Зашумел столетний лес, пригнулись к траве вековые дубы, из мрака небес на опушку птица невиданная камнем летит. Ударилась оземь да и обратилась в девицу, лишь перья в воздухе закружились.
Отряхнулась, косу прибрала, и в избушку.
- Найдешь в лесу перо, что огонь твой из печи горит, не бери себе.
- Отчего же, нянюшка?
- Бают старики, кто перо найдет, тот покой потеряет. Станет жизнь ему не мила. Из мертвых то перо-то. Неприкаянных.
- Да как же, нянюшка, из мертвых, коли она летает?
- Хтож знат, милая? Старики врать не станут. Сказано - не бери, а ты слушайся, да беги с того места без оглядки.
- Эх, взглянуть бы на её. Хоть одним глазком!
- Спи ужо, егоза! Ишь чего выдумала - взглянуть!
Нянюшка поправит одеялушко, проведет по голове ласково. От рук пахнет опарой и молоком коровьим. Сон морит. И снится потом лес тёмный, птица-девица, с усмешкой в черном зрачке и огненным оперением. Скрипит древняя избушка на курьих ножках. Из трубы дым валит. Знать печь затоплена. А если мёртвая она, девица-птица, зачем ей печь и огонь?
Дернется во сне дитё, нянюшка подойдёт, погладит по ручке, подоткнет одеялко, сядет пряжу прясть, сон детский охранять.
За окном ночь-полночь. Да птица. Роняет огненные перья.
***
Евдокия рожала тяжело. Вторые сутки повитуха не выходила из бани.
Межата Евсеич сидел на лавке как каменный.
Евдокия даже не стонала боле.
Татка затаилась в предбаннике за поленницей и слушала о чём толкуют большие.
- Не доживет она до утра, - качала головой повитуха, - Не доживет. Готовься, Межата.
- Да что ты несёшь, дурная? - махала на повитуху руками нянюшка, - Знай своё дело да делай. И помалкывай!
Мужик будто опомнился.
- Татка, подь сюды!
Татка скатилась с дров.
- Слушай и запоминай: пойдешь сейчас вооон туды, - Межата вывел дочку на улицу и указал пальцем на высокую ель в Синем ельнике, - Смотри на ее маковку и никуды не сворачивай. Поняла?
Татка кивала головой.
- Доберешься до ели, заходь под нее...
- Ты што удумал, Межата Евсеич? - выскочила из бани нянюшка, - девчоночку да в лес отправляти? Не пущу!
Нянюшка взвыла.
- Забыла, как я слово свое порушил? Из-за тебя ведь! - загромыхал кузнец,
- Теперь мучается моя Евдокиюшка. А ты молчи! Молчи!
Татка переминалась с ноги на ногу. Ей хотелось скорее бежать к ели, коли это маменьке споможет.
- Под елью выйдешь на опушку. Там избушка. Подойдешь и покричишь три раза. Запомнила? Три раза! "Птица-девица, выдь на крыльцо!" Выйдет птица-девица. Ты ей скажи: "Межата Евсеич слово порушил, а я ответ держать буду, дай мне слез твоих".
- Ааааа, - заголосила нянюшка. В ноги к Межате кинулась!
- Девчоночку-то по што? Я натворила беду, я и пойду!
Межата грубо пхнул её сапогом.
- Нужна ты ей, вероломная. Уймись!
Он наклонился над Таткой, обнял её крепко-крепко. Татка слышала, как тяжело задышал отец, по ее шее текли его горячие слезы.
- Все запомнила?
Татка закивала: - Да, тятенька, всё запомнила. Не боись! Слово в слово скажу.
- Ну, беги, беги, девонька.
Он толкнул легонько дочь в сторону леса.
Татка побёгла. Она бежала не оборачиваясь назад, только ветер шумел в ушах да слова тятеньки.
И не видела Татка, как Межата привалился мешком на завалинку около бани, как стучал тяжеленными кулаками по земле и плакал.
До ельника Татка добёгла шустро. Солнце едва краешком цеплялось за маковки деревьев. Высоченная ель оказалась вблизи гигантским деревом. Ствол, што твоя изба, огромный, лапы раскинула широко, всей деревней хоровод можно водить.
Девочка шагнула под ель и очутилась на опушке. Всё, как тятенька сказывал. Недалече избушка. Крыша мхом поросла, из трубы дым валИт, окошко желтым светится.
Стала Татка напротив двери, вдохнула глубоко, и закричала: "Птица-девица, выдь на крыльцо!"
Стих ветер. Листья на деревьях замерли.
Татка покричала второй раз. Трава полегла на землю. Тишина мёртвая.
Тогда она покричала в третий раз.
Заскрипела дверь. На крылечко вышла Птица-девица. На лицо писанная красавица, телом - птица. Оперенье у ей - голубое с желтыми и красными переливами. На голове корона с самоцветами.
- Пришла, схороненная? - усмехнулась Птица.
- Межата Евсеич слово порушил, я ответ держать за него стану, дай мне слез твоих! - выпалила Татка.
- Ух, ты! И словам правильным научил тебя тятенька! - рассмеялась Птица, - Ты заходь, заходь в избу-то. Неча на пороге стоять.
Татка зашла вслед за Птицей в избёнку. А внутри это и не избёнка вовсе! Смотрит девочка, диву дается. Палаты белокаменные, сплошь ковры да шёлкавы покрывала, стены изразцами выложены, на изразцах рисунки нарядные. Прошли в горницу. Печь истоплена, на столе яств разных полно.
Пригласила угоститься Птица. Да только Татка в отказную. Мол, некогда лакомиться, матушка умирает.
- Не порушил бы слова свого Межата, так и не было бы беды, - молвила Птица.
- Што ж за слово такое он порушил, что маменька при смерти сейчас? - вскричала Татка.
- А такое слово! Крепкое! Не должон был твой тятенька нарушать слово данное мне! Был он молод и горяч. Заблудился как-то в моем лесу. Лешак водил его кругами, измотал в край, и вывел ко мне на опушку. А мне-то што? Хошь оставайся, хошь сам дорогу ищи обратно к дому. А Межата слово дал: коли укажу дорогу, отдаст за сына мого дочь, которая первой родится. Вывела я его из леса. Возвратился он к жене любимой. А про слово-то данное забыл. Пока ты не народилась. Дык, он што удумал! Сколотил гробик, да и похоронил в нем куклу тряпичную, завроде тебя. А теперь тебя, схороненную, сам ко мне и послал! Не дам я того, о чем просишь! Уходи.
Татка упрямо встала, ногами уперлась в пол, хоть што с ней делай, с места не сойдет!
- Маменька в родах лежит, помирает. Младенчик не хочет выходить на свет Божий. Пожалей их, безвинных, дай твоих слёз. А я отнесу им да и вернусь. Останусь тут, коли обещана была еще до мого рождения. Слово даю! Слово крепкое, нерушимое!
Птица-девица рассмеялась.
- Ишь ты, пигалица! А туда же! "Слово даююю" - передразнила она Татку.
Девчонка насупилась. Теребит ручонками подол юбки. А сама думает: "А если не даст? Помрет же маменька! И дите нерожденное помрет! А тятенька? Он же от горя с ума сойдет! И нянюшка. Стану я сиротой. А если даст птица мне слёз своих, да выдюжит маменька, мне ж вернуться надо сюда, я слово даю крепкое и нерушимое. Они там живы будут, а я не с ними. Все одно - сирота! Ну и пусть так! Пусть! Лишь бы все живы , здоровы! А я-то што? У маменьки с тятенькой ещё народятся дети, они счастье приживут. А так, што, только мне счастье? Так нельзя, нельзя, нельзя... "
Птица-девица смотрит на девчушку, мысли её читает, сама улыбается, головой в такт покачивает, серьги лишь на ушах позвякивают.
Да и закапали слёзы из глаз девицы. Татка очнулась от раздумий и подставила глиняный черепок. Полнёхонек он набрался. Тогда и птица плакать перестала.
Забрала из рук Татки черепок и перелила слезы свои в хрустальный флаконец. Запечатала пробкой. Стала отдавать девочке и говорит: "Не убоялась ты меня. Сердце у тебя милосердное. Не о себе сейчас думала. Дам отсрочку тебе по слову твоему. Как исполнится осьмнадцать-то годов, жди сватов, сына моего. Но помни, что обручена ты с сыном моим еще до рождения твоего, поэтому нельзя тебе замуж ни за кого, кроме него. Нарушишь слово - несчастной будешь, и дети твои тоже счастия не будут знать, только горе лихое ложками хлебать. А теперь ступай! Поспеши, птичка моя Гамаюн, к матушке своей на помощь!"
Выскочила Татка из палат белокаменных с заветным флаконом за пазухой. Опомнилась, что не поблагодарила, обернулась назад, а нет избушки, и опушка исчезла, и ель высокая пропала, ночь спустилась и вокруг темно.
Испугалась Татка, как же впотьмах дорогу к дому найти? Глядь, впереди желтый с красным и голубым всполох маячит. Татка на огонек и побёгла.
Бежит, ног не чует под собой. А сзади волки воют, да близко воют.
"Только волкам на съедение не хватало попасть!" - подумала Татка да припустила ещё шибче.
Только от волков разве убежишь? Все ближе стая, даже зубы по обутке клацнули пару раз. Взвизгнула Татка!
Зацепилась за корягу и упала. Глаза закрыла от страха, что сейчас растерзают, загрызут звери её. И взмолилась она : "Птица-девица, погибает твоя птичка Гамаюн! Помоги мне".
Недалече громко взвыл зверь, волки заскулили, как псы побитые, и отступили в лес.
Татка встала, отряхнулась. Видит поодаль пара глаз светится в темноте.
Некогда Татке всматриваться, побежала скорёхонько. Тут уж и дом родной показался.
У бани собрался народ. Батюшка с кадилом, суседи, так, любопытствующие, тоже. Стоят, гудят. Мол, Евдокия померла, а Межата Евсеич к телу не пускат. Обмыть же ж надо, к похоронам подготовить, отпеть... Встал в дверях в баню в распор с топором в руке и не пускат. Лишь сквозь зубы цедит: "Кто сунется - убью!" Совсем ополоумел с горя-то!
Татка тихохонько меж люда проскользнула за спину к отцу и пищит: "Тута я, тятенька, вернулась! Туточки я!"
Межата запихнул девчонку в баню и грозно рыкнул на толпу: "Пошто стали тут? Што вам, ярмарка што ли?! Расходитесь! " И в баню зашел, засовом звякнул!
Стоит народ, не расходится. А тут и стон Евдокии послышался, а вслед младенчик заплакал. Постояли еще и по домам пошли. Што им?
Межата Евсеич кажный год с того времени пару яблонь по весне сажал. Ни у кого не было такого яблоневого сада, как у Межаты-кузнеца! Ни морозы, ни засуха, ни тля какая, ничто не портило яблок в его саду.
В день восемнадцатилетия, аккурат в августе, когда яблоки силой медовой наливаются, прилетела птица невиданная в сад да запела сладким голосом. Татка вскочила с полатей и в сад. А там парень стоит. Глаза чуть жёлтым светятся. А птица заливается, поет о раских кущах, о жизни в прекрасной стороне, где нет болезней, горя и несчастий, о любви да Божией благодати, о чудесах и милости Божией.
Татка поняла, что пришла пора слово держать. И пошла навстречу сыну птицы-девицы.
Нянюшка и Евдокия только хотели вслед побежать, Межата остановил их.
Выросла Татка, слово держит нерушимое, уходит из родительской семьи, чтобы стать счастливой с тем, кому обещана была до рождения своего. Перекрестил он напоследок Татку, всплакнул чуть, да ушёл в кузню. Самые прочные ножи, топоры, ободья там всякие, только у Межаты Евсеича. Крепче них только слово его нерушимое, кое он до конца дней своих дав не нарушал!
Прилетает каждый август в сад кузнецов птица Гамаюн. Поет сладко-сладко! Яблоки так и наливаются её сладким пеним! Дарует птица эта каждому, кто услышит её, благословение Божие и утешение в бедах-невзгодах. А невестам - счастие в замужестве сулит.
19 дек. 2020г.