4.Галина Чернова.
И кто бы мог подумать, что из этой пигалицы вырастет такая красивая женщина, смешливая и занятная, влюбленная в жизнь и томимая жаждой все познать – столько в ней было вопросов к себе самой и к другим.
А была-то она всего лишь сестренкой Наташки Черновой, Олиной одноклассницы, симпатичной и серьезной девушки, но, видит бог, такой зануды, даже в 15-17 лет. И звали сестренку Галина Бентеж. Их отец служил в Домне, в эскадрилье, и был отцом трех дочерей да плюс жена. Целая бабская команда. Жили они в том самом единственном каменном доме, в подъезде, где жили Оковитые и Корсаковы. Вот подъезды как раз не делились на летчиков и ракетчиков. Все жили вразбивку, но взрослые дружили все-таки по родам войск.
А дети дружили больше всего по классам, конечно. Старше них были только Ленечка Кравцов и Алька Корсаков. Смешно сказать, Ленечка Кравцов был всего на два месяца старше Оли, но пошел учиться в почти семь, а она, декабрьская, почти в восемь лет. Так и получилось, что мальчишки, ее ровесники, уже закончили по два курса института, когда они с Наташей и Лехой Прийменко только выпускались из школы.
У них уже была совсем взрослая жизнь в Новосибирске, откуда регулярно прилетали на каникулы.
Так вот, еще до появления Гали на сайте Оля вспоминала их Натали с еще одной подругой подруги, моложе на пару лет, рассматривали фотографии, так та прямо так и написала:
- Как увидела Наташку, ее кисловатую физию, так как будто и сорока лет не прошло.
- А! вот откуда ты так проассоциировала, ведь она была комсоргом школы, но ведь я-то была комсоргом в нашем классе.
- А дело не в должности, а в занудстве не по годам и вечных обидах, что ее не ценят и не любят.
Так вот, именно Корсаков сообщил, что на сайте есть самая младшая из сестер Черновых, Галка, которая в их там бытность вообще была едва ли первоклассницей.
Оля с ней срочно поприветствовали друг друга. И очень друг другу понравились. И теперь вряд ли расстанутся. Такая занятная человека получилась из бывшей пигалицы с выгоревшими бровями и волосами. Она жила в Крыму, занималась чем-то геодезически-метеорологическим, имела симпатичную семью. В довершение ко всему притягивала к себе разных людей из разных стран. Ни у кого в форуме не было столько стихов. Ей даже в комментарии к фотографиям цепляли рифмованные столбики.
Хорошие стихи, а это ведь редкость на сайте. В основном-то рифмованные поздравлялки на все случаи жизни, от которых уже воротит. Или дамские нескладушки «за любов». Нет, среди серьезных стихов признанных авторов помещали авторские, иногда перепадало и посетителям ее страницы. Поистине, всегда сам человек красит любое место.
Так, через 45 лет от нее Ольга узнала, что Наташка живет в Новосибирске, кстати и Ленечка Кравцов, когда учился в этом городе, жил на квартире у их тети, сестры отца Гали и Наташи. Так тетя Нина до сих пор вспоминает этого мальчика, такого толкового, чистюли и просто хорошего человека она в жизни своей больше не видела.
Видит бог, даже через полвека приятно слышать это о твоих хороших друзьях. Но сам-то, Ленечка! Почему тебя нет на сайте? Ведь ты всегда был самым продвинутым среди домнинцев, да и в институте, наверное, тоже. Компьютер для тебя, технаря, семечки. Что, почему и как, - терялась Ольга в догадках.
А у Наташки муж – морской офицер в отставке, двое детей. Оля попросила телефон и сразу, не откладывая, набрала Новосибирск.
Ответивший женский голос был очень знакомым – и как всегда занятым:
- Алло! Да это я. А это кто? Да говорите же.
- Наташ! Ты сядь, если стоишь,- но в ответ понеслось, несмотря на Олин совершенно дружелюбный и смеющийся голос:
- Что случилось?
- Да ничего особенного. Просто ожидала ли ты, что в один прекрасный день тебе позвонит Оля Квадратько, ты меня хоть помнишь?
- А, это ты, - практически без эмоций ответствовала «кисловатая физия» (ей-богу, придумала не Оля),- я тут внука кормлю.
- Ну, не грудью же?- подначила раздосадованная Оля.
- Какой еще грудью? – сердито так ответствовала Чернова.
Тут Оля и поняла, что не все такие, как она и другие девчонки и мальчишки, с кем она встретилась на сайте или нашла через сайт телефоны тех, кто не дружит с компьютером. У этих-то, на взгляд Оли, нормальных людей вырывались вопли восторга в телефонную трубку или немыслимое количество восклицаний и смайликов в компьютерных сообщениях.
Поэтому она поспешила закруглиться:
- Ну, прости, Наташа, что помешала. В следующий раз, лет через 40, может, позвоню. Так у тебя, может, хоть тогда найдется время для радости. Будь здорова.
В ответ прошелестело на пике раздражения то ли внуком, то ли собой, то ли суетой, с которой ей не справиться:
- До свидания.
Раздосадованная, она пожаловалась Галке. Та ответила:
- Ты что, Наташку не знаешь?
- Ну да, это очень актуально. Ты знаешь, некоторые люди меняются.
- Она и себя-то по праздникам любит, да все суетится, просто спасу нет. Мы и в детстве скорей к маме пошли бы нагоняй получать, чем к ней – разнудится, только держись. А тут муж инсульт перенес, внучек маленький. Хотя ее это не оправдывает, конечно. Вот я в Новосибирск полечу, узнаю, чего она такая балда.
----------------------------
Такой зимы не было в Д-ске давно, наверное, года с 72-го. Декабрь – снег и мороз. Вот уже и январь на исходе, а сегодня минус 26. Правда, было потепление до и после Нового года. Вот когда все плывет и тает – это нормальная здешняя погода, а чтоб минус за 20 – это сбой программы. Но самое невероятное – и февраль по прогнозам тоже ледяной.
Что делается?
Снег сверкает, сугробы имеют праздничный белоснежный вид с небольшими завихрениями на верхушках конусов. Мимо окна изредка пробегают люди и бесшумно проплывают машины – снег глушит все привычные уличные звуки. Даже собаки лают реже – а чего зря глотку драть на морозе.
Три дня отсутствовал Кысыч. И это в такой холод. Ольга уже потихоньку горевала – ведь свое же создание, кот-мурлыка, который вдобавок очень любит помурлыкать, сидя у нее на голове, и время от времени запуская в эту голову свои острые коготки. Но всегда на пределе терпения.
- Это он тебя лечит! – говорили домашние.
- И правда, я себя после этого лучше чувствую,- признавалась Ольга, - давление, что ли, снижается после этого взаимодействия человека и кота. Ох, и Кысыч!
А тут нет его несколько дней. То ли замерз где, то ли собаки порвали? – Оля рисовала себе «жалисные» картины.
На четвертый день, рано утром, когда выпускала Блэра из ледяной веранды на еще более ледяную улицу – в дом ворвался кот. Именно ворвался, иначе не скажешь. Обычно молчаливый, он отчаянно орал, громко жаловался на неизвестную никому обиду и одновременно давал понять, что съест быка. Радости не было предела:
- Где ж ты был, ликарю! Кто ж так гуляет в морозы? Вот чертов кот! Без тебя так плохо маме, - и сама себе отвечала:
- Меня какие-то идиоты в чужой сарайке заперли. Там даже мышей не было.
- А не ходи по чужим! А сиди дома! Так ведь снова пойдешь, шкодник. Ну, ешь пока, голодающий.
Наевшись, он долго спал на газовом котле, в самом теплом и уютном, на его взгляд, месте в доме. И они вместе тихонько мурлыкали – кот и котел.
А однажды Сашка вдруг захотел взять «на ручки» Блэра, этого собакина весом килограммов в 20. Он его тянул, подпихивал и поддерживал коленом, потом располагал на руках и наконец разместил удобно, под спину, к неописуемому собачьему удовольствию. Удовольствие выражалось в капризном изломе всех четырех лап, причем в разных направлениях, в развешанных ушах, в удивленной морде и увлажненных глазах. И, разумеется, в мерном помахивании хвостом в необычном положении сверху вниз. А кокетливо наклоненная морда при этом улыбалась, благодарная-благодарная.
Мама с сыном смеялись, собака наслаждалась вниманием и особым почетом, оказавшись на высоте человеческого роста. Но интересней всех реагировал кот.
Сначала он напряженно и возмущенно всматривался в эту сцену сверху, с микроволновки, стоящей на холодильнике, при этом голова с округленными глазами была ниже зада. Затем он заорал, что тоже было довольно редко, только в минуты большого душевного волнения, причем с видом, говорящим:
- Вы что тут, совсем спятили? - а на секунду замолкнув продолжил:
- Ты кого на руки взял? Этого здорового пса? Этого дурака? - люди хохотали до слез. А кот продолжал:
- А этот придурок разлегся – все лапы как сломанные бамбуковые палки – в разные стороны. Да еще и лыбится!- модуляции голоса сначала нарастали в силе, а затем перешли в скулеж, почти собачий:
- Это меня, меня надо брать на ручки! Это я умею красиво лежать и мурлыкать, и мурчать от удовольствия. Это я – маленький, красивый и пушистый. – голова все также свисала сверху, но уже без обалдения и угрозы. Наконец он замурлыкал:
- Ну возьмите меня на ручки! Мур-мур-мур.
Вот такие вот ослики Базила Окселотла, куда без них в глубокой внутриличностной жизни?
------------------------
В первый год стройки к ней прибился щенок по имени Шарик. Это потом его уже так назвали, а сначала из-за нового строения по вечерам, часов в 5, одним словом, как говорят англичане, at five o*clock, почти к чаю, все время с одной стороны, появлялся ну самый беспородный, какой может быть, щенок. Замирал на безопасном расстоянии и любопытными глазами всех изучал, кто это, мол, тут, на моей территории, так вольно расположился?
Поднимал вихрастые брови, никогда во дворе не лаял. Постояв, куда-то уходил.
Дворняжистое создание так и прозвали Шариком, особенно это закрепилось, когда он пришел в день рождения Сашки к дворовому застолью без изысков, где братья и племянники расселись кто где, но с тарелками и рюмками. Ну, это уж как водится.
Тут Шарик и прикатился, тем более, что время было как раз его.
Разогретое общество его сразу полюбило, тем более, что даже традиционный стол на этот раз отсутствовал и никого не стеснял.
Шарик был на верху блаженства. Его и подозвали, и угощали всякими вкусностями, которые он еще за свою короткую жизнюшку и не пробовал. И гладили, и ласково называли его так сладко, его собственным именем – ШАРИК.
Среднего брата с семьей не было, и поэтому никто не говорил, что это негигиенично – и вообще черт знает что.
А на самом-то деле они, несмотря на вечные строгости, его уже тоже любили, особенно их восхищало, что вот, затеяли дом, а к нему уже прибился житель, который воспринимает его всерьез и уже считает своим и даже охраняет.
А не было ребят из-за того, что прихварывала Оля.
- Все болит, а что со мной – никак не пойму.
- А врачи? – интересовалась Ольга, но Витальевна.
- Что врачи? Уже всю меня заисследовали, не могут разобраться.
Проходило время, полное забот. На стройке кипела работа. Тяжелая, трудная, но продвигалась. Частично менялись рабочие, заробитчане из соседней области. Трудились вперемежку с нарушениями режима. Заводили интрижки. Чуть не написала – романы. Нет, это называется как-то иначе, наверное. Хотя, кто знает, что есть что и у кого как. Один так уж точно нашел себе здесь и семью, и будущее. Хотелось бы надеяться, что навсегда. Мальчик-то был непростой.
Эдакий Лундгрэм местного пошива, а может, и разлива. Высокий и могучий блондин без указательного пальца на левой руке, как оказалось, с детства. Шалун был, однако. В свои 24 уже успел отсидеть за хулиганство, при этом был модником, аккуратистом и любимцем женского пола. Но у себя на родине жил с приютившей его матерью-одиночкой, о которой говорил очень хорошо, что не помешало ему с ней расстаться и переехать к новой девушке, с которой всерьез решил связать себя в будущем.
И даже для обзаведения взял у Оли книжный шкаф и цветок. Шкаф отработал, наведя порядок в подвале, к взаимному, так сказать удовольствию. Что и символизировал подаренный Ольгой цветок, большая пятнистая дифенбахия.
Нет, звали ее в этот год не Ольгой Витальевной, а как на работе, Витальевной. Нет, не так это было, а эдак громогласно и с делением на два выдоха, и с двумя ударениями в одном слове, когда вызывали ее из дома за какой-нибудь надобностью молодые здоровые жеребячьи глотки:
- Виталль-на!!!
- Это стало так привычно, что родной последыш о двадцати двух лет от роду, приезжая домой с работы, орал, хохоча, почти от ворот:
- Ви-талль-на!!!
Шарик тем временем уже со всеми задружился и был всеобщим любимцем, что напрягало всего одно существо. Да, правильно, сэра Блэра.
Но вот внезапно Шарик заболел. Не ел, не пил, как тень появлялся в назначенное время, ложился на лавке и лишь позволял себя гладить.
Естественно, лечили. В доме, где есть животные, всегда умеют прийти на помощь – и народными средствами, и уколами. Ничего не помогало.
В этот день он приковылял и едва взобрался на скамейку. Такие говорящие глаза-вишенки смотрели невыносимо жалобно…
Допоздна Оля засиделась с ним, гладила худенькое щенячье тельце, успокаивая и пытаясь подбодрить, укрывая его собственным стареньким халатиком. Уходя спать, она оставила его на скамейке, и была уверена, что утром найдет его там же, поскольку сил у него совсем уж не осталось. Она чувствовала, что это его последняя ночь.
И так привязываешься к ним, к этим животным, что хотелось плакать от бессилия, хотя, казалось бы, ну что там, просто приблудная собачонка. А поди ж ты!
Утром Шарика на лавке не оказалось, ушел, малявка, из последних сил, чтобы никому не докучать и не расстраивать. Можно было только дивиться, как он , обессиленный, полз со двора в какое-нибудь укромное местечко. Только остался на скамейке свисающий одной полою до земли старенький халатик…
Через несколько дней Оля, которая невестка, выписалась из больницы, куда попала по скорой с внематочной беременностью. Вот что это было, уважаемые эскулапы, которые ищут каждый свою болезнь пропорционально средствам пациента. А не видят всего организма и причины серьезного сбоя в нем.
Так вот, на вопрос Оли:
- А где Шарик? - Пришлось свекрови ответить, как есть.
- А когда это произошло?
- Во вторник. Задумчивая и бледная до прозрачности Оля чуть задумалась и неожиданно выдала:
- А знаете, я ведь именно в этот день попала на операцию.
Надо же, собачонка, которая появилась откуда ни возьмись и хранила наш дом, оказалась и моим ангелом-хранителем.
- Да уж, вот как ты это видишь. А кто знает? Все может быть на этом свете, даже невозможное.
------------------------
Кстати о собаке и снежном плавании. А на самом деле все о том же, нашем, человечьем…
Она сидела в кресле стоматолога с открытым ртом и не могла поддерживать разговор. А разговор шел о том, что выпал первый снег, и сегодня собака Якова Григорьевича, так звали симпатичного бородатого доктора где-то одних с Ольгой Витальевной лет, впервые увидела снег. Пес радовался и прыгал, после того как с опаской несколько раз запустил в белоснежное холодное крошево свои лапы. Резвился и кружился. Глаза выражали восторг без всякой примеси. А уши были топориком, как всегда.
Доктор был профессионалом. Совсем недавно открыл личный кабинет в здании бывшего Госстраха и еще каких-то арендованных контор и конторок.
Это уже был второй визит. А в первый раз во время процедуры вдруг заглянул ее муж, поздоровался, огляделся и закрыл дверь. Пока доктор повернулся к двери, его помощница быстро сообразила:
- Это группа поддержки.
На что он ответил или спросил:
- Нашей пациентки?
Кабинетик тоже был очень симпатичным. Все новое, нарядное и с претензией на вкус владельца. Поскольку Оля пришла по предварительной записи, других пациентов не было.
Взаимная симпатия была такой очевидной и необременительной, что на душе было тепло, а лечение проходило практически безболезненно. Впрочем, от такого доктора, высокого, поджарого, в очках и с трехнедельной модной щетиной, можно было все стерпеть.
А он все продолжал так же незатейливо разговаривать то ли с ней, не ожидая ответа, то ли с молоденькой вышколенной медсестричкой, в общем, все было хорошо.
После приятной, а в прошлом помнится очень болезненной экзекуции возник вопрос об отправке Оли на работу. Если помните, она ходила с заметным трудом. Утром ее подвез сын, а теперь бородач лично вызвал ей такси.
Пришел следующий по времени пациент, Оля расплатилась не без сокрушения со стороны доктора – так он заметно смягчил и этот момент, ну, куда же деваться, без этих проклятых денег в этой жизни ни шагу.
Успел поинтересоваться:
- А где вы работаете?
- В университете. Начальником отдела кадров.
И огорошил сочувствием:
- А вам это надо?
- Пока надо.
- Как вы понимаете, я, как смог ограничил оплату, типа, сделал скидку.
Вот так, мы еще и современным сленгом владеем.
Одевшись, Оля плюхнулась в кожаное кресло в малюсенькой приемной, вся взбудораженная хорошим приемом и добрыми словами, да еще и наркозом. А когда поднималась из кресла, чтобы идти к такси, зацепилась карманом за деревянный подлокотник и порвала пальто, тоже кожаное, от кармана почти до самого подола. Вот такой подарочек на память… Слава богу, этого никто не заметил, уходила она, повернувшись спиной, на улице тоже шла таким же образом, в кармане придерживая прореху. Потому что чувствовала – он стоит у окна и провожает ее взглядом. Так и оказалось. Садясь в машину, она повернулась боком и увидела его у окна в этом новомодном тогда медицинском бирюзовом облачении – штанах и рубашке с короткими рукавами.
Нет, она не питала дурацких иллюзий в своем грустном положении – человек просто эвакуирует пациентку с проблемами в ходьбе. А у окна стоит, чтобы убедиться, что все в порядке – и тетенька укатила. Но в душе было тепло и даже как-то волнительно. Поскольку она, душа, влюбчива несмотря ни на какие физические недостатки.
Разум, этот внутренний контролер, говорит одно, а сердце все решает по-своему. Кстати, с некоторых пор ей очень помогла повесть Стефана Цвейга, прочитанная еще в юности, под названием в тему «Нетерпение сердца». А еще жизнь замечательного человека из серии ЖЗЛ – ни много ни мало - лорда Байрона. А что? У каждого свои ценности в стремлении к подражанию и самоусовершенствованию.
Так это замечательное знакомство и продолжалось на протяжении десятка лет, со взаимным приятством и наслаждением от общения. А тогда, в тот незабываемый день, приехав на работу, горела нахлынувшими стихами, обо всем том, чего не высказала при встрече. И даже сочинила эпиграф на злобу дня:
В одночасье листы облетели
с благородного древа ореха
И даже снабдила названием: Монолог диалогический
с открытым ртом
в кресле у стоматолога
белым стихом:
На неделе погибла собака это было бы очень
смешно
не успевшая снега увидеть если б грустное так не
пронзало
и понюхать его и потрогать ну и что это с нами такое
и брезгливо махнуть своей лапой это грустное или смешное?
юркий, маленький, лез он в ворота или радостно – жив же
курилка
лаз заделать кому же охота и душа молода и
открыта
и вины мы с себя не снимаем
за смешного Чака-собаку вы наверное где-то ровесник
все, что было мы видели
вместе
что любил всех обгавкать вдогонку – одногодки идут по планете
а чужак здесь устроил гонку с полуслова тебя
понимая
мы его подобрали лопатой Битлы, Кеннеди, Одри
Хэпберн,
положили в красивый мешок Дуглас Керк
что когда-то служил нам для круп и
Гагарин с Титовым
из х/б и в веселый горошек всех не вспомнить
и наглаженный без примененья
Май, наш кот, запропал на два дня хотя мы и в новом
Дик, наш старый и мудрый пес мире-времени ищем себя
неохотно вышел из дома беззаветно работу
любя
и из всех дворовых предметов
моментально нашел лопату…
А у вас библейское имя P.F.
и хорошие сильные руки Почему ты стоял у
окна?
настоящего, скажем, профи лишь прослеживал
/и мужчины, наверное, тоже/ иль расставался?
борода же а ля небритьё или радовался,
что дождался
то ли осени то ли весны?
А когда я вчера вам звонила -------------------
то не с вами совсем говорила
А таксист любопытный
попался:
но слыхала, однако, ваш рык - И откуда, сияя от
счастья?
да и в нем услыхала так много – - Из окошка, где есть
бормашина
ровно столько же, сколько хотела - Ну понятно, отмучились,
значит
Нет, меня там совсем не терзали
бородатые два анекдота Там меня до небес
вознесли…
так опасно меня рассмешили
первый – про стоматолога с дамой ------------------
а другой – про начальника кадров P.S.
ой! прям в тему – какое везенье Еду утром и еду в ночи
но нельзя же смеяться, ей-богу светит будто бы пламя
свечи
вот такой вот поток сознанья но нельзя же работать
так много
от слезинки до грусти со смехом. лучше снова взглянуть
на дорогу
А стиши отправила почтой только лет через восемь после знакомства. Просто однажды захотелось порадовать человека. Просто так. Ни с того ни с сего. Повинуясь внезапному импульсу.
Все эти годы отношения были также теплы и приятны, как в день знакомства. Правда, искусственно они не поддерживались ни одной из сторон. Только визиты строго по делу, по смягченному как бы тарифу, с приятными разговорами и волнением обоих. Побывали у доктора и дети, и внуки. Иногда он их поучал, и это ей было даже приятно.
За это время наш бородач значительно расширил кабинет, выкупив в здании почти пол-этажа и выстроив отдельный вход на одну из главных улиц города. А потом познакомил с дочерью, Алиной, которая пришла к нему на работу. А еще был несказанно рад выходу Ольги на пенсию:
- Вот теперь я за вас спокоен. Дома и стены помогают. И теперь точно забегу как-нибудь в гости.
Ведь жила она сравнительно близко и давно приглашала посмотреть на свое житье-бытье. И почти каждый день проезжала мимо кабинета, вместе со своими детьми за рулем, невольно фиксируя:
- Вот доктор уже крыльцо к окну подвел. Здесь будет дверь.
- Вот доктор уже ушел – это когда не виден свет и опущены роллеты по всему фасаду. Или:
- Вот доктор еще работает, - это когда полная иллюминация во всех окнах.
Или, когда его длинная фигура маячит на изящном крыльце:
- Значитца, перекур!
О стихах разговоров не заводили. А зачем? Все и так ясно. Свою цель они выполнили. Поволновали обоих с промежутком в несколько лет – и очень хорошо, приятные эмоции затеплились – и то радость.
А сегодня, 10 января, она по просьбе сына позвонила впервые домой к доктору. Просто было воскресенье, а у Сашки распухла щека – и надо было договориться на возможно раннее время в понедельник.
Автоответчику она начала наговаривать:
- Здравствуйте, Яков Григорьевич! Это Ольга Витальевна, если помните такую. Со всеми вас праздниками и Новым годом! Извините, что домой и в воскресенье.
Здесь появился мужской голос и спросил:
- Вы кто? - на что она бодренько ответила, что пациентка и представилась уже с фамилией.
Ответ:
- Дело в том, что Яков Григорьевич умер, 7-го числа, - ее уничтожил.
Еще не понимая до конца, она только и сказала:
- О господи! Да как же так?
- Да-да,- тихо ответили ей, - прямо в Рождество. Пошел всего третий день. А вы что-то хотели?
Эти люди и в горе продолжали заботиться о других.
И она ответила:
- Да нет уже, как я могу чего-то хотеть? Я просто не могу осмыслить. Ведь не только вы без него остались, но и все мы. Держитесь. А мы будем ходить к Алине.
- Вы знакомы с Алиной?
- Да, нас знакомил Яков Григорьевич. И мы даже пару раз с ней обменялись приветствиями в Одноклассниках.
Здесь Алина взяла трубку и еще несколько минут сквозь Ольгины слова ободрения и признательности к ее отцу говорила, к кому им следует обратиться с этими симптомами, т.е. еще продолжала заботиться о подвернувшихся так странно пациентах. Впрочем, им еще долго предстоит вести такие речи с многочисленными больными, а это совсем непросто.
А Ольга все говорила. Конечно, она нашла самые хорошие и главные слова, поделилась своей непреходящей болью о своем муже и просила держаться и продолжить дело своего отца.
А потом положила трубку и дала волю слезам:
- Господи! Как же это? И в такой день? И почему уходят лучшие? И какая теперь пустота в потаенном уголке души.
- Наревевшись, позвонила Ирине. Это вместе они заслали ему стишки, когда Оля однажды нашла их и показала своей новой подружке. А Ира, спасибо ей, нашла слова уже для нее:
- Душа вашего доктора еще здесь, и он слышит, что вы о нем помните. И откуда вы знаете, а не скрашивали ли ваши строчки его быстро убегающие дни, когда он знал о своем диагнозе и знал, что его ждет - и так скоро.