Голод

Степнова Настя
[Придет серенький волчок
И утащит за бочок...]

Есть истории, которые, непременно, должны быть рассказаны, но которые никто и никогда не расскажет. Потому что стыдно.
...
[- А поехали к Игорёше!
Катька затянулась сигаретой, откинулась на спинку стула и смотрела на меня вопросительно.
- К Игорёше? Кто это?
- Да, так... Один мой знакомый. Поехали?
- И что у него?
-Ну, буханем, пожрем вкусно.
В животе противно заурчало. Мы не ели со вчерашнего дня.
- А поехали! - согласилась я. - Один хер, еды дома не будет. Мать скоро придет с работы, начнёт орать.

Катьке  было восемнадцать. Она нереально красива и так же нереально безбашенна. Собрались за минуту, выскребли мелочевку по всем карманам, вышли на остановку, где стояли таксисты-частники, и поехали к какому-то Катькиному знакомому по имени Игорёша.

Его дома не оказалось. Мы стояли под дверью и мерзли часа два. Давно стемнело. Дико хотелось есть. Катька скурила всю пачку сигарет. Когда я готова была идти домой хоть пешком, подъехала машина.

-Игорёша! - заорала Катька - мы тут в гости к тебе, а тебя дома нет!
Она толкнула меня локтем в бок. Типа, скажи что-нибудь.
- Здравствуй-те... - проблеяла я.
Мужчина. Импозантный. В дорогой дубленке, с приятным ароматом парфюма.
- Катя! Ну, привет, дорогая! - мужик обнял Катьку и посмотрел на меня.
- Знакомьтесь! Это Соня! - махнула на меня рукой Катька. - А, это - Игорёша!
- И? Чего вы хотите? - спросил улыбаясь мужик.

От голода свело не только живот, но и мозг. Что я тут делаю? Робко потянула Катюху за рукав куртки.
- Поехали домой, а?
Катюха сделала вид, что не заметила моего жеста.
- Давай бухнем и пожрем! Я приготовлю! - нагло затараторила она.
Мужик открыл дверь и впустил нас.

Катька вела себя так, будто бывала у него неоднократно: знала, где находятся тарелки, рюмки, вилки. Она хлопотала у плиты и холодильника, вытаскивая из него все, что там было.
Я притулилась на табуретке в углу кухни и молчала, потому что говорила только Катька. Игорёша тоже молчал, откупоривая коньяк и разливая его по рюмкам. Катюха плюхнулась на стул, поставив блюдечко с нарезанным лимоном.
- За встречу! - проговорил мужик.
Мы чокнулись и выпили.

Нутро обожгло сначала, а потом по телу пошло тепло. Мы жрали пельмени, колбасу, хлеб, сыр, бананы, апельсины, запивали коньяком с колой. Как давно мы не ели так, до отвала!

Катюхе стало жарко. Она сняла свитер и сидела за столом в джинсах и лифчике. Будь я потрезвее, возможно, и смутилась бы, но в тот момент от еды, коньяка и добродушного мужика, который запросто приютил двух дур, припершихся без предупреждения, мне было так кайфово, что не хотелось думать о приличиях.
Когда она отвернулась, чтобы вымыть руки, я увидела на спине вдоль позвоночника  белесо-голубой шрам. Я знала откуда он у нее .

[Два года назад, по осени, Катька пошла на дискотеку. Пришла под утро. Грязная, с разбитым лицом и в порванной одежде. Она свернулась во дворе дома калачиком и плакала. Когда я вышла на ее плачь, над ней возвышалась мать и шипела на нее, что, мол, сама виновата, не хер шляться. И пару раз ударила Катьку, чтобы та замолчала и "не позорила нас перед соседями". Катюха взвыла и побежала в баню. Ее долго не было. Я пошла к ней.
Она сидела на полу возле тазика с водой, смывала мочалкой грязь и кровь с тела.
- О-он затащил меня на стройку. Та-ам приставать на-ачал. Я-аа ст-ала крича-ать...
Я присела рядом с ней и помогала смывать грязь со спины. На спине багровел жуткий кровопотек. Я старалась очень аккуратно смывать, но ей все равно было больно.
- То-огда он подтащил ме-еня к колодцу и ски-инул вниз. Я-а упала на ка-акую-то железку спи-ино-йй. Он спрыгнул тоже в ко-олодец и... Со-оня, он насиловал и насиловал. И бил. По ли-ицу. Голо-в-ой об бетон. - Катя захлебывалась.
Это был ее одноклассник. Мразь та еще!
Я плакала вместе с ней. С ужасом слушала ее, отказывалась верить в произошедшее и не знала, чем помочь.
Мать  даже из своей комнаты не вышла, когда мы вернулись из бани в дом.]

Морило в сон. В полузабытье я чувствовала, что меня куда-то несут, укладывают... И темнота.
Наутро проснулась с жуткой головной болью и сушняком. Катька уже бодряком пила кофе и курила в открытую форточку.

Когда я зашла на кухню, она мне налила кофе и сказала пить быстро, потому что Игорёша уезжает на работу, и нам пора сваливать.
Через полчаса мы сидели на остановке. Игорёша, оказывается, ей денег дал.
Дома мать с нами не разговаривала. Нам было все равно. Только постоянно хотелось жрать.

Катька знала кучу злачных мест, где можно было пожрать и бухнуть. За полгода мы с ней превратились в двух вечно голодных помойных кошек. Если мы были дома более двух дней подряд, мать истерила, чтобы "либо на работу устроились, либо проваливали из дома навсегда". Мы с Катькой сквозь похмелье слушали визжание матери, дожидались, когда она уйдет на работу, приводили себя в порядок и снова пропадали дня на два-три.

В один непрекрасный момент я осознала, что жизнь катится под откос. Вся. Без шанса на нормальную жизнь.
Усилием воли вспоминала, как так получилось? Память предательски выдавала кадры последних шести месяцев: шалманы, притоны, квартиры, сауны, коньяк, водка, жрачка... И голод! Перманентное состояние голода.

- А, поехали к... - начала было Катька.
- Нет. - Оборвала ее я. - Не поеду.
Катька уехала одна. Обняла меня и уехала. Надолго.
*
Однажды матери позвонили и спросили, знает ли она такую-то? Мать ответила, что это её дочь. Из трубки сообщили, что у Катьки перитонит, она в реанимации. Мы с матерью поехали в больницу.

Катька обожралась каких-то таблеток. Ее случайно нашел прохожий на улице и вызвал скорую. Она была в коме. Ее прооперировали. Удалили часть желудка, поджелудочной и кишечника. Мы забрали её домой из больницы обессиленной. Спустя месяц, она вышла за хлебом в магазин и пропала. Через неделю объявилась, а затем снова уехала куда-то.

Иногда она приезжала. Расфуфыренная, на шпильках, с шикарным шиньоном. В её глазах всегда читался голод. Она словно не могла насытиться едой (или жизнью?)
Как-то Катька сказала: "Я бы хотела по-другому жить. Но не знаю, как... Меня никто не любил никогда. Да и чёрт с ними! Давай пожрем что-нибудь!"
*
Она позвонила мне поздно ночью.
- Сонь, можно я к тебе приеду?
Я давно жила отдельно от матери. Вышла замуж, родила двух детей, развелась. Работала в салоне связи администратором.
- Да, конечно. Что-то случилось?
- Нет. Просто соскучилась.
- Приезжай.

Со дня последней встречи прошло два года. Мы очень редко созванивались. Катюха постоянно меняла симки, потому что мобильники вечно закладывала в ломбард.
Я надела халат, проверила спят ли дети, включила свет на кухне и ждала Катю.
Она приехала через час. Скелет, обтянутый кожей. Щеки впали, нос заострился. Ее руки были похожи на засохшие ветки, одежда нелепо болталась на теле.

- Катя, что с тобой? - ужаснулась я.
Она слабо махнула рукой, мол, все в порядке.
Я обнимала её и чувствовала всю анатомию скелета!
- Можно я поживу у тебя?
- Да! Да, конечно! Если тебя не смущает спать на раскладушке... - я чувствовала неловкость из-за тесноты квартиры.

- Ой, перестань! Если бы ты знала, где и как я спала, то... - Катька закашлялась.
Мы замолчали.

- Так жрать хочется, - нарушила молчание Катя. - Я все время такая голодная.

У нее оказался сахарный диабет последней степени. И она плотно сидела на инсулине. Ей нельзя было жирное, солёное, жареное, острое, сладкое. Ей нельзя было алкоголь. По ночам она тихо выла от болей в суставах, ей выкручивало кости. И тогда она покупала бутылку водки и пила прям из горлышка среди ночи.
Я снова была бессильна ей помочь. И не верила, что это происходит с нами.
Она прожила у меня месяц. Я колола ей инсулин, а она пила по ночам водку.

А потом Катька решила уехать. К очередному гражданскому мужу, от которого и сбежала месяц назад ко мне.
Я уговаривала ее остаться. Но она улыбалась только. На прощание Катька обняла меня и сказала: "Всё ***ня! Прорвёмся! Я тебя люблю!"
*
Через пару недель Катя впала в диабетическую кому. Тот, с кем она жила, равнодушно смотрел, как она лежала без чувств несколько дней. Он подумал, что Катька придуривается. Потом она начала ходить под себя, и он грубо стаскивал ее с дивана, тащил до туалета, чтобы "эта" "не обоссала ему диван", бил, пытаясь таким образом привести в сознание.  Инсулин пылился на полочке. Она умирала несколько дней. Без инсулина. Нелюбимая. Ненужная. Постоянно голодная.
Спустя трое суток  ее увезли на скорой без признаков жизни.

Через сутки после поступления в реанимацию Катя умерла не приходя в сознание.
Её больше не мучал голод.]
08.03.21г.