Юрий Горбунов
ФАШИЗМ И ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА
———————————————————————————————————————————————————————————
Из сборника «Первый съезд советских писателей 1934 год»
Иван Бунин не осуждал гитлеровского нашествия на СССР. Наоборот...
Можно ли тех называть «антисоветчиками и русофобами» тех русских писателей из белоэмигрантов и власовцев, которые открыто или в своих дневниках признавались, что желали скорейшего разгрома Советского Союза гитлеровцами в годы Великой Отечественной войны? В прежних своих статьях я уже упоминал Мережковского и Гиппиус. Оказывается недалеко от них ушёл и русский нобелевский лауреат И. Бунин.
Можно ли их называть «подручными фашистов», ведь политика и литература - два родные сестры. Можно и нужно: «дабы, - как говаривал Петр I, - дурь каждого видна была!».
Вот какие выписки из «Дневника» Ивана Бунина, считавшего себя «аристократом», а советский народ - «быдлом», привёл недавно в своей статье патриарх советской журналистики, русский патриот Владимир Бушин:
«10 августа 1941 г.: «Русские (везде, как иностранец, — «русские», ни разу — «наши») второй раз бомбардировали Берлин». И что? Ничего... Но вот 24 июля о бомбежке Москвы почти злорадное восклицание: «Это совсем ново для неё!»
12 августа опять стыдит бандитов: «24 года не «боролись» — наконец-то продрали глаза!»
30 августа: «Кончил вторую книгу «Тихого Дона». Все-таки он хам, плебей. И опять я испытал возврат ненависти к большевизму». (Даже в те дни, когда большевистская родина была между жизнью и смертью. А Шолохов тогда находился на фронте.)
14 сентября: «На фронтах все то же — бесполезное дьявольское кровопролитие». Все, мол, решено, кончено, а эти русские продолжают бесполезное сопротивление.
25 сентября: «Положение русских катастрофично... Прекрасная погода...»
И после всего этого к нему можно относиться по-прежнему?... Лучше бы я не знал его дневник...- пишет В. С. Бушин в своей статье в ЛГ.
Я солидарен с В. С. Бушиным и благодарен ему за правду о писателе, поэзию и прозу которого любил. Его статья и выписки потрясли меня. Сам почитал «Дневники 1939-1945 годов» И. Бунина.
Делаю дополнительные выписки:
30 июля 1941. «Итак, пошли на войну с Россией: немцы, финны, итальянцы, словаки, венгры, албанцы (!) и румыны. И все говорят, что это священная война против коммунизма. Как поздно опомнились! Почти 23 года терпели его!...»
2 августа .... «сами русские только что объявили, что они сдали Ригу и Мурманск. Верно, царству Сталина скоро конец. Киев, вероятно, возьмут через неделю, через две...»
3 августа. «Читал I книгу "Тихого Дона" Шолохова. Талантлив, но нет словечка в простоте. И очень груб в реализме. Очень трудно читать от этого с вывертами языка с множеством местных слов...»
30 августа. «Взят Ревель. [...] Кончил вчера вторую книгу "Тихого Дона". Все-таки он хам, плебей. И опять я испытал возврат ненависти к большевизму...» (Шолохова и большевиков Бунину я никогда не прощу! - ЮГ.)
И. Бунин опомнился только в 1944 году:
23 августа. «Взят Псков. Освобождена уже вся Россия! Совершено истинно гигантское дело!....»
27 августа. «Взяты Витебск и Жлобин. Погода все скверная. Взята Одесса. Радуюсь. Как все перевернулось!»
(Иван Алексеевич Бунин, Дневники 1939-1945 годов).
В 1941 г. радовался, что скоро коммунизму — капут! В 1944 г. радовался, что — не капут, а «все перевернулось».
Для сравнения вспомним другого русского, не менее известного его современника — композитора Сергея Рахманинова, передавшего немало денег на Родину во время Великой Отечественной войны. На эти деньги был построен самолет для Красной армии.
***
Разве могу я называть теперь Бунина русским писателем и патриотом после всего этого?! А сколько таких писателей было и есть на Руси в наши дни!!!
Не понимать, что такое фашизм в 1941 г. и какие угрозы несли еврофашисты человечеству, — это такая «дурь», такое невежество, такая дикая русофобия, что трудно даже представить!
В 1934 г. о необходимости борьбы с фашизмом в мире не говорил только ленивый или фашист. Неужели И. Бунина совсем не интересовал первый съезд советских писателей? Неужели он не слышал о проведённым М. Горьким и И. Сталиным первом съезде советских писателей и об антивоенных международных конгрессах антифашистов!? Не читал он о преступлениях фашистов, творимых ими в Германии и во Франции, совершавшихся у него буквально под носом? Или понимал, что Нобеля он и получил за свой патологический антисоветизм!
На съезде писателей в августе 1934 г. выступил: НИКОЛАЙ БАЖАН: «Третьего пути нет».
(Николай Платонович БАЖАН (1904-1983) — украинский советский поэт, переводчик, публицист, культуролог, энциклопедист и общественный деятель).
В первой части своего выступления на съезде писателей мы слышим общие рассуждения поэта о литературном творчестве:
«Ведь спор о праве на творчество миром уже разрешен. Мы не верим словам буржуазных критиков и буржуазных философов об освященности, о вдохновении, о том наитии, которое осеняет их адюльтерные или барабанные романы и поэмы. Советская литература знает, что такое? Это — творчество эпохи войны и пролетарских революций, творчество эпохи победоносного социалистического строительства.
«Творчество же есть создание нового. Проявляют ли так называемые творцы иных классов умение создать великое и радостное новое? Способны ли они на ту степень напряжения работы памяти, без которой невозможно творчество? Способны ли они помнить, знать и видеть мир?
«Тов. Горький говорил, что в буржуазной литературе XIX века необходимо различать две группы авторов. Одни из них — это те, которые восхваляли и забавляли свой класс — все эти Поль де-Коки, Февали, Самаровы. Эта группа еще более количественно возросла, а качественно еще более обеднела в XX веке. Порнография и детектив еще решительнее, грубее вытесняют более одаренных людей буржуазной Америки и Европы на мансарду или в подвал. Жалкие скоморохи пытаются еще раз инсценировать пир во время чумы, они еще громче визжат и еще более изощряются в пошлостях и непристойностях. Ведь «Любовник леди Чаттерлей» — вот наиболее типичное произведение этой скоморошьей, вымученной и искусственной вакханалии.
«Некоторые стремятся быть более изысканными — Поль Моран. Другие желают хотя бы походить на таких, как Декобра, но сутенерский эапах, идущий от этой литературы, — его не заглушить никакому Коти. Изыск и утонченность давно уже перешли в манерничанье, гримасничанье и пошлость.
«В бельэтаже буржуазной литературы сидят любовники-профессионалы, воры и сыщики и гремят сапогами какие- нибудь французские или немецкие, в коричневых, черных или голубых рубашках Кузьмы Крючковы...
«Есть литература вторая, литература людей, топчущихся на месте, литература людей, не порвавших с проклятым, с проклятым и для них самих, своим старым. Тов. Радек достаточно говорил о таких писателях, как Селин, как Ремарк, как Джойс и Пиранделло. Они тоже не должны выпадать из круга нашего внимания. Отчаяние, бессилие и ночь — вот главные лейтмотивы их творчества. И если скоморохи и порнографы не могут» не хотят ничего помнить, ничего понять, как Бурбоны, возвратившиеся после реставрации во Францию, то эти отчаявшиеся боятся и помнить и понимать. Они боятся перешагнуть барьер, еще отделяющий их от классовой истины мира. Они еще не способны на тот шаг, который сделал наиболее одаренный и самый лучший из них — Ромен Роллан в последних своих статьях, в своих выступлениях к наконец в последнем своем романе. Они ограничивают свою память, заставляя ее работать на урезанном запасе впечатлений, невероятно интенсифицируя и разрабатывая этот запас.»
Божан иронически говорит о тех буржуазных писателях, которых после расстрела Белого дома в 1993 г. было приказано признать классиками (буржуазной словесности) и в России. Их мы, будущие филологи, не читали в конце 1950- х, однако через 20 лет советские литературные политики заставили нас признавать и Джойса и Пруста, Ремарка и Дю-Гара таковыми.
«День Блюма с маниакальной кропотливостью и схоластической бесплодной изощренностью анализирует и раздробляет Джойс.
«Куст боярышника перед великосветской виллой для Марселя Пруста заслонил весь мир. Он не хотел больше энать, он не хотел больше видеть и обил стены своего кабинета пробкой.
«Роман Селина — это как бы негативная фотография мира, в которой с тщательной обратной четкостью выделены все черные, темные линии воспринятой писателем действительности. Ярких красок нашего мира не увидел этот писатель, ибо и яркая окраска красного знамени выходит на негативном фотоснимке черной.
«Дю-Гар знает мрачный, замкнутый круг, по которому идет его «Старая Франция». Он знает убийственную тавтологию его дней. Его душит узость этого круга, но он еще не может разомкнуть его.
«И все они такие — это группа последних, отчаявшихся буржуазного мира. Они боятся памяти, они не знают радости, а особенно — радости свободного труда — Радости труда восставшего. Когда Андрэ Мальро с любовью всматривается в глаза повстанцев — китайских рабочих, то это — любовь отчаяние. Поэтому-то она и искажает действительность, ибо каждое восстание пролетариата — это не безысходное отчаяние, наоборот — оно насыщено оптимистической зарядкой, несмотря на трагические исходы отдельных взрывов революции.
«Боясь памяти, боясь радости, не зная труда — нельзя творить. И они не творят, они конвульсируют. Но есть ли для них исход, выход к творчеству? Третьего пути нет. Советские литераторы твердо знают, что третьего пути нет. Корду классовой буржуазной ограниченности, корду классовой близорукости, на которой мечутся и топчутся эти отчаявшиеся, — ее нужно порвать, иначе она захлестнет петлей.
«Мы должны еще внимательнее всматриваться и изучать творчество и пути лучших писателей, наиболее честных людей буржуазных стран. Мы их понимаем. Многие из нас понимают это отчаяние, это топтание на месте, вспоминали свой уже пережитый опыт, свою уже пройденную дорогу. Третьего пути нет.
Н. Бажан об украинском фашизме.
«Многие писатели говорили об убожестве фашистской литературы в Италии, Германий, Японии. Но есть еще один отряд международного фашизма, на примере которого весьма выпукло можно проследить все отвратительные, все дичайшие, все мракобесные «прелести» фашизма.
«Если идеологи и деятели немецкого, японского и итальянского фашизма — рабы монополистического капитала, то имеются еще и рабы рабов. Эту «почетную» роль взял на себя украинский фашизм, украинский национализм. Для них безразлично: и перед коричневой рубашкой, и перед остроугольной конфедераткой, и перед бутафорскими латами потомка самураев они с одинаковой готовностью гнут свою казацкую шею, треплют свою казацкую чуприну. При том делается то во имя «любви к Украине»!
«Вот например весьма распространенный среди фашистских украинских кругов образчик этой «любви». Есть в Харбине газета «Украiнська справа». Эта украинская фашистская газетка, конечно, прежде всего интересуется вопросом о японо-советской войне. Все ее вещания по этому поводу с большой охотой подхватываются остальной украинской фашистской прессой. Газета «Новий час», выходящая во Львове, с восторгом перепечатывает ее передовицы. «Украiнська справа» пишет в своей передовице о будущей японо-советской войне: «От войны,— философствует «Украiнська справа», — может пострадать и украинское население Дальнего Востока. Но это пустяки — ведь после победы Японии будет обеспечено создание свободной Украины под японским протекторатом».
«Кажется мне, что они ошиблись. На географической карте мира для «Украины-Го» нет и не будет места. Но эта готовность отдать миллионные массы, людей советской Украины на уничтожение, на растерзание и во владение любым фашистам любого государства характерна для всего украинского национализма.
«Фашистский поэт Маланюк очень темпераментно кричит в своих стихах о своей ненависти к массам украинского народа. Гетманские каратели и контрразведчики в своих «ученых» учреждениях в Берлине с сожалением подсчитывают и находят, что слишком мало людей было расстреляно, повешено и выпорото шомполами во время их кратковременного господства на Украине.
«Ненависть к трудящейся массе, маниакальное человеконенавистничество — черта общая для всего фашизма, но особенно цинично проявляющаяся в фашизме рабьих рабов. И наряду с этим расцветает в литературе украинского фашизма ароматный букет цезарианских добродетелей. Цезаря нашли они себе, прямо сказать, неважного. Трудно, очень трудно, даже наиболее исступленным маниакам представить себе Павла Скоропадского в триумфальной колеснице. Но если нельзя себе представить чего-нибудь, то может быть можно поверить в это?
Идеолог украинского фашизма — Дмитро Донцов, этот местный, так сказать, Розенберг или Джентиле, на слепую веру только и надеется: «В наше время не шатающаяся перед доказательствами псевдологики ума, только цедоказуемая вера спасет от гибели.»
«Беспринципность и двурушничество проповедует он, когда говорит о том, что, «теориями и основами нужно вертеть, как сапожник кожей, чтобы над всем доминировал вопрос — полезно ли это нам или вредно». Отсюда — один шаг до проповеди социал-фашиста Шаповала и до предательской практики контрреволюционеров на советской Украине, которые пытались пролезть и в украинскую советскую литературу. Отсюда один шаг до отвратительной теории «валленродизма», этого оригинального плода украинской фашистской мысли, до этого культа предательства, до этого культа двурушничества. И какое бессилие, какое гниение и какая ненависть смогли породить этот отвратительный культ, эту отвратительную практику!
«Ненависть к человечеству, кровавый туман мистики, застенки расы, культ измены и украинский фашизм с особенным старанием собирает этот ядовитый мед со всех уродливых цветков международного фашизма.
Но литература советской Украины, литература этого форпоста нашей прекрасной родины — писатели-коммунисты, беспартийные писатели вместе со всем пролетариатом не дадут фашистской горилле восторжествовать. Они знают один путь — путь первого на земле великого и настоящего человечества. И они не сойдут с этого пути (аплодисменты).»
Увы!? Временно сошли! - скажем мы сегодня.
А когда сошли с социалистического пути, фашизм сразу же постучался в некоторые бывшие советские республики.... И полилась кровь…. Море крови…
И это только начало эпохи ЛИБЕРАЛЬНОГО ФАШИЗМА.