В моем возрасте чаще живут воспоминаниями, чем мечтами. И если мечты бывают только радужными, то воспоминаниям присуща грустная нота. Хотя...
... в прошлом у меня было событие, которое с лихвой перекрывает самые солнечные мечты. И связано это событие именно с солнцем.
Я тогда ходил во второй или третий класс. При Хрущеве случилось, что б вы поймали время. Жил я на маленьком хуторе с родителями. Хата у нас была под соломенной крышей, столбянка в два окошка с подъемными полурамами и земляным полом. Под потолком, на крюке для люльки, висела на витом проводе огромная. как кувшин, электрическая лампочка. Загоралась она поздно вечером, потому что свет от речной колхозной электростанции подавали летом с десяти до двенадцати часов.
Сарай и навес для сена тоже крыты соломой. Я на навесе любил книги читать. Там тень от громадной соседской вербы и западный край горизонта просматривался чуть не до Гринвича. Через хутор Зубовка и села Большая Ивановка и Волотово. каждый вечер я видел, как ускользало солнце. Часто ко мне на навес забирались грачи. так хуторских ребят отчитывала мама. Это у них называло - "пойти к Калупету". Хуторское мое прозвище по фамилии.
Ну вот.
А в тот счастливый день , около обеда, принес отец с почты посылку. Привет из Лениграда от моей крёстной матери. отцовой сестры. Она как в пятидесятые годы пацанкой завербовалась на торфяные работы , вышла там замуж, так и осталась в болотных краях. Она нас очень выручала, как мама говорила, и тряпками, и продуктами. А в этот раз, среди прочего, завернутый в полотно, лежал...
...фильмоскоп! Знаете - такой, похожий на танк. С будкой для лампочки и стволом подвижной линзы. Краска с металлическим отливом и запахом от аппарата...
....который я до сих пор помню. Что-то от прокаленного металла, что-то от большого города, что-то от казенного воздуха. Неземное что-то, из другого мира.
И десять круглых коробочек с диафильмами. Конечно, я тут же ринулся к розетке, но отец остудил мой пыл. Свет-то дадут в десять вечера.
Ух, как я был зол. Я разворачивал на просвет и распускал в руках пленки. Но там были очень маленькие картинки, их разглядеть не помогло даже увеличительное стекло. Это уже через неделю я и все хуторские грачи знали каждую плёнку наизусть. Читали по памяти целые куски из шевченковой "Батрачки". Подначивали один другого колкими словами двух финских парней - Матти Весельчака и Тайво Неулыбы. А я на всю жизнь запомнил страшные строки их революционной пленки про мальчика на баррикадах:
"Ты что здесь делаешь, щенок!
И сбил жандарм Егорку с ног",
С тех пор и на всю жизнь мне вспоминается этот жандарм, лишь завижу стража порядка. На всякий случай перехожу на другую сторону улицы.
Так о чём, бишь, мы?
Ах, да! О солнце,
Я понял, что включить фильмоскоп смогу только глубоким вечером. По наивности я пошел на улицу торопить солнце.
Хуторское радио уже сообщило жителям о моём домашнем кино. Грачи прилетели быстро, но так же и улетели, разочарованные. А отец соорудил во дворе пирамидку из трех табуреток, и утвердил на ней мой фильмоскоп. Протянул переноску и направил ствол танка прямо на беленую стену соседней хаты. Типа экран. Это он устроил кинозал заранее, перед уходом на ночное дежурство.
Оставалось только ждать.
Вот вам приходилось ждать автобус и мотать себе нервы, зная, что от самоедства ничего не зависит? Автобус придет, когда придет, и солнце сядет не раньше,чем оно сядет.
Я шатался по улице и по двору. Я ходил к речке.
Солнце неподвижно висело над головой.
На выгоне я схватился, было, с грачами играть в лапту. Пару раз удачно выбивал мяч, даже забывался. Но когда поднимал голову вверх - светило упорно висело в середине неба,
Грешным делом, я подумал, что его приколотили огромным гвоздем к выцветшему куполу лета.
Ничего не помогало. Прошло часов двести, и в саду буквально на моих глазах зеленые сливы налились спелым фиолетом. Обычно на это уходила неделя, а тут - в пару часов ?
Солнце явно издевалось надо мной. В обычном случае за то время. пока оно висит на месте, проходило дней несколько. Да что там дней - каникулы пролетали!
А тут - ни тпру, ни ну, ни кукареку. .
Я взял тридцатисантиметровую линейку, и поднялся на навес. Лег на пузо на глазок пристроил линейку между солнцем и горизонтом. К удивлению оказалось, что покрасневший раскаленный шар отделяет от дырки в земле всего сантиметров пятнадцать. Это меня вдохновило. Я устроился поудобней и попытался между солнцем и горизонтом просунуть три пальца. Пальцы оказались толстыми для этого дела. Солнце явно садилось. При этом с ним что-то происходило. У солнца появились пунцовые уши. Оно вдруг приобрело лицо строгой завуча школы Прасковьи Павловны, и строго сказало :
-Верни линейку, Калупет!
И я полетел вниз,
Когда я проснулся, стояла ночная темнота. Лишь уличный фонарь - лампочка под железной шляпой - с укоризной мигал мне последним предупреждением о том, что через десять минут электричество выключат.
Поняв, что произошла катастрофа, я оказался у пирамиды из табуреток. Я еще успел всунуть вилку в розетку переноски и запустить первую пленку. И вспыхнувший луч вырвал из темноты нахохлившихся хуторских грачей, устроившихся прямо на траве. Как говорится - давно сидим.
Кино кончилось едва начавшись.
Это был позор, который я остро переживал до следующего вечера. А дальше был триумф. Впрочем, об этом,я кажется, уже сказал.
...Да, чтоб не забыть. Фильмоскоп я передал младшему сыну. А он - уже моему внуку. Фильмоскоп исправен и сегодня. Даже лампочка в нем всё та же - из Ленинграда шестидесятых годов прошлого века.
Жаль, что диафильмы сегодня не выпускают. Да и электричество горит круглые сутки.
Может - потому солнце никто и не замечает.