Во время привычного неспешного субботнего завтрака я собирался сообщить
родителям, что я уже большой и десять лет - это как раз тот возраст, чтобы
гордо носить часы на руке.
В шахматном клубе Дворца Пионеров, где я увлеченно занимался, почти все
мальчишки из плеяды шахматных надежд Ленинграда шестидесятых годов уже красовались
со своими часами. Они часто обнажали свое запястье с большими не по руке часами и,
явно подражая старшим, глубокомысленно глядели на циферблат и изрекали что-то
умное, типа: «Засиделись мы здесь, однако, скоро восемь». Как по команде
наперебой сыпались уточнения:
- Да, уже без двадцати.
- Нет, девятнадцать сорок две.
- Выбросите свои ходильники, сейчас тридцать девять минут!
Я буквально страдал, не имея возможности примкнуть к этому хору счастливых
обладателей часов, и мне приходилось утихомиривать их строгим окриком: «Эй, вы
там мешаете!» Моё восклицание предназначалось и к владельцам часов, и к
тренеру, похрапывающему тут же за соседним шахматным столиком. Пробуждение
восставшей от полудремы «тяжелой артиллерии» выталкивало спорщиков в коридор,
оставляя таких же, как я «бесчасовников» в зале, напряженная тишина которого
нарушалась лишь клацаньем шахматных часов и мягкими шлепками фигур по доскам.
Было и еще одно обстоятельство, в котором я не хотел признаваться не только
родителям, но даже себе. Меня задевало безразличное отношение ко мне Розы,
единственной девочки в нашем кружке. Обладательница красивых дамских часиков,
с удовольствием предавалась дискуссиям по достоинствам и недостаткам различных
марок. Моя ровесница, громкоголосая, с красивыми грустными глазами, высокая, чуть
нескладная, с цепочкой вокруг тонкой шеи со странным кулоном в виде шестиконечной
звезды, она, непонятным для меня образом, всегда оказывалась
в центре внимания юных дарований. Когда Роза демонстративно громко отодвигала
стул, на котором сидела за шахматной доской, вставала и неспешно выходила из
зала, стайка мальчишек вскакивала со своих мест и устремлялась за ней. Среди
них были двое, которых, не без основания, считали элитой нашего клуба. Они уже
участвовали во всесоюзных турнирах и возвращались в Ленинград с медалями. Эти
ребята не стали бы терять время на пустую болтовню.
В коридоре Роза увлеченно рассказывала внимающим ей шахматистам о чем-то
интересном, замолкая каждый раз, когда я проходил мимо. Очевидно, что речь шла о
чем-то таком, о чем не говорили ни дома, ни тем более в школе. По крайней мере,
слово «шаббат», которое мне удалось услышать, было для меня новым и ни о чем мне
не говорило. С присущей мне самоуверенностью я решил, что это фамилия очередного
шахматного маэстро, и, вполне удовлетворенный своим интеллектом, последовал дальше
по своим делам. Но время шло, разговоры в коридоре все продолжались и
продолжались. Меня никто не приглашал, а сам подойти я стеснялся, ведь у меня
не было часов. «Добили» меня красивые цветные открытки, которые она показывала
своим друзьям, вызывая у них возгласы восхищения и удивления. Увидев меня, она
переворнула открытки картинками вниз, шикнула на самого громкоголосого: «Тихо ты!»
и раздраженно обратилась ко мне: «Вам чего?» Пожалуй, это было первый раз, когда
ко мне обратились на «Вы».
Все мои попытки узнать, что было на открытках, и что этх ребят так сближает
закончивались ничем. «Не лезь сюда, это не твоя тема!», - так ответил на мои
вопросы парнишка из той группы, что сплотилась вокруг Розы. «Куда сюда не лезть?
Что значит не моя тема?» – мое любопытство было разоженно до предела. И тут я
придумал, как узнать, что было на открытках. Надо выпросить у родителей часы и
через обсуждение их качеств сблизиться с Розой и ее друзьями. Гениально!
В то утро за завтраком мне со своей просьбой пришлось подождать. Первым
заговорил папа.
- Дети, – обратился он к нам с братом, - мы решили купить машину «Запорожец»
ЗАЗ 965.
Я про себя хмыкнул. Розу с шахмат забирали на «Волге». Папа, казалось, прочитал
мои мысли.
- «Москвич нам дорого. А на «Запорожец» мы сможем накопить за год. Накопим, если
будем экономить», - он строго посмотрел на каждого из нас.
- Экономить, - продолжил папа, – но это скучно и долго. Дети, вы готовы?
Я сидел нахохлившись. Моя мечта обзавестись часами рушилась на глазах.Тишина
за столом продолжалась недолго.
- А телевизор, - робко начал мой восьмилетний брат Миша, - скоро будет
чемпионат мира. Папа, ты же хотел купить новый.
- Телевизор подождет.
- А еще мне гантели нужны, - обижено протянул Миша, – на пять килограммов.
- А ты чего нахохлился, выкладывай, - обратился ко мне папа.
- А я хотел бы часы. Я уже присмотрел.
- У них в клубе часы на стене висят, а тренер всех в восемь часов выгоняет. Не
нужны ему часы – попытался разрушать мою мечту братец.
Папа все это время пристально глядел на меня. О! Я хорошо помню этот взгляд –
пронзительный, проникающий в самую душу. Взгляд проницательный и недоумевающий.
Взгляд говорил больше, чем любые слова, которые он мог бы сказать сейчас.
- Ты что, сын, не слышал, что я говорил пять минут назад, - читалось во
взгляде. – Ты разве не хочешь машины?
сквич
А я действительно не хотел «ЗАЗ», я хотел «Москвич», но возражать не посмел.
Лишь кивнул: - Да, я хочу машину.
- Вот и хорошо, - папа выглядел довольным, - вот и договорились. Сначала
машина, потом все остальное.
- Я думаю, покупку часов можно ускорить, - вступила мама, -
Пусть Андрей бутылки и банки сдает. Что сдаст, то его. Посмотрим, кто быстрее
накопит, - она хохотнула, - мы на машину или он на часы.
- А гантели?
- Будут тебе гантели. В четырнадцать лет, на день рождения.
Как я собирал бутылки по всему Ленинграду – это отдельная драма с элементами
комедии. Важно то, что, как папа и планировал, мы сначала купили машину, затем я
часы, потом у нас появился цветной телевизор смотреть «В мире животных» и
футбол и, уже позже, гантели.
И вот, в один прекрасный день я с новыми часами появляюсь в клубе и уже сам,
задирая рукав пиджачка школьной формы, демонстрирую всем свое сокровище.
Реакция была вяловатой.
- Ну часы как часы, что такого?
Эх, с такими бы часами да год назад! Ожидаемого триумфа не было, да и Розы в
зале не видно. Не было ее и на следующем занятии, и еще на следующем. Наконец,
не утерпев, я спросил:
- Где Роза?
- Роза больше не придет. Она уехала.
- Куда?
- Куда уехала, туда и уехала. Тебе какая разница.
Только через годы я понял, что означает шестиконечная звезда, что за слово
«шаббат» и куда уехала Роза. А брат был прав.
Тогда часы мне были уже не нужны.