Тереза. Глава 3
Горе сковало сердце Терезы, но страх и ответственность за остальных детей заставляли жить дальше.
Три дня бушевал буран, снегу намело по крыши землянок, так что до земли не докопаться. Три дня стоял гробик с малышкой в сенях, у людей просто не было сил противостоять стихии.
Наконец, буран утих, и хоть все еще жёг мороз, решено было хоронить малышку. На похороны пришло всё поселение, горе объединило людей. Дети были напуганы и жались к Терезе. Особенно плакала четырехлетняя Паулина видя, как мужчина заколачивает гробик, она стала кричать и причитать: « Зачем вы это делаете!?» Тогда к ней подошла одна женщина, взяла её на руки и дала ей варёное яйцо, чтобы как-то её успокоить.
Отбушевали метели, на смену февралю пришел март. Пригрело солнце, зазвенела капель, побежали ручьи, снег медленно таял, обнажая степные поляны. С приходом весны пробудилось и в людях желание жить и выжить назло всем трудностям, всем войнам.
С фронта приходили вести одна печальней другой. А от Егора вестей не было совсем. Единственное письмо при переезде утерялось; его адреса у неё не было, а их адреса он не знал. Каждую ночь Тереза думала о нем: «Жив ли? И если жив, здоров ли? Как дать ему весточку о себе, о детях?»
Кто-то из поселенцев прочитал в газете, что немцев-фронтовиков снимали с фронта и приказом отправляли в трудовые армии на работы. Куда отправлялись «вчерашние» фронтовики и на какие работы, в газете не писалось. «Попал ли Егор под этот приказ или остался на фронте?» — задавала Тереза себе вопрос. Эта неизвестность и смерть маленькой дочурки угнетали её, не могла она себе простить, что не уберегла малышку. И как она сообщит об этом Егору и как посмотрит ему в глаза! Но одно ясно — она нужна детям, она должна была жить ради остальных деток, которые тоже нуждались в ней.
Четырехлетняя Паулина стала задавать совсем взрослые вопросы, часто вспоминала маленькую Марию. Старшие с наступлением тепла, часто заходили на погост к могилке малышки, приносили скромные степные цветы.
После смерти малышки Терезу вызвали в правление и дали работу. Теперь дети оставались дома (если это жилье можно было назвать домом) одни, двенадцатилетняя Анна и одиннадцатилетний Карл были за старших.
С наступлением тепла, весны и лета в рацион питания добавились травы. Дети собирали в степи конский щавель, иногда, если повезет, попадался и настоящий, лебеду, дикий лук и чеснок, сладкий корень и другие съедобные травы. Карл научился ловить, а вернее, выливать из нор сусликов. Но еды все равно катастрофически не хватало, люди болели и пухли от голода.
Еще по весне прошел слух о том, что скоро власти разрешат выезд домой, на Кавказ, поэтому люди и не сажали огороды. А те, кто хотели посадить картошку и другие овощи, были связаны по рукам отсутствием семян и другого посадочного материала, ведь зимой ели даже картофельную кожуру. Так и гуляли полуголодные дети по степи в поисках съедобных трав и яиц диких птиц.
Всего не хватало, но люди жили, а дети, не осознавая всех трудностей, успевали играть и шалить. У них были даже свои игрушки: из коровьих волос они валяли мячи, из коровьего кизяка замораживали себе санки, вырезали свистульки из тала.
Весной дети постарше стали ходить в школу. Книг и тетрадей не хватало и было большой радостью, если кто-то доставал кусочек газеты, на этом клочке писали и решали задачки. Чернила делали сами, используя сажу из печей и фонарей. В школу ходили, пока было тепло, но как только наступали холода школа заканчивалась по самой банальной причине: не было теплой одежды. Обувь и одежда поизносились за зиму, поистерлись, поэтому и вторую зиму дети сидели дома, о школе не могло быть и речи. Да и сама Тереза носила на работу постолы — обувь из бычьей кожи, вернее, это был кусок кожи набитый соломой. Солома каждый раз после носки превращалась в труху, поэтому вытряхивалась и набивалась новой. Да и эти постолы были большой роскошью, потому что не хватало кожи.
Работа у Терезы была непростой, она была возницей, надо было в ближайший город, за восемьдесят километров доставлять зерно. Это был уже тысяча девятьсот сорок третий год, зерно перевозили зимой, когда исчезла, а вернее, замерзла осенняя слякоть.
Медленно двигались подводы (сани запряженные парой быков), медленно двигались стрелки часов, и лишь мороз не позволял медлить сопровождающим. Пока быки делали шаг, сопровождающие обоз делали десять, пританцовывая на месте и хлопая руками от холода. Шли в основном днем, ночью передвигаться было опасно из-за разбоя и грабежа. На ночь останавливались в попутных деревнях. Распрягали быков, давая им отдохнуть, сами же сопровождающие отдыхали по очереди: пока двое сторожат обоз, остальные спят. Холод, голод и недосыпание были постоянными спутниками, но тужить и плакать было некогда, ведь дома ждали дети. Её крохи-детки.
«Деточки, вы только будьте послушны и дождитесь меня», — шептала Тереза и упрямо шла за подводой, превозмогая боль обмороженной пятки.
Зима подходила к концу, когда случилась беда. Дело в том, что не только люди недоедали, но и быки, совершая столь тяжелую работу, исхудали дальше некуда, и в один из дней один из пары быков упал, да так и не смог подняться. Тереза стояла подле околевшего быка и слезы ручьем текли у нее по лицу. «Это в лучшем случае — тюрьма. Что теперь будет с детьми?» — думала Тереза.
Бык издох днем, а к вечеру её уже увозил конвой. Тереза не понимала, в чём её обвиняют, ведь при всём своем желании она не смогла бы предотвратить смерть быка. Всю дорогу она плакала и твердила: «Я ничего не могла поделать, в чем же я виновата?»
Но сильнее всего её тревожили дети, опять оставшиеся без присмотра.