по-честному, согласно установленных правил. Ха-ха-ха! Пакт Молотова-Риббентропа соблюдаем. Иной раз, когда нерест только начинается, так мы картофельными мешками, целыми ваннами ее пластаем, и мой шурин Витька, рыбу потом втихушку в соседнем районе продает.
– Рази так можно?
– Как так?
– Сетями-то ее ловить?
– Да ладно тебе, бабушка. – вмешался в разговор Пятаков. – Кто-то вагонами ворует, а мы всего-то лишь рыбешку мало-мало ловим для себя. И потом, у нас страна большая, не убудет.
Мужики не заметили, как пролетели очередные полтора часа.
– Начальство-то не обижает вас? – старушка сходила на огород и нарвала гостям на закуску еще зеленого лука и огурцов. – Али, когда буянят?
– Начальство-то? – тучно восседал на скамейке, уже прямо совсем пьяный Дмитрич.
– Да.
– А что мне на этих козлов обижаться? Много чести будет им. Жизнь и так коротка, чтобы я еще, на кого-то обижался? Нет, милая моя.
– Ну, и хорошо. Я ведь просто так спросила.
– А если объективно разобраться, то любой начальник, кроме углекислого газа и сероводорода, не производит больше ничего.
– У них правая рука не ведает, что творит левая. А еще нас учат жить. – добавил от себя, не менее опьяневший Пятаков. – Видела бы ты, бабушка, какое у нашего начальника пузо. Три ведра воды спокойно войдет.
– Три ведра?
– Если не четыре.
– Видать любит он вкусно поесть? Любит? Раз отрастил его. – ехидно заулыбалась хозяйка.
После этого, на какое-то время во дворе стало тихо.
– За дело песочили-то, али так, для проформы? – нарезав продолговатыми дольками пахучие огурцы, спросила бабушка у задремавших за столом участковых.
– Должность начальник отрабатывал. – открыв глаза, тут же стал возмущаться майор. – Он же сам по участку не бегает и преступления не раскрывает. Заниматься воспитанием личного состава, непосильная задача его.
Пятаков поднял голову со стола и заулыбался.
– Вот перед этим был у нас начальник. Аксакал! Где, какое торжественное мероприятие в поселке, так он вместе со всей привилегированной шушерой в первых рядах.
– Ты с какого года в Воскресенке участковый? – с важным видом спросил у него майор.
– Я-то? Так уже семь лет. Почти бабай.
– Кто-кто? Бабай? Молокосос ты, вот ты кто. Я, в отличие от тебя, если ты не в курсе, тринадцать лет на том участке в наказание, как проклятый пахал.
– Почему же это в наказание-то, милок? – живо поинтересовалась старушка.
– Долгая история, мамаш. Это я так рождение своей младшенькой дочурки отмечал. Хм. Пока у меня Светка в роддоме лежала, я целую неделю в запое был. Я же до участковых-то, в дежурной части служил.
– Все с тобой понятно. Пьянка, не доводит до добра.
– Че тебе понятно, маковка моя? Видела бы ты, какой у меня там, на участке был порядок? Ууу. Мухи без меня не летали. Я, знаешь, в каких их там ежовых рукавицах за горло всех держал? А кто русских слов не понимал, то я принимал самые кардинальные меры. Стравливал самых несговорчивых, и в расход.
– Это, как же? – стало любопытно хозяйке.
– А так. Пущу по селу, какую-нибудь провокационную сплетню друг про друга. А те олухи долго не разбирались в деталях, и по итогу их разборок, один на кладбище ложился, второй на зону уходил. И у меня на участке опять тишь, да гладь, да Божья благодать.
– Лихо ты их, милок.
– А что тут лихого? Просто головенкой надо думать иногда. Да и потом, на войне все средства хороши.
– А ты, Юрий Дмитрич, такого начальника милиции Серова помнишь? – спросил у коллеги капитан.
– Как это не помню? Помню хорошо. Несколько лет под его чутким руководством служил.
– И как он тебе?
– Нормальный был мужик. Я помню, в Бобровке один рецидивист, мужика с бабой в горячке завалил. А на двойные убийства раньше же всегда начальник лично выезжал. Нам, как только сообщили, что его черная Волга в нашу сторону пошла, так председатель сельсовета пешком побежал, чтобы его на въезде встретить. Помню, вечер на дворе, холод собачий, колхозных поварих из дома подняли, чтобы на стол сгоношили они. Серов, значит, на месте происшествия с часик покрутился, и поехали они вместе с председателем к нему в кабинет.
– Поймали убийцу тогда? – спросила бабушка.
– А куда мы денемся? Конечно, поймали. Мы же зарплату получаем не зря. – гордо промолвил Резников, и поднял указательный палец вверх. – Помню, как потом вся опергруппа собралась в сельсовете за накрытым столом. Тут же прокурор района, шеф наш, ну, и еще пару местных спонсоров пришло. Хорошо посидели тогда, душевно. Председатель сельсовета тосты устал говорить.
Пятаков накапал остатки водки в стаканы и налил себе в кружку из трехлитровой банки вишневый компот.
– А щас нами кто руководит? Тьфу! – совсем распалился майор. – Сосунки.
– Да ладно вам. – недовольно заворчала хозяйка.
– Я бы их по болтикам разобрал. Оккупировали государство. Это, знаешь, как глисты. Сначала живут в организме, не причиняя особого вреда, потом, когда хорошенько там обустраиваются, вот тут и начинают его грызть. Повесить бы этих супчиков на чердаке на алюминиевую проволоку, как плотву, и засушить их к чертовой матери. Смотреть на ихнюю братию тошно.
– Силком-то, поди, никто вас не держит? – морщинистое лицо бабушки сделалось хмурым. – Взяли бы, да уволились тогда.
– Куда уволиться-то? Хм. – ухмыльнулся капитан, услышав такое предложение. – Легко сказать. А кто семью кормить будет? Дядя? Да и потом, привыкли уже. Опять же, не пешком по участку топаем, хоть и старый, но все же мотоцикл. Это раньше, ничего не было в милиции. Ни мотоциклов, ни машин. Натянул на ноги резиновые сапоги, папку под мышку, и по колено по грязи побрел.
– Я еще, знаешь, Серега, что застал? – задумался майор. – Как участковым выделяли транспорт предприятия. В каждом, более-менее приличном хозяйстве, для наших нужд, даже специальный график был. Я помню, когда меня перевели из дежурки в участковые, мне, как нарочно, выделили на неделю старый Газик, бензовоз. Долго потом надо мной мужики хохотали.
Когда хозяйка вновь ушла в избу за закуской, Резников вдруг крепко взял своей пухлой, замасленной пятерней Пятакова за локоть, и сердито на него посмотрел.
– Ты это. Ты че, Серега, ухи поел? Хватит языком молотить. – заворчал он на капитана. – Тоже мне, ударник труда нашелся. Работает он, понимаешь, от темна, до темна, сирота.
– В смысле? – не понял этого жеста капитан.
– Да ты хоть вообще из кабинета не выходи. Хоть окочурься тут, памятник тебе все равно никто не поставит. – поучительным тоном нервно зарычал Резников в ответ. – Еще порадуются, что, наконец, отчалил.
– Да ну, поди.
– На следующий день тебя забудут все.
– Прям на следующий?
– Хотя, нет, не на следующий.
– Хех!
– Пару дней еще попируют. А как же, для начальства железный повод есть. Похороны бывшего коллеги. Хм. Знаешь поговорку?
Кто работал, не ленился,
Медным тазом тот накрылся,
А кто на работу хрен ложил,
Тот до пенсии дожил...
Старушка снова с полными руками всякой съедобной всячины вернулась к столу и поменяла грязную посуду.
– Поэтому, лучше живи для себя, старайся для своих домочадцев. – усердно продолжал свое отеческой наставление Дмитрич. – Это твоя единственная гавань, твой тыл. А остальные для тебя все случайные люди, чужаки.
Капитан сделал удивленным свое раскрасневшееся, заспанное лицо.
– Так я вроде и так для себя и живу, ни в чем себе не отказываю. – стал оправдываться он. – Я, знаешь ли, как с девятого класса начал ее пить, так и не могу остановиться. А что делать? Как иначе стресс снимать? Жизнь - это рутина. На трезвую голову жить тяжело, а уж тем более в наше смутное время.
– Э-хе-хе. Вот тебе и рутина. – обреченно вздохнул Резников. – У нас, помню, в начальной школе трудовик был, Василь Михалыч, мы его еще с пацанами в шутку Нахалычем звали.
– Нахалычем?
– Ага. Так вот этот самый, прости Господи, Нахалыч, тоже у нас, почти, что каждый урок вел подшофе. Веселый, мама дорогая, а анекдотов сколько знал. Так знаешь, как мы его уроки любили? Хороший был мужик, только рано на тот свет ушел, сердце. Хотя с виду и не скажешь, что оно мучило его. Видать в себе все держал.
– Это плохо. – закачала головой старушка. – Я говорю, плохо в себе всю ерунду держать. Лучше выговориться. А еще видать потому ушел, как ты говоришь, что был хороший. Богу, видимо, там тоже, на небесах, гнилье не очень-то нужно.
– Ага. Беззлобный был учитель. – все не унимался майор. – Щас разве у наших ребятишек педагоги?
– Это да.
– Так себе, номер отбыли, и домой. Да и чему сейчас учат? Я у своего, че не спрошу, ни чего не знает сроду. Дурак-дураком. А раньше мы были самая читающая нация в мире. А в чем щас наша главная мораль?
– И в чем же?
– Как грамотно устроиться в этой жизни потеплее, работать минимум, но деньги получать? Хотя, простые люди не виноваты, что все блины у нас комом идут.
– Конечно, не виноваты. – рассудительно закивал капитан. – Они же тоже не глупые, видят, что наши шишки вытворяют наверху. – и сразу же резко затих.
– Вот и надо жить для себя, Серега. Мы же с тобой не знаем, что будет с нами завтра. Поэтому надо быть счастливыми сегодня.
Бабушка сходила в летнюю кухню, тут же во дворе, и сделала себе чай.
– Телевизор-то смотришь, когда? – зачем-то спросил у нее Резников.
– А как же не смотрю? Смотрю, золотой мой.
– Правильно. Надо всегда быть в курсе событий.
– Я поэтому программу Время и смотрю. А че спросил-то ты?
– Да я тут недавно тоже решил дома телевизор посмотреть. Не помню, что это была за программа, просто там у одного тюремщика, когда того снимал оператор, на коленях сидела кошка. Представляете картину? Ну, ладно это гусь закрыт за преступления, с ним все и так понятно, так кошка-то сидит в тюрьме, за что?
– Ха! Фантазер! – засмеялся Пятаков. – А ты думаешь, она понимает? Это же кошка, откуда у нее мозги?
Резников вновь сделался задумчивым.
– Народ у нас в последнее время шумит. – сквозь зубы пробубнил он. – Власть перестал бояться, нас последними словами кроет, демократии люди хотят.
– Ну, так это нормальное явление. – тихо сказал капитан. – И потом, а мы кто, не люди, что ли? Мы же с тобой тоже, Дмитрич, точно такие же люди, как и все.
– Люди-то, положим, такие же. Только они одного своей садовой головой не понимают, что мы живем не за границей, не поедет наша русская телега по-другому. Хах!
– Чего это поедет-то?
– А то и не поедет, что нам для этого надо всегда хороший кулак. У нас, видно это, на генетическом уровне. Пока над тобой сверху надзирают, мы работаем, как только вожжи отпустили, мы гармошку в руки и плясать.
– Хочешь, чтобы опять всех по лагерям загнали?
– Зачем сразу по лагерям? Можно и без них обойтись. Но строгости нашему брату нужно побольше.
– А я бы наоборот, больше свободы дал.
– Свободы? – с удивлением переспросил майор.
– Ну.
– Да брось ты. Ельцин давал, а толку? Наши люди добрых слов не понимают. Тут не работает этот вариант. Менталитет у нас у русских твердолобый, любим на своем стоять. Вон, мой обалдуй, к примеру, когда двоек наполучает в школе, так мать с ним, и так, и эдак, гоголем прыгает вокруг него. И ты думаешь, на него это действует? Да щас же. Хм. Видал он ее. Пока я, как следует, не рявкну, так и будет двоечником дневники терять.
На улице заметно начинало смеркаться. Пока милиционеры рассуждали о тяготах службы, где-то неподалеку со стороны огорода послышалось протяжное коровье мычание, и следом за ним залаяло сразу несколько собак. Амур все также молча сидел в конуре, не высовывая носа.
– Знаешь, что мне жалко больше всего? – отчаянно замотал головой капитан.
– Чего тебе жалко-то? Хм.
– Да ты дослушай.
– Жалко у пчелки...
– А то, Юра, и жалко, что жизнь, к великому сожалению, она не черновик, ее не перепишешь.
– А че тебе жизнь-то? Че тебе она сделала плохого? Тоже мне, заныл. Хм. Все бы так жили, как ты. Никогда не жалуйся на жизнь. Бога не гневи. Помни всегда, есть люди, которые мечтают о такой жизни.
– Ты думаешь, что я ною? Нет. Просто хочется, как человеку, хоть немного пожить, без всякого дерьма. Надоело перед всеми кланяться, заискивать, знаешь, как противно мне? Жить-то, может быть осталось, крохи.
– Такой гордый, что ли? А ведь ты всего-то капитан.
– Тут дело не в гордости. И звание здесь вовсе ни причем. Просто хочется элементарного уважения к себе. Ненавижу этих жирных, возомнивших себя королями мразей. Тоже мне, великие мыслители нашлись. Хм! Или они забыли, что все люди равны. Все до единого. И мы, букашки, и они, козырные бугры. Все мы равны, как линейка. Не так, что ли?
– Да куда тебя понесло-то? Окстись. Какая еще к черту линейка? Кто они, и кто мы. Забыл, как они нас с тобой сегодня рвали?
– На большее они и неспособны. Начальник-то наш, только ведь в кабинете герой. А выведи его оттуда за ухо на улицу. Куда только погоны полетят.
– Успокойся. Куда тебя понесло? Запомни, ты обыкновенный участковый, земляная вошь. Тоже мне, уравниловку устроил. Опьянел, что ль?
– А что? Я не прав, что ли?
– Да пойми ты, наконец, мы с тобой в этой жизни никто. Бактерии, микробы.
– Да брось ты. Хм. Чего это вдруг?
– А то. С чем ты не согласен? Мы с тобой мыши, да, самые маленькие серенькие мышки, которые должны в норке помалкивать и попусту не трындеть.
После этих слов, во дворе на несколько секунд вновь наступило затишье.
– Хотя, наверное, ты отчасти все же прав, они точно такие же, как и мы. – первым заговорил Резников. – Просто эти деятели, временно, на должностях находятся, вот и все. Просто им повезло больше, чем нам с тобой. Оказались раньше нас в нужное время, в нужном месте. А завтра скинули всю эту кодлу с царского трона, и они с нами на одной табуретке, на первый-второй рассчитайсь, ать-два. Но одна разница между нами, все же есть.
– Это какая?
– А вот такая! Ха-ха-ха! Нам-то с тобой, милый, падать уже ниже некуда, а им, с наглаженными стрелками на брюках, ой как можно больно шлепнуться с верхов.
В заключительной части культурной программы, когда на столе было под ноль прикончены все бабушкины горячительные напитки и еда, Пятаков по просьбе старшего товарища сбегал на улицу и приволок из багажника, обещанную ранее полулитровую заначку.
– Эх! Хорошо, как на сердце-то, Дмитрич! – забыв обо всем на свете, едва не прослезился от нахлынувших чувств капитан.
– Еще бы не хорошо. Скажи бабушке волшебное слово. Кхе-кхе-кхе.
– Спасибо, мать, за угощение.
– Благодарим тебя, бабусь. Какой же ты нам душевный праздник-то устроила. Наше тебе с кисточкой.
– Это точно. – не отставая от напарника, тоже сделал ей Резников комплимент. – Я сразу по твоим глазам заметил, что добрая ты.
Пока мужики беседовали с хозяйкой и добивали остатки водки, незаметно пролетели еще полчаса.
– Щас бы для полного счастья, у какой-нибудь губастой дурочки за голую коленку подержаться. – выпил очередные пятьдесят грамм Пятаков. – И тогда капитально можно считать, что этот день прожил не зря.
– А ну-ка, кыш, охальник! Будя городить-то за столом. Коленку, захотел он, видите ли. Хм. Бесстыдник. – осуждающе заворчала на него бабушка.
– А что не так-то?
– А ничего. К жене, айда, ступай.
Несмотря на свое возбужденное, и мягко говоря, нетрезвое состояние, Пятаков все же не отважился возразить пожилому человеку, и лишь недовольно промолвил.
– Ладно. – с обидой прохрипел он. – Нет, так нет. Ты думаешь, что раз я сегодня выпил, так я теперь не человек? Зря ты так, хозяйка. Если офицер пьет, значит, он отдыхает. Я, как та птица Феникс, еще немножко погарцую, а потом холодной водой окочусь, и восстану из пепла, алчности и грехов.
– Вот трепло. – звонко засмеялась старушка. – Вот че сидит, городит огород?
– А че мне городить-то? Просплюсь хорошенько на своей подушке, заварю покрепче черного чаю, и снова буду, как новенький я. Я же лучше знаю свой организм.
– Сиди уже. Хм. Организм. Залил шары-то.
– Вот тебе и сиди. Ладно. Прорвемся. Чем хуже, тем лучше. К жене, значит к жене. – вновь недовольно пробурчал капитан, и засунув в рот со стола не съеденное, каким-то чудом дряблое луковое перышко, стал его медленно жевать.
Резников все это время, безмолвствуя наблюдал за людьми, и то и дело тщательно обтирал грязным носовым платочком свою распаленную физиономию.
– Налопались, соколики? – не на шутку переживала бабушка за здоровье гостей. – Щас вот соседи вас увидят, и я потом че сыну-то скажу? Ай-яй-яй. Сама виновата. Кого винить? Нечего было наливать. Как теперь вас, таких пьяных отпускать-то? В аварию ить попадете на своем тарантасе, не приведи Господь.
– А ты думаешь, не попадали. – уставился мутными глазами на хозяйку Серега. – Я помню, тогда еще пацаном был, и поехали мы, как-то на моем Восходе по девкам в соседнее село. А дождик недавно прошел, и меня, как на асфальте крутануло, так я одно сальто в воздухе сделал вместе с мотоциклом, и на земле еще кувыркнуло пару раз. Хорошо шлем был на голове, а так бы схоронили. Я до сих пор камни не могу правой рукой далеко кидать.
Тут майор искоса посмотрел на суетливую бабушку и насторожился.
– Послушай, мать. Ты вот нам все про сына говоришь. А кем он у тебя все-таки в городе работает-то? Случайно не участковым? А?
– Да я, если по правде сказать, ребятки, даже и не знаю. – слегка взволнованно, как бы сама с собой промолвила женщина. – Вроде начальником, каким-то, что ли. Он должен в отпуск через две недели пойти.
– Отпуск, дело хорошее.
– Вот приедет меня навестить, надо и вправду спросить у него. А то еще застыдите меня, дескать, родная мать, а кем работает сын и не знает.
Вдруг бабушка живо вылезла из-за стола и направилась в избу.
– Да я вам щас его недавнюю карточку лучше покажу. Там сами и разберетесь, че почем. – через пару минут хозяйка положила перед мужиками на скатерть цветную, девять на двенадцать фотографию, на которой в парадном кителе с золотыми погонами генерал-майора красовался сам начальник областного управления внутренних дел Василь Иваныч Соколов.