Я собиралась в отпуск. Планирую провести несколько дней в Москве – побегать по музеям и выставкам, потом на море, в Сочи.
В новостях буйная радость: в Москву из Лувра на две недели привозят Джоконду Леонардо да Винчи! Она будет в Пушкинском музее.
Значит, импрессионистов я не увижу (всё остальные залы будут закрыты).
Я сначала расстроилась. У меня уже стало традицией, каждый раз, приезжая в Москву, первым делом бегу к любимым Клоду Моне и Камилю Писсарро. Тут такой облом.
Потом уточняю – ура! Высочайший визит французской знаменитости заканчивается как раз накануне моего прилёта в Москву.
Отлегло.
Дело в том, что я с детства терпеть не могу Мону Лизу.
***
В моём далёком детстве во всех помещениях, будь то магазин, баня или столовая, было мрачновато. Время было послевоенное, 50-е прошлого века, экономили на всём. На электричестве тоже.
В этих мрачных помещениях обязательными атрибутами были две вещи: длиннющие очереди и репродукции картин на облупленных стенах. Картины развешивались давно, скорей всего ещё до моего рожденья, тогда же красились стены. Поэтому выглядели они примерно одинаково.
Стоя с родителями в очереди, я старалась не смотреть на людей, они были уставшие, сердитые. Картины были в основном передвижников: Шишкин, Репин, Левитан, Саврасов, Васнецов. Мне нравилась Левитановская осень – она выделялась солнечным пятном, на фоне общей унылости.
(Остальных я оценила позже, уже в Третьяковке). Все репродукции были отвратительного качества, изрядно засижены мухами, и все как на подбор с безрадостными сюжетами.
Ещё там, на стене иногда висела Джоконда. Это было полное безобразие.
Там вообще ничего нельзя было разглядеть. И тоже вся в мухах. Но я слышала, что ей надо восхищаться. Это раздражало ещё больше.
Прошли годы. Я много раз бывала в картинных галереях. Мои детские воспоминания о засиженных мухами репродукциях заместились их великолепными подлинниками.
Моё агрессивное неприятие Моны Лизы я таскала за пазухой полжизни.
***
И вот я в Москве.
Заезжаю к своей замечательной родственнице Полине.
Она с порога – «я завтра выходная, куда пойдём?».
Что за вопрос, конечно в Пушкинский!
С утра едем. Выходим из метро – мать честная! Очередища – чуть не километр.
- Ну, что? Будем стоять?
- Конечно!
Стоим, радостно болтаем. Год не виделись. Время бежит незаметно. Часа полтора мы вдохновенно обмениваемся новостями, вчера-то мы сразу спать легли, я же ночью прилетела.
Когда все новости закончились, я вдруг говорю: «Слушай, я же каждый раз, как приезжаю в Москву – сразу сюда. Никогда такой очереди на импрессионистов не видела. Импрессионисты – они же на любителя!?»
Стоим дальше. И, так как наш трёп был практически исчерпан, стали прислушиваться к народу…
Оказывается, по просьбе публики, французскую гастроль продлили ещё на неделю (а может на две, уже не помню). Я сразу сникла. Полина спрашивает, - «может, тогда пойдём отсюда?»
«Нет, уже столько простояли. Давай достоим. Поставим птичку на мероприятии».
Где-то ещё через час запустили нашу партию. Там запускали определённое количество посетителей, чтоб всё было чинно, благородно, без толпы.
Я всё так подробно рассказываю, чтоб было понятно, в каком настроении и состоянии я пришла на встречу с «всемирно почитаемым шедевром».
Уставшая, расстроенная, что стояла «не туда» и высокомерно-равнодушная по отношению, как к очереди, так и к ажиотажу, царившему вокруг.
Заходим.
После яркого летнего дня здесь, кажется просто темно. К тому же, всё задрапировано чёрной тканью. Один мраморный Аполлон сияет у лестницы. Его, красавца – не задрапируешь. Нас направляют в зал направо.
Там темно, освещена только картина на стене, противоположной от входа.
Проход для зрителей в форме латинской буквы «U», упавшей налево. И всё чёрное: и стены, и проход. Медленно движемся по проходу…
И тут я встречаюсь с НЕЙ глазами. Она смотрит на меня, спокойно, пробираясь так глубоко, что становится не по себе.
Никого нет вокруг. Мы одни. Эта непостижимая женщина и я.
Она живёт 500 лет назад.
Она живёт в это мгновенье.
Я чувствую, как она сканирует меня. До самых потаённых закоулков.
Я спрашиваю её: «а ты-то сама как?»
«Я давно живу. Тебе этого не надо знать. Это только моё»
Сколько мы были в этом зале, не знаю. Может 10 минут, может – полчаса.
Этот взгляд. Этот контакт…
Это – непостижимо.
Я люблю ходить в картинные галереи, на выставки. Я достаточно много видела замечательных полотен гениальных художников. Приходилось подолгу стоять напротив шедевров.
Но того, что случилось тогда со мной, а быть может с нами обеими…
Больше со мной такого никогда не случалось.
(На репродукцию имеет смысл смотреть только в том случае, если ты видел подлинник. Тогда она оживляет воспоминания.
Иначе… нет, иначе просто недопустимо).