Меж двух войн. Ч. 2. Гл. V. 13. Первая после дожди
13. Первая «после дождичка».
Она терпеть не могла этой фразы - «Она испытала шок». Да и не испытала его, так, легкое удивление, грусть и радость одновременно. Иногда все-таки происходят в жизни удивительные вещи, просто сваливаются, как снег на голову, и не знаешь, как на них реагировать.
Просто она, как обычно, где-то раз в некий, ничем не ограниченный период, просматривала «потеряшек», которых хотелось бы увидеть и услышать на «Одноклассниках». Это были настоящие ее одноклассники и друзья, среди которых она иногда еще набирала имя и фамилию дочери ее Доброго Доктора, второй своей тайной любви.
Так случилось, что после долгих лет дружбы, в которую преобразовались пылкие чувства, они расстались нехорошо как-то. Дело в том, что его тогда, еще лет 15 назад многие в городе числили выехавшим за границу, это когда расформировали отделение, и не все его разыскали в недрах другой большой больницы.
Он сам ей об этом рассказывал и при встречах, и по телефону, как и прежде, регулярно ей звоня и делясь всеми новостями – вот это качество было в нем исключительным – он умел привязываться к людям, которые были ему дороги, умел утихомирить ревность ради дружбы, хотел по-прежнему все знать о ней и ее окружении – и это было ей очень дорого, поскольку встречается нечасто, такая глубина чувствования в мужчине и неподдельный интерес к ее персоне. Это радовало, заставляло держать высоко голову.
На ее естественный вопрос, а не собирается ли он, в самом деле, уехать, отвечал, смеясь, что она будет первой, кто об этом узнает. И вдруг однажды в мае в том году, когда начинался новый век, прозвучал звонок из серии «Вот и все, я звоню вам с вокзала, я спешу, извините меня!»:
- Ольга Витальевна, я звоню вам, - вокруг слышался шум многих голосов и эхо, как она потом поняла, пустой квартиры, - чтобы попрощаться, поскольку через час с небольшим мы всей семьей уезжаем за границу на постоянное место жительства. Она только и выдавила:
- А как же обещание сказать мне первой? Или хотя бы зайти, разве так прощаются навсегда?
- Виноват, но уже исправиться у меня нет возможности, так что простите великодушно и не поминайте лихом.
Они разъединились, но у ошеломленной совершенно Ольги еще долго стоял в ушах его необыкновенно совершенный голос, который только что произнес самую большую несуразицу, которую только можно вообразить.
В те годы и позже уезжали многие, в том числе и у них в университете. Бегали перед отъездом в запарке, что-то продавали или просто дарили, даже им, кадровикам. Некоторые даже приходили с тортом и шампанским, отмечая как бы отвальную, чтобы их помнили и не поминали лихом. И подарки были простые, для хозяйства, какие-нибудь вешалки в шкаф, которых всегда во всех офисах не хватает, какие-то кухонные мелочи, что тоже не было лишним в хозяйстве отдела.
Особенно ее поразило однажды явление учительницы всех троих сыновей Дорониных с пятитомником Булгакова в качестве подарка – в противовес отъезду подруги, которая все книги, которые им не были нужны, ей продала-таки по-родственному и по-дружески. А здесь – даже не зашел, не посмотрел в глаза, не накапал в рюмку коньяку, не оставил чего-нибудь на память, чтобы легче перенести расставание, чтобы легче плакалось и уезжалось. Вот такая вот любовь и неземная привязанность. То: - Я люблю тебя больше жизни, - то: – Вот и все, я уезжаю навсегда!
Вот прошло уже десять лет с этого события, а она до сих пор в недоумении. А тогда еще пару лет не знала даже, куда он уехал. Сама думала, что в Израиль.
Пока сорока не принесла однажды из детской поликлиники услышанный еазговор, что замечательный доктор Гуревич уехал в Германию, но там уже, естественно, не работает. При этом все участники того разговора его так хвалили, что, мол, теперь таких уже нет в смысле внимания и профессионализма.
И хотя она четко запретила себе его вспоминать, но он являлся ей в снах, над которыми она не была властна. Сны, в которых Дмитрий фигурировал, были двух видов. В одних, в разных вариациях, он шел весь в белом по отделению, легко подтрунивая над ней, бедной-разнесчастной своей пациенткой, глядящей на него, как на небожителя. Этот все равно приятный во всех отношениях сон всегда был к ее болезни.
А второй сон, где он в повседневной одежде куда-то исчезает, смеясь, а она остается один-на-один с его женой, которую и не видела никогда в жизни, и они с ней по-дружески спорят, кто из них его больше любит. Этот сон обозначал, что он прямо сейчас думает о ней. А вскоре это и подтвердилось его двумя звонками, где он просил его простить за плохое расставание. И за то, что он не нашел в себе силы прийти и посмотреть в глаза и вместе поплакать от горя, что отныне «я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не забуду».
Она, помнится, ответила «Бог простит!» и перевела разговор, не позволяя себе вновь растаять только от звуков этого уверенного и красивого голоса с виноватыми горькими модуляциями, сказав, что хочет все-таки от него услышать, в какой стране хотя бы он обосновался теперь, просто так, чтобы знать и ориентироваться, так сказать, в постранственно-временном смысле. Тогда и услышала, что действительно в Германии. Затем он зачем-то долго переписывал ее почтовые адреса – и где сын живет, и где частный дом. В свое время он везде побывал как друг семьи, в значительной степени им помогавший.
На языке и в голове тогда вертелся некий пикантный сюжет, рассказанный ей одной их общей знакомой, с которой и начался ее процесс адаптации к новой жизни усилиями обоих. Дама была из профсоюза медиков и имела дочь – студентку математического факультета. Так вот, просьбой их обоих было подыскать перспективного для Стэллы руководителя курсовой работы, с которой можно плавно перейти к дипломной и даже к диссертационной работе. Ее тогда еще поразил размах амбиций и планирование карьеры – студентка была еще только на 2-м курсе, правда, отличница, спортсменка и знала два языка в совершенстве.
Так вот, у Стэллы все сложилось, правда, не совсем так гладко, как им тогда мечталось, и в Киеве на квартирах намыкалась, и научный руководитель в одночасье умер, но с тех пор уже много времени прошло и маман похвалилась ее успехами – живет в Америке, преподает, замужем за профессором математики, есть дети, в общем, сбылись все мечты. Но вот состояние самой матери тогда внушило ей опасение. Она выглядела очень странно, жаловалась, что она совсем одна – дочь и внуки далеко, она им не нужна, а с мужем развелась, и сейчас судятся из-за квартиры, доставшейся ей по наследству от родителей:
- Могла ли я подумать, что со мной все это случится, ведь ни работы, ни личного счастья, ни детей поблизости. Наконец, речь зашла тогда и об их общем знакомом, Дмитрии Евгеньевиче. Она еще не знала, куда он эмигрировал, поэтому напрямую спросила свою визави. Та ответила: - В Германию, Ольга Витальевна.
- А я думала, что в Израиль.
- Да что вы, в Израиль им нельзя, у них же дочь родила от араба, какой уж тут Израиль!
- Да что вы, Людмила Петровна, да бог с вами, от какого еще араба, сами никому больше такого не говорите и другим не разрешайте сплетни плести про эту семью.
- Да, вы так думаете? – отчего-то очень быстро согласилась ее гостья, все более вызывавшая в ней смутные подозрения насчет своей адекватности, особенно тем также, кроме небылиц, что явилась в обтягивающей футболке без признаков нижнего белья – это было, по крайней мере, странно в ее под семьдесят годков.
Она, Ольга, знала всю историю любви Жени и Миши не понаслышке, а от любящего папаши, вместе с женой переживавшего, что дочь, по их мнению, долго не выходит замуж. А потом прошло еще года полтора после свадьбы, и девочка родилась за месяц до рождения ее собственного внука и даже с подачи Дмитрия Евгеньевича под присмотром тех же врачей, что принимали роды у его собственной дочери.
Она даже дату помнила – 22 июля. Разве могла она рассказать дорогому человеку, пусть и обидевшему ее, такую препакостную историю, что на языке у одной из его хороших знакомых. Нет, лучше вовсе не знать, что говорят о тебе за твоей спиной, тем более, когда ты отбыл «в далекие края».
И вот теперь вдруг высветилась страница дочери без фотографии, а у нее есть друг – Елена Ольховская, ну да, она сразу вспомнила фамилию Миши, значит, дочь, но самое интересное ждало ее дальше - у замечательно красивой девушки и внучки Лены среди друзей был он, Гуревич собственной персоной, весь белоснежный, как всегда, но не в халате, а в футболке Nike и с бокалом шампанского в руке – прекрасный образчик прекрасной европейской старости, ведь ему было уже 79 лет.
Она испытала сложные чувства в данный момент, основным из которых была, несомненно, радость. А уж потом следовали удивление, любопытство, грусть о преходящести всего на земле – и загадывание, как теперь сложатся их отношения, да и будут ли они вообще, ведь вполне возможно, что за него на сайте зарегистрировались и общались, и в данном случае общение становилось нереальным, к тому же он заходил в последний раз неделю назад, может, там вообще нет никакой периодичности, и ей и вовсе не дождаться ответа.
По сути, ей и раньше казалось странным, что дочь, закончившая АСУ в техническом университете, так долго не была на сайте, да и сейчас без фотографии, ведь про «Одноклассников» не слыхал только ленивый. Внучка жила в другом городе, про который Ольга знала, что это город старинного университета. Ей было 22 года, ну да, как и ее внуку, загремевшему недавно в армию после университета. Да ладно, чего голову-то ломать: – Поживем – увидим! А пока: - Ура! – или - Ура?
-----------------------------
Интернет – великая сила, и никто этого не отрицает. Без него не были бы возможны и эти воспоминания, ведь многое выветрилось из памяти, особенно даты, имена и фамилии известных и не очень, людей, географические названия и всяческие справки, например, про озеро Котокель, ставшее теперь мертвым озером, и название села семейских, которым теперь негде ловить рыбу на зиму.
В шальные 16-17 лет никто и не запоминал фактов, остались размытые воспоминания на уровне ощущений и каких-то нечетких пятен на беленой стене. Остальное надо было восстановить и вообразить на этой зыбкой базе чего-то о чем-то.
Леонардо да Винчи:
Я не премину поместить среди этих наставлений новоизобретённый способ рассматривания; хоть он и может показаться ничтожным и почти что смехотворным, тем не менее, он весьма полезен, чтобы побудить ум к разнообразным изобретениям. Это бывает, если рассматриваешь стены, запачканные разными пятнами, или камни из разной смеси. Если тебе надо изобрести какую-нибудь местность, ты сможешь там увидеть подобие различных пейзажей, украшенных горами, реками, скалами, деревьями, обширными равнинами, долинами и холмами самым различным образом; кроме того, ты можешь там увидеть разные битвы, быстрые движения разных фигур, выражения лиц, одежды и бесконечно много таких вещей, которые ты сможешь свести к цельной и хорошей форме; с подобными стенами и смесями происходит то же самое, что и со звоном колокола – в его ударах ты найдешь любое имя или слово, какое ты себе вообразишь…
Вот ведь, «новоизобретенный способ рассматривания», про Интернет точнее и не скажешь, цитируя великого предсказателя будущих технических новинок вообще, а не о конкретном новшестве нашего века.
Благодаря ему она разыскала тех, о ком даже не могла и мечтать услышать хоть какую-то весточку. Ее многочисленные одноклассники не были ею забыты никогда, но как здорово, что они вновь появились в ее поле зрения. Кто-то скажет, что это случилось поздновато, на что она тут же возразит, что кроме одного состояния, остальное никогда не бывает поздно, тем более в их свободном и мудром возрасте. Ведь если вообразить, что это произошло бы лет на двадцать раньше, то еще не утихла бы жажда сравнивать успехи, достижения, материальное благосостояние, что было совершенно безразлично сейчас, когда жизнь воспринимаешь просто как жизнь, как радость проснуться утром вместе с солнышком.
Отсюда и отношения ничем не замутненные, в том числе и любовными переживаниями, хотя у каждого их за спиной – несть числа. Они снова, как в детстве и юности, свободны в изъявлении дружбы и радости, хотя и груз прожитых лет добавил свою окраску к этим юным чувствам. Вдобавок, это замечательная возможность сохранить свою душу по-прежнему молодой и счастливой, избегая этого вечного конфликта между молодостью души и старением тела.
Девчонки и мальчишки моих лет, - хотелось ей обратиться к новым –старым друзьям, - вы – это моя память и моя молодость, чем хотелось бы быть и для вас!
И пусть это слишком притянуто-иллюстративно, но известные мучительные стихи Мережковского – разве это для ее поколения?
Страшней, чем горе, эта скука. Невыносимым оскорбленьем
Где ты, последний терн венца, Вся жизнь мне кажется порой
Освобождающая мука Хочу простить ее, но знаю
Давно желанного конца? Уродства жизни не прощу,
С ее бессмысленным мученьем, И горечь слез моих глотаю,
С ее томительной игрой, И умираю, и молчу.
Казалось бы, и сравнивать невозможно, а вот незатейливость следующих строк неизвестного ей автора просто подкупает.
Пряду я жизни тоненькую нить, Расцветок в ней намешано немало,
Скрывая узелки и узелочки. Большой клубок - его я прясть устала -
А эта нить с названием "меланж" Но в нем и пораженье, и – реванш!
Целых долгих полгода она ничего не писала… Ведь практически почти все уже сказано, написана последняя часть. Хоть и не отредактирована, да и представляет собой лоскутное одеяло, где «расцветок (в нем) намешано немало». В таком фрагментарно-дневниковом виде она и рискнула ее размещать перед своими одноклассниками, на их дружеский теплый суд. И все вроде бы нормально, но увидела отдельные пробелы и пропасти в событиях и воспоминаниях, ведь в этой части она действительно писала, как вздумается, не утруждая себя даже хронологией.
А разве наша с вами память устроена по порядку событий? Хоть далеких, хоть близких? Иногда такое вспомнится из давней давнины, а вчерашние события и вовсе трудно пересказать, нет не из-за специфики памяти при склерозе, нет, просто то, что было вчера, так очевидно, но еще так не устоялось в памяти и собственных оценках, что это труднее всего описать, возможна последующая кардинальная переоценка, а в этом случае – и вовсе напрасный труд спешить за ходом событий.
Но сегодня! Сегодня особенный день! Она, наконец, осталась одна. Одни укатили к морю дальнему, в отпуск, другие – к морю ближнему, поскольку посреди недели выдался государственный праздник. С одной стороны – грустно, ведь побывать у моря до некоторых пор было ее тайным желанием, а с другой – как же хорошо быть предоставленной самой себе. И она как-то очень естественно и с упоением даже принялась строчить слово за словом, не напрягаясь и радуясь этому ощущению настоящего творчества.
Все правильно. На море она уже не выездная – и на солнце нельзя, и климат лучше не менять, и детям она как-то там ни к чему – старики и инвалиды пусть сидят дома, так их меньше видно. У одних – и места ей не хватает в машине, у других – период медовый, она-то причем? А когда-нибудь специально и отдельно собраться ради мамы – это уже из области фантастики, научной. А ненаучная обыденность говорит четко и понятно – «каждый сверчок, знай свой шесток». Ну и ладно, ну и успокоилась, поныла чуть-чуть – и достаточно. Детям видней, где и как ей быть, самое лучшее место – в качестве домашнего цепного пса – и им не напряжно, и домашность постережет.
Да и чего роптать, ведь и в самом деле тяжело под солнцем на пляже, да еще доехать надо силы иметь. Вот если бы сразу – пять минут – и нырь в воду, ведь практически только купание ее и прельщало. Нарезвиться вдоволь неожиданной легкостью собственного тела, плаванием и барахтанием, свежестью брызг и морскими ни с чем не сравнимыми запахами – и сразу назад. Но такого идеального варианта уже точно никогда для нее не сбудется.
Не успела пожаловаться всласть экрану, который, как и бумага, все стерпит, как отзвонился второй, уже доехавший до ближних морей. Эта выработанная привычка сообщать о себе, оставаться как бы подотчетными, осталась и у взрослых ее сыновей, кроме старшего, ведь это так хорошо – сознавать, что тебя любят и ждут вместе с твоими новыми домочадцами в собственной семье.
Конечно, было странновато остаться без обоих младших внучеков, которые вот уже полгода как переехали в новый дом и прекрасно обжились в нем, и с бабушкой общаются с замечательной регулярностью согласно личному распорядку дня. А он у них такой насыщенный! Да еще и летом! Когда поет, пахнет и жужжит каждая травинка и всяческое насекомое, а ты все это великолепие видишь в первый раз.
Потому что, во-первых, раньше жил в квартире. А во-вторых, вообще видишь все в первый раз в твоей годовалой необыкновенной истории, где уже успел столько познать, сколько потом не сможешь познать никогда в жизни даже при самой огромной тяге к знаниям – скорости познания будут другими, увы.
-----------------------
Несмотря на такое вступление, главную новость она все-таки сообщила – сын с семьей переехал в новый дом, и этому событию уже полгода. В нем встретили Новый год, отгуляли новоселье одновременно с Вовчикиным 6-летием, а летом уже и годик Димчика.
То-то было веселье. На улице, с плакатами на стенах, где фигурировал именинник, среди разбитого цветника и всяческих грядок, кустов-деревцов. Шло усиленное обустройство территории бывшей стройки. Гнездо вилось несколько лихорадочно, силами приезжавших Олиных родителей и самих новоселов с малым ребенком на руках, который один мог собой занять все помыслы и деяния родственников.
В стране шло Евро-2012, в том числе и в их городе. Поэтому внук - военный лицеист выпустился из школы еще в мае, как и тысячи других выпускников и студентов, которых распустили по домам на эти футбольные святки.
Но в принципе, это было очень интересно, быть центром футбольных страстей, тем более, что город удивительным образом похорошел и помолодел благодаря ремонтам и благоустройству всего и вся.
Поскольку новости тоже никто не брал обязательства располагать в хронологическом порядке, то и вернемся к тому, что зимой она отметила 65-летие. Самым сногсшибательным подарком явился печатный и переплетенный том ее собственных записок с приложениями и поздравительными включениями ее друзей по Интернету. Тот, который про "Дочь солдата" и ее "Детство золотое, послевоенное".
Его составление, разумеется, смог осилить единственно возможный человек – Сережа Бакшеев. Это была ее книга, имевшая формат А-4, переплетенная в красивую вишневую обложку почти как диссертационное исследование, дополненная множеством фотографий из ее группы и с личной страницы.
Фотографии имели такое великолепное качество, какого они никогда не имели в натуральном виде. Что значит техника в хороших руках, влекомых умом и сердцем, вкупе с желанием поздравить друга из интернета. Посылки было две, одна – пакет с книгой, другая – диск с этим же текстом и картинками. А если учесть, что двигалось это из города Иркутска, то и вообще диву даешься, какие необыкновенные у нас люди, а местами так и вовсе уникальные.
Посылки шли месяца два, так что праздник продолжался около полугода, не иначе. Особенно впечатлили посылки ее сыновей, которые посмотрели, повертели в руках, рассматривая фотографии, похвалили и погмыкали значительно, но никто не изъявил желания прочесть хоть страницу – ведь о чем-то ведь написан целый том - извините, они и с детства не читали, кроме очень начитанного старшего.
Как выразилась Алла Иванчикова в телефонном разговоре: - Когда-то они вспомнят, где можно хотя бы увидеть мамины слова, которых вдруг станет не хватать. Это было с нами со всеми, также будет и с ними. А там – история семьи, как-никак.
Тут бы хотелось добавить: - о детстве и юности в семье Квадратько – однозначно, хотя бы чтобы узнать о ней.
А вот ее более поздние откровения у них вызовут и раздражение, и протест местами. Ну, да волков бояться – в лес не ходить, уж как сложилось. Именно поэтому она и не спешила пытаться издать свои «несовершенные и несекретные» материалы, ведь сейчас все можно издать небольшим тиражом - хоть черта с рогами, хоть полную «белиберду белиберденс» с «ашипками» в слове «раскас», не подумайте только, что замахнулась на великого Василия Шукшина.
Добрый Доктор отметил в феврале свое 80-летие, с чем Ольга Витальевна его и «проздравила», отослав страницы своих воспоминаний об их памятной встрече врача и пациентки. От благодарного Гуревича пришло благодарное растроганное электронное письмо.
Дорогая Ольга Витальевна! Спасибо за такой
неординарный подарок. Приятно осознавать во вполне зрелом
возрасте, что когда-то я мог всколыхнуть такие чувства. Стало тепло на
душе. Три вещи никогда не возвращаются обратно
время, слово и возможности. Что-то нас с тобой объединяло. Думаю, что
это любовь, убеждения и дружба. Надеюсь, что
когда ты говорила о нашей любви, ты имела в виду именно это, так как я
лично тоже верю в любовь с первого взгляда.
Несколько позже, когда накал страсти уменьшился, мне все равно всегда
было интересно и приятно общаться с тобой.
Думаю, что это эссе ты писала значительно раньше. Но все равно это
здорово. Целую тебя нежно.
твой гордящийся собой Гуревич Дмитрий Евгеньевич.
Пиши. Обнимаю.
Но это не сподвигло его даже зайти на ее страницу и посмотреть хотя бы фотографии. И что взять со «старого больного человека»? С его теперешней точки зрения, общение – это пересылка ей полуспама со всех концов всемирной паутины, который дошел до него, а он – переадресует ей. Вот такое интересное кино! Лично ее это не устраивало никоим образом, ведь не было главного – настоящего общения, но и сильно бунтовать она не решалась, из уважения к сединам, чтоб не расстраивать, так сказать.
И практически ничего не писала в ответ, ну не обсуждать же в ответ всякие сюжетики и сюжеты, особенно, если они тебе временами вовсе не по вкусу. Так что подкинутый ей опять же Сережей Бакшеевым однажды вопрос вопросов: - Ура! – или: - Ура? - читался во втором, вопросительно-сомнительном варианте, не требующем ответа. А как же любовь, - спросите вы? – А так, «она здесь больше не живет», - последует окончательный ответ, - да и не любовь это была, а так, влюбленность, правда, бешеная. И чтобы понять это – стоило найти живое напоминание о ней в сети, ей-богу, стоило!
На «Одноклассниках» найденная тем временем Надя Китюх, в далеком северном городе Муравленко и в городе Перми, между которыми она курсировала, ничем особенным себя не проявила. Прошло несколько месяцев находки – и уже можно сказать, что особого общения там тоже не получается. Поохали, поахали поначалу, но Надя так и осталась ахать над цветочками и открытками, а интересной переписки – увы, не возникло.
Ее близкое окружение такие ахи вполне устраивают, только и видишь: - Бабулечка, ты красотулечка! А «бабулечка» (надо же, ведь это о юной некогда воздушной Надьке) внучке и дочке шлет в ответ нечто подобное. Ольгу всегда удивлял такой обмен письмами между родными людьми, вроде, надо непременно выйти в сеть, чтобы поздравить и похвалить друг друга, вроде уже нет других личных возможностей для слов любви и тепла, а надо вытаскивать их на всеобщее обозрение.
Зато долгое уже время буйным цветом цветет привязанность к Галине Бентеж, Вале Щегловой, Александре Лигус. Эти «девчонки» - несомненные лидеры их неформального сообщества. По всем позициям – тонкому пониманию духовных ценностей жизни, чувству локтя, образованности, да грамотности, наконец, что тоже немаловажно.
Здесь надо напомнить, что Галя – это младшая сестренка ее одноклассницы по Домне, Валя Щеглова – это ее личная однокурсница по Д-скому университету, а СашА, как она ее называла – вообще подруга ее одноклассницы по Чите. И эти «три девицы» под разными окнами в Крыму, Израиле и Чите – вписались и спаялись удивительнейшим образом.
Но самый беспрецедентный прецедент – это Саша Лигус, она оказалась жившей в Нерчинске, а посему слилась с Нерчинскими одноклассниками и их друзьями, знала Олиных читинских одноклассников, а в довершение всего выяснилось, что в Нерчинске была соседкой Лены Воронцовой и Тани Вальковой из Читы-46, обе соответственно теперь живут в Белоруссии и Казахстане, а еще и Олиной собственной одноклассницы Люды Бутко. Ну, как такое может быть, скажите на милость?
Как тесен мир – это по-прежнему хочется восклицать по пять раз на дню. Вот простой пример этому самому утверждению. В январе на новоселье к Сергею Доронину было звано много народу, в том числе и бывшие соседи по квартирному блоку, семья Швыдких. По выезде соседей Швыдкие Володя и Лариса, помнится, Ольга Витальевна с ними один раз уже встречалась в застолье, делали у себя ремонт, переехав по согласованию к соседям на пустующую жилплощадь.
За столом в Сережином новоселье оказались рядом с ней – приятная пара близко к 50 летам: муж громогласный командир, бывший выпускник местного военно-политического училища, одним словом политик и прирожденный тамада, жена – пикантная ухоженная блондинка ему под стать. И что вы думаете? В середине 80-х они служили в небезызвестной Домне… и их дочка Катя родилась в том же самом красном кирпичном роддоме в Чите, где и Светка Квадратько, но с разницей лет в 30. Помнится, ее Ирина просто залилась смехом, когда об этом узнала:
- Да вы просто притягиваете к себе всякие совпадения и переплетения судеб в связи со своей опять же жизнью! Ведь не спроси вы меня откуда я родом, так бы и мы никогда не узнали, что обе из Читы-46.
– Но я же спросила, и даже настояла на ответе, хоть ты и сопротивлялась, мол, в такое название никто не верит, что может быть в паспорте!
Постепенно они с Сережей Бакшеевым стали уступать новым трибунам свои позиции – и это тоже было естественно. Наверное, сказывалось нежелание повторяться, а также искусственно восхищаться всем и вся от новых – ведь все равно одноклассники немного разного возраста, а иначе – друзья по сайту – были все совершенно различными людьми, со своими вкусами, привычками, жизненными установками и предпочтениями. И хорошо, что разные! Но понимающие и не ссорящиеся, как сплошь и рядом из-за прямых оскорбительных замечаний отдельных злых на весь мир индивидов.
Появилось очень много фотографий природы, цветов, музыки советских лет и ностальгических мотивов и даже кулинарных рецептов. Но все это вместе с тем не затеняло главного – видов и истории Забайкалья, любви к детству и юности, своим близким и общей истории, радости и упоения жизнью и ее ценностями, приличного знания литературы, преклонения перед памятью декабристов, которые оставили в забайкальском крае свой неизгладимый след, прослеживания их пути, вплоть до сохранившейся церкви, где венчался Иван Анненков и Полина Гебль (впоследствии Анненкова Прасковья Егоровна).
Так постепенно с приходом некоторого числа новых членов их неформального объединения по интересам его лидерами стали СашА и Валя. А когда Сергей выдал очень своеобразный и точный статус все наперебой бросились доказывать ему свою неизменную стойкую дружбу. В том числе и ваша покорная слуга – и автор этих строк.