В стародавние времена восхотела громадина Рыба-Кит сожрать землю. Раскрыла пасть острозубую, грызла, грызла твердь и умаялась. Мара смотрит на чудовище, диву даётся: какая глупая рыба приплыла и грызет её землю. Махнула рукой - рыба замерла с раскрытой пастью и превратилась в огромную гору. Поросла гора лесом частым, сон-травой и дурманом диким.
В чреве рыбы река Смородина обжигает нутро, не дает окаменеть полностью. Воды огненные уносят души людские в их последний путь из мира живых в духов мир, царство мёртвых. Рыба стонет порой, изрыгает смрад, если кто покой ее нарушает.
Мара, знай себе, ткёт на ткацком станке нити жизни в полотно единое аль обрежет нить, знать помер кто, да в реку бросит.
Как наскучит прясть, выйдет из чрева рыбы-горы, отряхнет свет лунный с подола, обернется невидимой да гуляет по миру средь людей.
***
На последней неделе октября ярмарка стояла знатная. Вся округа съехалась. Меды липовые и гречишные, пряники сахарные да печатные, сапоги да лапти, сорочки да лен небеленный, сыры да шкуры собольи, огурцы соленые в бочках дубовых, опята маринованные в кадушках березовых. С утра до ночи торговля бойкая, шумно-весело!
У Лады Гордеевны пироги отменные. Кто отведал хоть раз, так и будет к ней возвращаться за ими. И сама она - раскрасавица! Во всей округе не сыскать другой такой! Ликом милая, сердцем мягкая. Захохочет - колокольчики звенят. Песню заведет - соловушку посрамит.
У прилавка пироговый дух стоит, люд толпится, с пылу с жару расхватывают, остыть не дают. Ладушка знай себе только успевает стряпать.
- А не угостишь ли, девонька, старую пирогом своим духмяным?
Лада вскинула очи, перед ней старушка. В темной одежонке, на голове платок черный, на шее бусы алые.
Взволновалась Лада. Пироги денег стоят. А с нищенки что возьмёшь? Отказать? Да завроде и неловко как-то.
- Угощу, бабушка. Угощу, милая. Вот, возьми! Только с огня сняла. Руки побереги - горячо.
И протянула старушке пирожок.
Та взяла. Из руки в руку перекидыват, дует на ладошки, щурится да на молодицу поглядыват.
Лада поначалу присмурнела, а потом печаль как рукой сняло. Народ набёг. Монетки суют, пирожки с прилавка расхватывают. Отвлеклась от просительницы.
Как схлынул люд. Полон прилавок монеток и бусы алые. А старушки след простыл.
Усмехнулась Лада Гордеевна: "Чай, не обеднею!"
А бусы огнем горят. Взяла их в руки, а они теплёхоньки, ажно руки жгут. Положила их в карман передника, принялась тесто месить.
Кожемята Сгинович, как завечерело, за женой идет, на ярмарку. Издалёка слышит голос звонкий - сердце радуется. Ладушка на шею мужу кинулась, и усталость мужнину как рукой сняло.
- Погляди, што наторговала сёдни!
Крутит меж пальчиков бусики.
-Старушка угоститься попросила, а я не отказала, вот и оставила гостинец за пирожок.
Кожемята взял в руки бусы, обожгло огнем. Странная вещица.
Дома Лада Гордеевна захотела примерить бусики. Стала пред зеркалом, на шею только надела бусы, как в очах потемнело, ноги ватные, руки плетями, и упала на пол бездыханная.
Кожемята звал любимую, колодезной водой растирал ей виски. Пришла бабка-травница Маланья. Поохала, повздыхала да и молвит: "Приглянулась Маре твоя Ладушка. Забрала себе во прислужницы."
-Да за што же она так с нами? Аль прогневали её чем?
- Не прогневали! А наоборот! Милость явила - себе забрала! Не увидит старости твоя Ладушка, не изведает горечи от болезней.
- Да што ты несёшь?
А Маланья дальше блажит, - Будет девонька молодицей вечною! Красотой своею меня радовать, пирогами вкусными потчевать!
Распознал Кожемята, что с ним сама Мара говорит, и спрашиват: "Где же ты обитаешь, горемычная, што пирогов вкусных сроду не ела?"
- Ты как встанешь, где река Смородина зачинается, так увидишь ту, что жизнь тебе ткёт. Если в очи тёмные ей заглянешь, перережет нить твою она серпом. Сымет тряпицу, что соткала да и бросит в реку. Поплывёшь ты по реке да по Смородине прямёхонько в Навь. А оттуды же никто не вертается.
- Где найти зачинание Смородины?
- Глупый! Не ищи, а то обрящешь то, что хочется, а смерть свою, - проговорила бабка Маланья и повалилась на лавку.
- Нет мне жизни здесь. Мёртвый я. С той поры, как не стало моей Ладушки, - закручинился Кожемята Сгинович, - Поищу погибель, чтобы встретиться с женой любимой.
Бабка Маланья в себя пришла, замахала руками на мужика.
- Эка! Вот уж глупый, так глупый! Не увидеться тебе с женой любимой. Кто сам смерти ищет, стражником опосля на Калиновом мосту стоит. Не пущают в Навь таковых! И нет им покоя. И дух их мается. И Калинов мост - их удел.
- А мне все одно! Или Ладушку разыщу или сам сгину - заупрямился Кожемята и собрался в дальний путь-дороженьку.
Долго ли, коротко ли, вышел Кожемята на перепутье четырёх дорог. Куда идти?
Видит: посередь дорог дева коня кнутом стегёт. Конь копытами землю роет, брыкается, подойти не дает к нему.
- Здравствуй, девица красная! Пошто коня стегёшь кнутом?
- Уперся упрямый! Ни в какую идти не хочет! А я на свадьбу свою опаздываю! Три кнута обломала, а конь как вкопанный!
Кожемята почесал затылок. Подкрался к коню сбоку, схватил за гриву длинную, намотал её на кулак свой мощный, да потянул на себя голову коня. Конь фырчит, на месте топчется. Прошептал на ухо коню слова заветные, покойным батюшкой Кожемяте завещанные. Присмирела животинка. Кожемята глянул, в копыте клык волчий торчит. Вытащил и показывает девице.
-Глянь-ко! Клык волчий в копыто попал, вот и лютовал конь. Дай-ко мне котомку мою.
Подала девица котомку. Взял из нее туесок березовый, смазал копыто коню воском пчелиным. Конь к Кожемяте ластится, мордой в грудь тычется, мол, спасибо тебе, мил человек.
- Вот так так! - восхитилась дева красная. - За коня свого подарю тебе што попросишь!
- Эх, не надобно мне даров твоих. Мне б дорогу ко реке Смородине сыскать.
-Ко реке ко Смородине? - удивилась девица - Для чего погибель ищешь? Иль не знашь, что жИвым нельзя на Смородину не то што подходить, но даже глядеть запретно!
- Знаю, знаю. Только от горя горемычного стал искать я погибель свою.
- Расскажи, а я подумаю, чем помочь тебе, мил человек.
Рассказал Кожемята о горе своём горемычном: как жену его ненаглядную Мара в царство теней прибрала. И что ищет с той поры реку Смородину, дабы вызволить Ладушку из плена Мариного.
Выслушала дева красная Кожемяту, призадумалась.
- Подарю я тебе клинок с волчьим клыком да бусы рябиновые. Как придешь ты на Калинов мост, встретит там тебя стражник тёмный. Будет на бой смертный звать. Ты молчи. Ни словечка не проронивай! Дай стражнику клинок с волчьим клыком и пропустит он тебя. Перейдёшь Калинов мост, Мара встретит тебя сама. Ты ей молви: "Одарила ты нас Мара с Ладушкой! Вот, принес тебе подарок в ответ. Ибо не привык не отдариваться." Да и бусы ей протяни. Она дар возьмет, сразу уходи обратно. Не задерживаяся! И не оборачиваяся! Обернешься - смерть твоя настанет сей же час!
Кожемята взял подарки. Поклонился деве красной. Та на коня уже вскочила да в путь припустила, только пыль столбом!
-Как же звать-величать тебя, дева красная? Кого благодарить за подарки расчудесные?
- Ягиня я! - донес ветер голос девичий, - ступай прямёхонько да упрёшься в зачинание Смородины!
И умчалась в высь небесную.
Шёл, шёл Кожемята по пути Ягиней указанному, да и вышел ко горе огромной, на рыбу похожую с пастью открытой. В пасть текёт поток огненный, над потоком серный дух парит, перед пастью рыбьей мост Калинов из калёного железа кованный. Подошёл к мосту. Тут как тут богатырь, ростом выше Кожемяты, во плечах косая сажень, кулаки, што наковальни, глазами блымает.
- Ты, видно, смерти ищешь, человечишко!?
Кожемята молчит.
- Выходи на смертный бой!
Протянул богатырю Кожемята клинок с волчьим клыком. Оторопел богатырь. Взял клинок да исчез с пути мужнина.
Идет Кожемята по калёному мосту, под мостом воды огненные бурлят, и стоны слышны. Души умерших проплывают прямо в пасть Рыбины-горы.
Кожемята лишь сошёл с моста, как явилась перед ним девица красивая. В красном уборе, на голове венец рубиновый, так и сияет, што глаза слепнут. Сама Мара встречает.
- Здравствуй, Кожемята Сгинович! За женой пришёл али смерти ищешь?
Кожемята сунул руку в котомку, вытащил бусы рябиновые, протянул их Маре да молвит:
- Одарила ты нас с Ладушкой. Вот! Принёс подарок в ответ. Ибо не привык я не отдариваться.
Мара щурится. На Кожемяту смотрит. А бусы не берёт.
-Знать, научил кто? - улыбнулась Мара.
Молчит Кожемята. Топчется на месте. Рука протянутая, как пудовая стала, к земле тянет.
- Не Ягиня ли? - вопрошает девица.
Бусы огненные стали, руку жгут огнем нещадным.
- Да, только она могла надоумить в дар мне принести мои же бусы!
Запахло кожей палёной, загорелась рука Кожемяты. Он стоит не шелохнётся, слова не молвит, боль жгучую терпит.
- Знать сильна любовь твоя к жене Ладушке, раз ко мне дошёл и смерти не убоялся! Возьму дар твой! Ступай!
Забрала с руки Кожемяты бусы рябиновые. Отвернулся Кожемята и пошёл прочь, не оглядываясь.
Перешёл Калинов мост, оставив стражника за спиной, да и очутился на краю деревни родной.
В избу свою вошёл, а жена его любимая на лавке сидит, улыбается.
- Кожемятушка, сон мне чУдный привиделся! Будто Мара в царство теней меня забрала, душа моя томилась там, а ты вызволять меня ходил на реку на Смородину!
Кожемята усмехнулся. На руку свою смотрит, ожог на ладони в виде бусинок.
Обнял Ладушку.
И стали они жить-поживать да добра с любовью наживать.
2 янв. 2021г.
AnStep