Я когда-то ходила на занятия балетом для взрослых. Их вела бывшая балерина. Эта балерина была конченой стервой - обзывалась, передразнивала, высмеивала, издевалась над всеми. Из-за этого её занятия пользовались огромной популярностью: она общалась так, как будто это было не занятие фитнесом за деньги, а репетиция перед настоящим выступлением в Ковент-Гардене. Я бывала на ее занятиях только летом, поэтому не знала полной картины. Те, кто знал, рассказывали, что увиденный мной состав занимающихся, сформировался не сразу. Кто-то не понимал её садо-мазо издёвок и со скандалом уходил с первого же занятия. Те, кто остался, были преданными поклонницами ее методики. Она подыгрывала нереализованному желанию женщин ощутить предвкушение "выхода на сцену", где "всё серьёзно". К ней ходили заниматься несколько девушек, которые не став балеринами после хореографического училища, не хотели терять связь с искусством. Говорили, что Оле удаётся создать и поддерживать атмосферу хореографического училища.
В раздевалке я разговорилась с одной из таких девушек, которая закончив хореографическое училище, пошла учиться на математика ("Язык цифр тоже высокое искусство!"). Она рассказала мне историю о семейной паре преподавателей: она была яркой эффектной, колкой на язык, женщиной-вамп, а он спокойным добрым интеллигентом. Как Мстислав Ростропович при Галине Вишневской или Родион Щедрин при Майе Плисецкой. Все всегда думали, что он её тень и вроде как бесплатное приложение. А, потом он умер. Она сникла, потеряла интерес к жизни, перестала следить за собой. Все в училище обсуждали это, потому что думали, что он при ней, а оказалось, что они были друг при друге.
Я, вообще, её понимаю. У нас с мужем та же история. Только бы мой жил. Все думают, что я его мучаю. Не понимают, что у нас закон сообщающихся сосудов. Мужчине "донору" не нужна женщина "донор". Если, бы я перестала своего "мучить", он бы просто потерял ко мне интерес.
Мстислав Ростропович, как известно, сделал Галине Вишневской предложение руки и сердца на четвёртый день знакомства. Когда журналист спросил его, не жалеет ли он, Ростропович ответил: "Я жалею, что потерял эти четыре дня".