Американец мне понравился. Он оказался симпатичным, вполне ещё молодым, подтянутым, белозубым и чем-то похожим на Дина Рида. Возможно, причёской. Впрочем, большинство американцев, на мой взгляд, походили или на Дина Рида, или на Роберта Кеннеди. Когда-то я сказал об этом Норе, и она очень веселилась.
Нашего Дина Рида звали Кевин. При виде меня он необычайно оживился, разразился ослепительной улыбкой, восторженно закурлыкал – слишком восторженно и слишком признательно, чем полагалось бы при простом знакомстве. Я вспомнил утренний телефонный разговор Норы, который она провела исключительно по-английски, и в душе моей зашевелились чёрные подозрения.
- Что ты ему про меня сказала? – улучив момент, спросил я у неё, понизив голос.
- Что ты известная знаменитость. Звезда московской сцены.
- Ты в своём уме? – обалдел я.
- Успокойся, - отмахнулась Нора на ходу. - Дашь ему автограф. Расскажешь что-нибудь про танго. А лучше ничего не говори, муркай что-нибудь английское общеупотребительное и кивай, я сама всё расскажу.
- Ну, Норхен, - я только головой помотал. – Всё-таки, я тебя когда-нибудь прибью, - тихо пообещал я.
- Слушай, - Нора хмурясь, доставала из сумочки какие-то листочки. - Ты хочешь кольцо своей принцессе? – она посмотрела на меня. – Хочешь. Вот, заткнись и иди в машину. Шат ап.
Я закатил глаза и пошёл к машине. Из окна посмотрел, как она стоит в своём развевающемся сногсшибательном пальто со значком «Интурист» на лацкане, окружённая официальными мужчинами в тёмном – словно хризантема посреди обугленных сучьев – и всё это на фоне гостиницы «Метрополь». И пожалел, что у меня нет фотоаппарата. Картина, достойная пера.
- Значит, так, - сказала мне Нора по-русски, когда мы уселись и помчались. - Согласно маршруту, заезжаем в два комка. Я тебя свожу с администрацией, а сама делаю обзорную экскурсию. Если ничего не находится, сворачиваемся и едем дальше, в музей народов Востока. Понял?
- Понял, - кивнул я. – Только я размера не знаю. Там размер нужен.
- Пятнадцать с половиной, – быстро сказала Нора.
- Что? – я воззрился на неё с изумлением.
- Пятнадцать с половиной размер у неё, - повторила Нора скороговоркой. – На безымянный палец. На средний - шестнадцать. Если шинка узкая. Если широкая – шестнадцать с половиной.
Некоторое время я переваривал информацию. Расспрашивать подробности, было, конечно, при госте не с руки, но я всё-таки рискнул, понизив голос, переспросить:
- Шинка – это что?
- Ободок кольца, - сквозь зубы ответила Нора, не переставая улыбаться и общаться со спутником. – Отвали и не мешай.
- Есть, - шёпотом сказал я и тоже исключительно жизнерадостно улыбнулся Кевину.
В очередной раз я оценил возможности и колоссальную помощь Норы и в очередной раз возблагодарил судьбу за такую подругу.
Она просто показывала удостоверение, и всё приходило в неописуемое движение. Из невидимых дверей, из самых недр, выплывал в торговый зал учтивый заведующий, раскланивался, улыбался, как родному, нашему американцу, улыбался, как родному, мне, меня почтительно консультировали и готовы были прямо на всё, мне было даже неловко.
Да, атмосфера здесь была совсем не та, что ослепила меня в ювелирном. Здесь даже запах был другой. Дух древности витал над витринами, застревал в витушках старинных канделябров, реял под потолком, тихо трогая хрустальные слёзы старинных люстр…
И, пожалуй, здесь, среди позеленевшей бронзы и потёртых кожаных кисетов, среди старинных медальонов, крошечных рюмочек, чеканных кубков и драгоценных эмалевых шкатулочек – здесь, действительно, можно было найти что-то подходящее. Теперь я понимал, почему Нора назвала золотые украшения в ювелирном магазине «ширпотреб». И уже начинал даже к чему-то присматриваться, но Нора оба раза, пошептавшись с людьми, уводила меня без церемоний.
- Мы даже толком ничего не посмотрели, - недоумевал я.
- Но ты ведь понял, что тебе нужно? – спросила Нора уже на улице, когда мы покинули второй магазин.
- Ну, понял, да. Кажется. Но мы же не успели…
- И не надо.
- Но почему?
- Потому что это комки. Комиссионки.
- Ну и что?
- Значит, все эти кольца – ношеные. И ношеные неизвестно кем.
- Ношеные? - я замолчал. Об этом я, конечно, не подумал. И не додумался бы. Кольца они и кольца…
- Конечно, ношеные. У них хозяйки были. Поэтому никогда не дари своей девушке кольца, серьги и вообще украшения из комиссионок. Одежда, посуда – туда-сюда. Это отмывается, отстирывается. А вот украшения – никогда. Только новое.
- Зачем же мы тогда приезжали?
- Во-первых, по дороге, я это внесла в маршрут, во-вторых, там бывают иногда новые вещи, прямо с ценниками, но в этот раз не было ничего. В-третьих, просто тебе посмотреть. А то сидишь, как дундук, в Москве третий месяц, ничего не видя, кроме столовок. Твоя прекрасная деловая леди тебя не будет по таким местам водить. А тебе надо узнавать Москву, учиться ориентироваться. Вот сейчас ты ведь понял, что надо искать?
Я молча кивнул.
- Ну и отлично. Сейчас едем на Арбат. Никитский бульвар! - скомандовала она шофёру, когда мы уселись, и оживлённо повернулась к своему спутнику.
- The Old Arbat is a picturesque pedestrian street in Moscow, - полилось воркующим потоком за моей спиной. - The Old Arbat has the reputation of being Moscow's most touristy street.
Я впервые видел Нору за работой и не мог не отметить с невольным уважением её лёгкость владения языком, приятный тембр голоса и весь её уверенный, столичный шарм. Молодец она всё-таки. Шпарит, как по учебнику…
Пару минут я бездумно вслушивался, машинально улавливая смысл: It is distinct from the New Arbat, a street running parallel to it and lined with Soviet skyscrapers made of steel, concrete, and glass...
Старый Арбат, старейшая московская улица… пользуется популярностью у туристов… расположена параллельно Новому Арбату… советские небоскрёбы из стали, бетона и стекла…
…Арбат, Арбат… Она говорила там в лесу: я выросла на Арбате… Нет, не так она говорила, но это было про Арбат… да, точно она сказала: я арбатская девчонка… И про Александровский сад рассказывала… значит, это как-то рядом – и Большой театр, и Александровский сад - надо будет узнать… И архитектор Мельников… Дом Мельникова, два обручальных кольца… да, надо срочно поточнее обо всём этом расспросить…
Конечно, Нора права. Сижу в четырёх стенах своей работы или в четырёх стенах крошечной квартирки черт-те где над землёй. Или в метро, черт-те где под землёй… Разве это Москва? Да, вырывался иногда на свободу, но что это была за свобода: то как очумелый искал какого-то пацана, не видя ничего вокруг, то разругался с пани и опять толком ничего не видел. Единственный раз посмотрел на легендарную квадригу над Большим театром осмысленным взглядом, да и то озирался на девушку в синем… Дурак! Люди едут со всего мира – я покосился на нашего Кевина - а я? Очереди за сигаретами, куры из-под прилавка – вот моя Москва… И это рядом с Норой, которая за семь лет умудрилась узнать тут всё, как свои пять пальцев. И пани, наверное, тоже может проводить экскурсии по Москве, она же училась тут… Нет, надо кончать с этой тупой провинцией. Хоть в окно смотреть в оба глаза и что-то запоминать. Хотя, что тут запомнишь на ходу…
У меня было такое ощущение, что мы больше стояли перед светофорами, чем ехали, однако, внезапно машина вылетела на какой-то простор, и я с удивлённой радостью увидел в окно знакомые, практически уже родные плоские дома-книжки - высоченные, стройные, светящиеся серебром множества окон - ага! Вот они как раз, советские небоскрёбы - стилл, канкред энд гласс…
- Проспект Калинина! – не удержался я от возгласа.
- Смотри-ка, - откликнулась Нора. – У него уже знакомые места в Москве. Молодец! – тихо похвалила она и улыбнулась тепло.
- А где Трубниковский переулок? – я завертел головой. – Он же где-то здесь должен быть…
- Ну, мон шер, моему изумлению нет предела, - Нора придвинула свою голову к моей. - Ты даже знаешь, что он где-то здесь. Он на другом конце проспекта, вон там, - она кивнула в окно.
- Удивительно, как всё в Москве близко, - усмехнулся я, выворачивая шею.
- Да вообще всё в двух шагах, - Нора засмеялась, и машина остановилась.
Мы выбрались перед явно не современным, но респектабельным зданием,
- Ну что, господа. Мы прибыли в музей народов Востока, – объявила Нора и обратилась к Кевину: We arrived at the State Museum of the Peoples of the East. The Museum is dedicated to the art of the peoples of the Far and Near East, Central Asia, the Caucasus...
Я сосредоточенно озирался, пытаясь прикинуть, откуда мы вынырнули и нет ли поблизости ещё чего-нибудь знакомого – успех с небоскрёбами меня чрезвычайно окрылил. Ничего знакомого я больше не встретил, да и не дали мне особенно глазеть по сторонам. Нора, куда-то на несколько минут пропавшая из виду вместе с Кевином, появилась, деловито подхватила меня под руку, и мы вместе с ней, как мне показалось, рухнули куда-то вниз. Видимо, в преисподнюю.
- А где Кевин? – только и успел я удивиться.
- Кевин в надёжных руках экскурсовода, так что у тебя почти час времени, - ответствовала Нора, проталкивая меня впереди себя в дверь, в какое-то явно неземное, золотисто-пурпурное пространство.
Я очарованно замер. Это был другой мир. Вся современная Москва, весь этот стилл, канкред и гласс исчезли, как их и не было. Еле слышно звучали томительные восточные мелодии, курились сладкие дымы, неторопливо двигались перед нами, словно в аквариуме, два-три посетителя, словно утонувшие в экзотическом мареве…
Я сходу чуть ли не наткнулся на манекен в чалме, взгляд мой запутался в цветах и птицах какого-то кимоно висящего прямо посреди маленького зальчика и плавно переходящего в цветы и птицы шёлковой раздвижной ширмы, а дальше во всю стену был распахнут громадный, прямо-таки гигантский веер, расписанный цветущей сакурой, под ним ютились несколько вееров поменьше…
- Это что такое? – шёпотом спросил я, слегка оробев.
- Проходи-проходи, будь как дома. Это магазин. Точнее, художественный салон. Вот тут реально можно найти что-то уникальное, сюда художники свои работы сдают. Как раз те, к которым тебя посылали ювелирные тётки. Да, это будет новодел, но очень хороший новодел. Практически произведения искусства. Я здесь покупала свои кафаси. Помнишь мои кафаси с кораллами и бирюзой?
- Кафаси – это что? – тихо переспросил я, не переставая коситься во все стороны.
- Серьги. Бестолочь.
- А, вот эти вот… - я покрутил пальцами. - Такими… шапочками?
- Ну да. В общем, я тебя тут оставлю с надёжным человечком, а сама побегу – не имею права клиента бросать. И смотри – без меня ничего не покупай! Понял? Слышишь? Выбирать можешь, что хочешь, любоваться можешь, но ничего не оплачивай, меня дождись непременно!
Для убедительности она ткнула меня чувствительно в бок, и я машинально кивнул.
Мой глаз уже успел зацепился за что-то прекрасное в витрине. Но это было отнюдь не кольцо. Я не знал, что это такое. Медальон - нет, кулон - нет. Больше всего это походило на драгоценный крошечный пузырёк из-под духов - необыкновенно изысканный, изящно украшенной серебряной сеткой, какими-то бусинками, подвесками, бисером... Всё это сказочное великолепие крепилось на цепочку и располагаться должно было, как я подозревал, у девушки на груди. Наверное. А, может, в сумочке. Во всяком случае, я мысленно примерил это на пани и понял, что это совершенно её вещь. Я поразглядывал два или три таких флакончика, когда душистый воздух вокруг меня пришёл в движение, и учтивый женский спросил: Вы что-нибудь уже выбрали?
Я поднял голову и удивился: голос был глубокий, даже какой-то королевский, а девчушка ко мне подходила маленькая, незаметненькая, почти невзрачная - замухортенькая, как говорила моя бабушка. У меня даже оробеть не получилось.
- Да, вот это, такое красивое на цепочках... Это что?
- Это аромакулоны, - сказала девочка. - Ручная работа.
И тут, совсем вблизи, я, наконец, увидел, что никакая это не девочка. Наоборот - совсем пожилая женщина, меня обманула хрупкость фигуры и маленький рост.
- Меня зовут Клара, - сказала она, тихо улыбаясь. - Элечка просила помочь вам выбрать кольцо.
продолжение следует.