Остров Боа-Вишта – считается самым засушливым в островном архипелаге Республика Кабо-Верде. Кроме этого он абсолютно не пригоден для земледелия, там только вокруг океан, песок и скалы, почвы нет. Мы жили и работали в маленьком городке Сал Рей. Как всегда нам выделили отдельный домик с двориком, отгороженный каменной стеной, от любопытных глаз. До океана было менее сотни метров, роскошь для всех времен, непередаваемая. Как и положено были помещения для ночлега и для камеральной работы.
Жили совершенно отделенными, от местного населения, но каждое утро к нам приходили на работу, принятые для нас местным министерством рабочие, они выполняли еще и функции телохранителей, что бы мы не наделали глупостей со своим здоровьем. При мне постоянно, в этом качестве выступал 22-х летний красавец и не только по местным меркам – Атой. Всегда веселый, добродушный, с белозубой улыбкой на лице. На каком острове он жил постоянно я не знаю, но на всех островах и в деревнях, где бы мы не работали, он был своим и как будто провел там всю жизнь, а окружающие были его друзья. Он был очень коммуникабелен, иногда рассказывал о себе, о том, что он женат и сейчас жена в Италии, у нее контракт на год, она работает в публичном доме. Когда она вернется, то они будут жить по другому. Лучше. А пока он безработный. Из всего этого, мне тогда многое было не знакомо и непонятно, ни безработный, ни публичный дом.
В тот июльский день, если для кабо-вердианского климата это можно отделить - июль, от сентября. Там всегда практически все месяца и все дни одинаковы. Мы готовились к следующему виду работ, считали и вычерчивали гониометрическую сетку для промеров, были заняты камеральной обработкой материалов. Как, вдруг, без стука влетел Атой, чего он себе никогда не позволял.
- Там на мысу, у кладбища, кита выбросило на берег.
Очередной редкостный экзотический эпизод. Зовут, даже для них это что-то необычное. Нужно посмотреть, да сфоткаться на память. Костюма никакого не предусматривалось, мы мало, чем в гардеробе отличались от местных в рабочие дни. Так защита от солнца сомбреро на голове, легкая футболка с рукавами и шорты, да завершали все кроссовки. Это в дни приезда посольских или местных министерских чиновников, мы вынужденно были менялась декорацию. Парадным дресс – кодом «вешали лапшу на уши» напяливая, выданную по случаю официального представления, тропическую парадную морскую форму, предписанную для ношения офицерского плавсостава на наших пароходах (корабль – военное судно, пароход – гражданское). Это были легкие кремового цвета тужурки и брюки, с нашивками, согласно занимаемой должности. Ну, на голове фуражка, не для козыряния, для статуса. Конечно, и когда мы появлялись по команде форма одежды №№, то у большинства местного населения наше политико-социальное положение сильно возрастало, до этого мы были близки к ровне. Хотя к белым, тогда было особое отношение, они только восемь лет, как сбросили иго португальских колонизаторов. В чем оно выражалось не знаю.
Прибыть на место не составило труда.
И точно, черная, громадная, более дюжины метров в длину и выше человеческого роста в холке, лежала неподвижная туша выбросившегося кита, которую легко колебали волны прибоя. В позе ковбоя, и как бы оседлав мертвое морское животное, верхом на спине сидел креол с топором и вырубал куски мяса из тела, которые тут же подхватывали в тазы набежавшие за "халявой" хозяйки. От действий этого мясника, иначе его не назовешь, поверхность океана, на сколько хватало глаз, была алой от крови. Особенно густо и непрозрачно было около кита и у кромки берега.
Не обращая внимания на мутные воды и потеряв все чувства осторожности, благоразумия и страха, я стал орудовать своим «Зорким», фотографируя трагедию в фас, и в профиль. Ну, я же видел, как это делается,в кино настоящие фотокорреспонденты и повторял их действия и движения. Атой был все время рядом приглядывая, за мной и обстановкой.
В самый ответственный момент, когда мне казалось, что я выбрал самый удачный ракурс, Атой хватает меня, что называется за «шкирку» и выдергивает из воды. И только, я собрался разразиться справедливым негодованием, как возникшая действительность моментально меня угомонила и заткнула, призывая скорее к благодарности, нежели к гневу. В том месте, где я только, что стоял, проходил треугольный плавник и часть хвоста, двухметровой акулы. Самой хищницы не было видно. Да, я думаю, она меня и не видела, уж не говоря о том, что я не был ей и нужен. Просто она тут охотилась.
Тем не менее внимание и прозорливость Атоя уберегла меня от большой неприятности, ведь коснись она моей ноги своей боковой поверхностью, я был бы, в лучшем случае легко травмирован, так как эта часть рыбьей чешуи покрыта мелкими шипами, которые используется при обработке сувениров местными умельцами.
Шока не было, однако, конечно, я оценил благородный поступок Атоя и тут же подарил ему этот фотоаппарат. Он, потом постоянно носил его через плечо, а расставаясь отдал мне все отснятые кассеты.
Это была единственная такая близкая встреча с акулой.
На самом деле раз уж эта страна расположена, на середине океана, то и предполагает очень частые встречи местного населения с этим безжалостным и опасным хищником. Посещая и живя, в населенных пунктах на побережье встречались дети и взрослые, кто без руки, кто без ноги, при таких встречах сопровождавшие нас печально и многозначительно произносили «Tiburon»*. Да я и сам видел, перед тем как войти в воду, что бы окунуться, или даже побрызгаться, ребенок проделает следующий ритуал, он обязательно перекреститься.
Несколько раз приходилось наблюдать следующую картину. Около трех часов дня к пирсам подходят рыбацкие лодки, с уловом, состоящим из двух - трех тунцов, каждый полтора, два центнера. А бывает, что вместо, целой рыбины только одна голова. На вопрос «?», один ответ «Tiburon»*. К приходу рыбаков собираются местные жители, большинство за уловом, который тут же разделывается и продается.
Тунец, очень кровеобильная рыба и при разделке, кровь с причала потоками стекает в воду. Часто на этот след приходят незваные гости - акулы, они хорошо и далеко видны в прозрачной воде, своей скользящей тенью. Мгновенно, находиться негодные в пищу, части разделанных рыб, крючок, снасть и начинается охота всей деревни на этого хищника. Она быстро находит приманку, бросается, попадается, срывается и снова садится на крючок. Акула не чувствует боли. Когда ее вытаскивают на берег, нет никого. Кто бы остался безучастным, каждый считает своим долгом поквитаться с ней, убить свой страх.
То, что они безжалостны, и по-рыбьи бесчувственны, лучше всего видно на их потомстве. Акулята появляются живородящими, небольшими селедочками и появившись на свет, мгновенно стараются удрать от мамаши на мелководье, где она не сможет их сожрать. Много раз проходя, вдоль волноприбойной полосы видел эту резвящуюся акулью поросль.
Когда видишь акулу с борта судна, то это просто любопытство, и не дай бог ОКАЗАТЬСЯ с ней в воде. Акулы не видно, но вода пресыщается - тревогой, их хорошо видно издалека, это зрелище парализует.
*Tiburon – перевод с английского, с испанского,с португальского и с креоло (яз. кабо-верде) - акула