Поэмка

Антон Вереницын
вечер глупый, как болванка; утро ночи мудренее;
день, конечно, самый умный, потому что самый светлый;
звёзды там, у полустанка, усмехаются. вернее,
убегают с небосклона, огибая космос пе'тлей.
да, они мерцали ярко, значит, тоже не из глупых,
ну а вакуум на фоне их разглядывал под лупой.
солнце светит в тёмный лес,
вот-те, собственно, гротеск.

"мы живём уж в двадцать первом!".
"я расстался с этой стервой!".
"сколько, господи, разврата..".
"бога в суе? вот не надо".

"милый, скатертью дорога" говорила тётя дяде;
сын из спальни с голой писькой осторожно наблюдает.
люди просят хоть немного добавления к зарплате.
ну а что мы можем сделать? что могли, мы вам отдали.
вот поставим обелиски, вот вернём былую силу,
а пока вы сами, дескать; и всевышний вас помилуй.
поднатужимся, народ,
царь сказал, и долг зовёт.

"подскажите, где здесь сахар?".
"не пошли-ка бы вы нахер?".
"я забыла, что худею".
"Иисус был иудеем?!".

да, весна пришла в апреле. а вернее, в середине:
фиг поймёшь сезоны эти, видно, им по барабану!
солнце греет, воздух преет, но всё это тоже сгинет,
потому что на планете чёрт-те что и сбоку бантик.
я, конечно, не противник галилеевской системы,
но зачем в очках идти мне, если всюду только темень?
так и встал вообще вопрос,
для чего я, мама, рос?

"будь хорошим, будь достойным".
"ты мне, сука, должен стольник!".
"уж рассвет, а я не сплю".
"баю-баю, ай лю-лю!".

а пока вы мирно спали, мы с братвой на Марс летали
или как там... на Венеру? в общем, жить там тоже можно!
это мы не проходили, это нам не задавали.
баба Валя бабу Веру обокрала на таможне.
доллар, евро, всё по курсу. ну а кто сейчас не скачет?
ты не плакай и не хмурься. разве может быть иначе?
век событий на носу.
ты не ссы, и я не ссу.

"вы бы это... повзрослели".
"ты не пой мне песни Леля".
"нет, я вовсе не такая!".
Герда убивает Кая.

окна тихо растворились и вошла немая полночь,
ох, красивая, зараза, я хочу на ней жениться.
но поспорил я три раза аж на ящик алкоголя,
что останусь холост или ну хотя бы без девицы.
вот ищу я и скитаюсь, как корабль, объятый ряской,
и акулы бродят стайкой, и маячит флаг пиратский:
ну же, братцы, подналяг!
глубже вёсла, выше флаг!

"я готовлю макароны".
"а ты слышал речь Макрона?".
"а включи-ка телевизор".
"извините, ну и высер".

выхожу я на дорогу, не один, но путь кремнистый,
и товарищ тот усатый, что хотел забыться сильно,
всё же зырит в наше время, на количество амнистий,
и камзол его помятый всё ж немытей, чем Россия;
спотыкаясь, ради бога, все мы пятимся куда-то,
и тот самый грозный кремень сыплет крошку нам под латы.
здравствуй, средние века,
демократия, пока!

"а чего ты грустный, милый?".
"жрать идите, всё остыло!".
"а мы третий день не ели".
"я вот плачу всю неделю".

вот раздвинулись кулисы, это явно представленье:
это т о ч н о представленье! даже ритм его и рифмы!
я любил вон ту актрису между скукою и ленью.
а потом любил нас Ленин под каким-то тайным грифом.
все любили всех когда-то, но любовь такая штука,
что не может безвозвратно и тем более со стуком.
вот поэтому я гол,
как ощипленный сокол.

"буть ты проклят, тварь, мудила!
нет, вернись, я пошутила".
"здесь диез или бемоль?".
"вашу шляпу съела моль".

вот и стили подоспели: классицизм или барокко?
нет, здесь кисточка Сезана, а вот это точно Скрябин.
это чёрный, это белый, это вот сумбур порока.
это красный — в сердце рана и в глазах мерцает рябью.
это так, а это эдак, я в искусстве разбираюсь,
мой талант, конечно, редок, а в башке — святая закись.
это где-то что-то так
о возвышенных мечтах.

"я создал вчера шедевр".
"это стоит двести евро".
"прочитайте, что писали
в этом красочном журнале:

это просто. это сложно.
это выродилось тоже".
мы гоняемся за раем
и тихонько умираем.

и поэтому не столько жизнь важна, как то, что после;
вот и тысячи теорий на слонах и черепахах.
но бесхвостый и нескорый, ты как вычурная помесь:
и не храбрый, и не стойкий, но родившийся в рубахе.
ты сбежал от наших, ваших, от спасений и проклятий,
от мамаши и папаши, бабки, дедки и дитяти.
прям как чудо-колобок!
паровоз, который смог.

"ты воняешь, как конюшня!".
"всё сказала?". "всё послушал?".
"дорожает кока-кола..".
"дети вон пришли со школы".

и действительно: в подъезде в человеческом обличье
книжка, пианино, пиво и лекарство от простуды.
и стоят они все вместе, как конгресс на важном спиче,
как моя ретроспектива, обитающая всюду.
оттого и не спешу я увязать в житейской прозе,
но глазок на них прищурен, как в мусарне на допросе.
чем компания не та?
отворяйте ворота!

"с новым годом, дорогие!".
"можно встать во время гимна?!".
"может быть, тебя заметят,
напечатают в газете".

я хотел быть президентом, космонавтом и актёром,
да причём одновременно, чтобы время зря не тратить;
только б не напутать где-то и не дать с трибуны дёру,
обещая космос пленным или шоу на параде.
но, как видно, дед-морозу не дошло моё желанье,
либо кто-то взял без спросу, загадал его заране.
ишь ты, царева дворца,
морда, ламцадрица-ца!

"не фанат я футуризма".
"это та твоя актриса?
я ей выдерну глаза!".
"да заткнись ты, я сказал!".

всё меняется ролями, так как это неизбежно:
вот судьба и притащилась на холсте и в толстой раме.
на картине инь и яни, почерк смерти, да и внешне —
кровь из пасти, в жопе шило и несхожесть с большинствами.
потрепалась ты легонько за последнее столетье;
эта жизнь — такая гонка, эти мы — такие дети...
ну, присаживайся, мать,
будем столик накрывать.

"руки мой, сортир направо".
"гениальный мальчик, браво!
поумнел, окреп и вырос!".
"мы открыли новый вирус".

кстати, он явился тоже, вместе с полночью в окошко,
мы его пока не видим, но оно не так и важно!
мы целуемся, как можем, проникаем осторожно
языками, как в повидло, в челюстные наши чашки:
это то, что остаётся вне воинствующих армий,
как Бетховен или Моцарт на афишах Ковент-Гарден.
но спектакль дорогой,
так что лучше я домой.

"где ты шлялся трое суток?".
"обожаю проституток".
"мы закрыли ипотеку!".
время пахнет человеком.

вдруг, как гром средь бела полдня, в воздух взносятся снаряды,
все мы знатно обалдели, глядя молча друг на друга.
ни один из нас не понял, для чего всё это надо,
но на самом-то на деле, это было с перепугу.
но на самом-то на деле, все мы приняли решенье:
нас пока что не раздели и не сделали мишенью...
пиф-паф, ой-ёй-ёй,
умирает мальчик мой.

"на Руси живётся чудно".
"вымой тщательней посуду!".
"а вчера сосед жену
в ночь зарезал за вину".

чем же были виноваты? да кому какое дело.
кто остался за колонкой этих титров расчудесных?
больше пепла, больше ваты и работников умелых,
и побольше музык звонких, и ещё побольше места!
нам, конечно, не хватает даже стульев в этой зале:
умещайтесь тесной стайкой, как хозяева сказали.
ну и что? мы не горды:
вы туда, а мы — сюды.

"передайте хлеб с салатом!".
"мы с тобой смотрелись рядом".
"если хочешь, то раздень...".
"хоронили целый день!".

пастораль и пантомима, диссонанс из ниоткуда,
это что-то затаилось наподобие финала.
все пошли куда-то мимо, отравившись главным блюдом,
потому что чаще милость, чем немилость, убивала.
глядя вслед шагам неровным, Жизнь молчит, дышать не смея,
как избитая Нероном беззащитная Поппея:
ты последняя ещё
не закрыла этот счёт.

"перейди на нежный шёпот
и возьми вот этот штопор.
видишь? острый, как стрела,
что до цели не дошла.
вечер глупый, как болванка,
заживёт и эта ранка,
спи, любовь моя, скорее,
утро ночи мудренее".

15-16. IV. 2022