2.Священный Байкал
В поход отправились в самом конце июня, планировали где-то на две недели, а если погода подведет и еще мало ли что, просто не задастся - на неделю минимум, а продержались 15 дней. При этом здесь опускаются все предварительные собрания с родителями и без, общение с дирекцией школы, которая соглашалась частично субсидировать поход за счет «Комсомольской копилки», наполненной их классом за практику и ремонты школы. А также и то, как ударным трудом они форсировали очередной ремонт школы почти весь июнь, чтобы побывать в походе, а потом еще и отдохнуть перед последним, одиннадцатым классом.
В поход пошли не все, человека 4, в том числе и Юрка, переехали в июне в «лес», где постепенно строился новый городок для их части, и куда со временем предстояло переехать и ей с другими ребятами.
Возглавляла замечательное мероприятие их классная руководительница, учитель географии Неля Хасановна, без особых уговоров взявшая на себя такую ответственность. Она тоже была офицерской женой, крепкая тетенька средних лет, не очень шумная и не очень тихая одновременно. Она нашла с классом верный тон – и обе стороны это вполне устраивало. Да одно то, что она поддержала их в устремлениях на знаменитое озеро, говорило, насколько она сама была романтиком и доверяла им, что они не подведут. Они же – были просто в восторге от нее, иначе без руководителя им не видать Байкала, как своих ушей.
А время, тем временем, бежало – и наконец «наступил тот день и час». До Читы их отвезли в крытой военной машине, перед этим в школе разобрали весь походный инвентарь – три палатки, два котла, легкие одеяла – от спальников было решено отказаться ввиду их громоздкости, ведь лето, в конце концов.
И еда, т.е. продукты, в ассортименте – тушенка и прочее, чай - там, сахар, печенье и конфеты - из военторга, а классные концентраты в виде макарон с мясом, плова, горохового супа, киселя и пр.– из геологоразведки, они у них были специальные, для геологов, повышенной калорийности и улучшенного вкуса. Инвентарь тоже был их, особо нужно рассказать о котлах, которые как бы представляли собой распиленный на две полусферы шар из чего-то тонкого и нержавеющего, наверное, какого-то сплава алюминия. Но вторая полусфера была как бы от шара меньшего диаметра, т.е. они прекрасно входили друг в друга, даже с приделанными ручками для подвешивания на костре.
В поезд погрузились вечером, а прибыли в Улан-Удэ рано на рассвете. Еще с погрузки в крытую машину, наконец, поняли, что все не понарошку, и они теперь предоставлены сами себе – и стали взрослеть на глазах, доказывая свою неподдельную серьезность.
Как-то тихо прошла дорога, выгрузка, поиски Станции юных туристов, где их группу зарегистрировали и направили на постой в один из интернатов, воспитанники которого находились в пионерлагере. В их маршрут входили и пара экскурсий по городу, и посещение Улан-Удэнского Локомотивовагоноремонтного завода. Все всерьез и даже очень.
Пока торчали на Станции, девчонки – Оля, Наташа Чернова и Надя Китюх отправились с какой-то стати в парикмахерскую. Более идиотского времяпровожденя в походе трудно придумать, вдобавок, они произвели фурор на улицах Улан-Удэ, по которым, видимо, еще не ходили девицы в бриджах. Им чуть ли не улюлюкали вслед, а парни делали недвусмысленные предложения пообщаться. Очень неодобрительно глазели на них и в парикмахерской, делая какие-то бабские укладочки, которые они тут же на выходе со смехом разлохматили – и пошли дальше. Зато постриглись в поход, это было удобно, что и говорить, таким образом, совместили приятное с полезным.
Только к вечеру прибыли, наконец, в интернат, где им отвели целый большой спортзал, какого у них в Домне и в помине не было. Этот зал до отказа был забит кроватями из спален, со стопами матрацев и кучами подушек по углам.
Вот вечером при укладывании они и показали свою «взрослость» и сосредоточенность, правда, сначала скромно застелили выбранные кровати, и отправились обедать. Кормили их в трамвайно-троллейбусном парке, что неподалеку – и это тоже было по разнарядке Станции. Но без ужинов, который они изображали сами, а в интернате была хорошая кухня и одна повариха, не выехавшая на дачу.
Но главное началось перед сном. Сначала откуда-то появился мяч, видимо, он «сдутый» находился у кого-то из ребят, а тут его надули, ведь спортзал же.
Кровати слегка перегруппировали – и началась игра по забрасыванию мяча в корзину. Потом туда полетели перебинтованные чем попало подушки, нередко застревавшие, потом отдельные товарищи, куражась, потащили матрацы на кровати себе и желающим – кто больше, решили спать, как принцессы на горошине.
А в апогее прекрасного вечера – битва подушками, которые прилетали во всех неведомо откуда и неожиданно, иногда сваливая с ног или с колен на эти квадратно-гнездовые ложа. И все это со смехом, визгом, воплями и рассыпающимся пухом из слабых общественных «подушков». Какой там сон – радость жизни перла наружу, ничем не сдерживаемая, даже Нелей, как за глаза звали географичку.
Когда, наконец, угомонились, просто выдохшись от физических упражнений и смеха, тут и пришел ее черед держать речь:
- Ну, что, довольны? Порезвились? Очень за вас рада! Но чтобы это было в таком сумасшествии в первый и последний раз. Я молчала, потому что это было в помещении и вполне безопасно. А впереди у нас долгие переезды и переходы, стоянки у воды, ночевки в дикой природе – и я прошу вас об этом помнить и хоть немного думать головой – вот, собственно, и все – ведь вы вполне серьезные и взрослые люди.
И взрослые люди, еще пять минут назад бешено орущие от прилетевшей мощной кучи подушек, сбивающей с ног, постепенно затихли и уснули сном праведников.
На следующий день была экскурсия по городу, в специальном перерыве которой Неля с двумя ребятами и документами туристической станции ходили заказывать транспорт на послезавтра, чтобы двигаться к Байкалу, наконец.
А на следующий день приобщились к труду локомотивовагоноремонтников, почти целый день проторчали на заводе, но никто не жалел. Тем более, что их отменно накормили в заводской столовой за смешные деньги, как оказалось, со скидкой для своих рабочих.
Она и сейчас помнит эти ворота, эту проходную, какой-то монумент на площади возле ворот огромного предприятия. Им показали все – от печей передельной металлургии и цеха деревообработки до сборки всех отремонтированных узлов электровозов, тепловозов и вагонов – и даже покатали на новеньком, отреставрированном, блестящем хромированными деталями и свежей краской, электровозе. И даже дали подудеть в гудок, исторгая такой знакомый трубный звук, летящий от всех поездов на необъятных просторах страны всем и друг другу, как перекличка друзей.
Следующим утром отправились на автовокзал, где им подали ПАЗик тех лет, вместимостью почти точно для группы. Утром было свежо и хотелось спать, поэтому так жалко было расставаться с гостеприимным интернатом, который уже тем был хорош, что в нем никого не было – и было раздолье, а также частично «стол и дом». Улан-Удэ просыпался, как тени, в столь ранний час, проходили редкие прохожие.
Вот и погрузились – и поехали по маршруту Улан-Удэ – Гремячинск, так назывался первый ближайший поселок на берегу Байкала в средней его части, если зрительно представить его силуэт, напоминающий ну, скажем,бумеранг.
Дорога была по современным меркам не очень дальняя, около 150 километров, ориентировочно часов 6 в пути. Кроме них в автобус влезли двое рыбаков – взрослых дядек со снастями и мешками, а также высокими сапогами, висящими у них через плечо.
Каждый на дорогу получил сухой паек, банку тушенки на двоих, хлеб, какое-то печенье. Утром еще никто и не собирался завтракать, на еду набросились гораздо позже, а пока прощались со столицей Бурятии, и глазели, куда же поедут дальше.
А за городом начались такие необъятные просторы Прибайкалья, причем ехали сначала где-то глубоко внизу под отдаленными сопками и горами, а потом, после переправы через полноводную Селенгу, высоко над обрывом реки, смотря на панораму реки и могучей тайги по склонам гор восхищенными глазами.
Переправа поразила их воображение сама по себе. Это был не их жалкий домнинский паромчик на одну подводу или мотоцикл, который ерзал от берега к берегу по железной проволоке за счет верчения какого-то колеса местным мужичком-паромщиком.
Это был паром так паром, с двумя тягловыми катерами. Паром грузился автомобилями и автобусами в несколько рядов, как на парковке. На время переправы всех заставили выйти из автобуса, как и других разнообразных пассажиров, в том числе и конной тяги.
Это была Паромная Переправа, где на плоской деревянной вместительной площадке с бортами сгрудились в несколько куч люди, кони и техника. И даже был паромщик с подмастерьем, т.е. команда, которую она снова сразу представила себе через много лет, наткнувшись на стихи:
Небритый паромщик в кроссовках Из палубы выдернет ловко
И в свитере цвета желтка Два ржавых железных крюка.
Кто же из расейских, а шире – из советских людей, не знает наш родной типаж мужичка, занятого физическим трудом, да еще и на природе. Что с того, что наш был в непременном занюханном широком пиджаке, шапке и сапогах? Ведь когда придет эра кроссовок и ярких свитеров – у паромщика это будут те еще кроссовки и свитеренций…
Красота красотой, «а кушать хочется всегда». Стали готовиться к трапезе на ходу, почти не отрываясь от вида за окном. Окликали друг друга, просили передать то хлеб, то соль, то открывашку, естественно, называя по фамилиям и именам, как и водится в школе.
Вдруг кто-то через весь автобус позвал Аллу Иванчикову, она со смехом ответила, кто-то опять громко ее позвал – и тогда один из рыбаков поднялся со своего места на заднем, таком высоком, сидении, и прошел в середину автобуса:
- Это ты, штоль, Алла Иванчикова?
- Да,- ответила Аллочка, приняв вид нашкодившей нечаянно девочки и напуганной этим обстоятельством. Она была совсем маленькой, похожей в 10-м классе на шестиклассницу – они сидели вместе с Надей Китюх, тоже маленькой и изящной кареглазой блондинкой, но, напротив, очень бойкой.
Когда они приходили к Оле домой или позвать гулять, папка, усмехаясь во весь рот, если он открывал дверь, забавно заглядывал к ней и заговорщицки сообщал:- Иди, твои «китюхи» пришли, приклеив к ним вместе одно словечко, так напоминающее одно украинское словцо.
- Да ты не боись, чего ты, мне с тобой поговорить надо.
- Я-я вас слушаю.
- Вот и хорошо,- похвалил ее дядька, - а скажи-ка мне, Алла Иванчикова, а как зовут твоего папку?
- Сашей, - ответила Аллочка, - но тут же поправилась , - Александр Александрович.
- Стал быть, Иванчиков?
- Ну, да!
- А маму, случайно. не Леной зовут?
- Леной.
- А родом они с Урала, из деревни Ползуны?
- Да, кажется.
- И он военный, офицер? Служит в Забайкалье? Рыжий такой!
- Да, подтвердила Алла, - а сама испугалась, вдруг он шпион, как она потом рассказывала.
- Так вот, - громко объявил дядька на весь автобус, потому что все равно все уже давно прислушивались к тому, что происходило в середине видавшего виды транспортного средства, - твой Сашка рыжий и Ленка вместе со мной учились в семилетке.
Она у нас первой красавицей была, потом они в райцентр поехали учиться в десятилетке, а тут - война. Сашка вернулся героем. Офицером, вся грудь в орденах, вот он у меня ее и увел… Да ладно, давно это было. А мир-то как тесен! Я в Иркутске живу, рыбачить на Байкал езжу – места там, доложу я вам, исключительные. Вы - из Читы, и надо же было встретиться по дороге. А кабы по фамилии не называли, так и не узнал бы. Да! Интересно получается!
- Да, - соглашалась Аллочка, не привыкшая к такому общему вниманию – ведь вокруг уже все обсуждали такое совпадение в автобусе над Селенгой.
А дальше остановили автобус, вышли на дорогу. Разговаривали теперь уже с обоими попутчиками и без конца фотографировались на долгую память. Алка, вся красная, все твердила:
- Вот мама с папой удивятся…
Потом, кроме длительного ожидания на пароме, были еще задержки в пути из-за поломки, поэтому в Гремячинск прибыли часа в четыре пополудни.
Было воскресенье, быстро нашли школу, где определен был постой на одну ночь. Забросили рюкзаки в класс, закрыли его на ключ – и в нетерпении побежали к морю. Так местные называют озеро Байкал.
Первая встреча с «морем» памятна, как ничто другое. Огромная вода, от края и до края, до самой линии горизонта. Серые воды, покрытые рябью. Небо было хмурым и низко нависшим над водой, с темными тучами там и сям, в разрывах между которыми неожиданно проглядывало солнце.
И на берегу, на песке, зализанном водой, стояли они, оглушенные шумом прибоя и грандиозностью зрелища. Да как же это может быть!? Подъехали к городку как-то так, вне видимости этого великолепия, потом шли какими-то кривыми улочками туда, куда им махнули рукой, опять ничего не видя, и вдруг – вот оно, настоящее море. Отныне без всяких кавычек. Долгожданное и величественное!
Постояли тихо, потом разорались, кто во что горазд. Ветер быстро относил их крики куда-то в сторону, к нескольким огромным бревнам-топлякам, отполированным водой. Недаром все дома вдоль той части побережья, где они побывают, были из бревен, из этих бесплатных даров моря, отвоеванных у сплавщиков и лесов по его краю.
Покричали от полноты чувств и от бесшабашной своей молодости – потом стали подходить к самой кромке воды – и с визгом убегать от очередной холодной волны. Успели заметить необычную чистоту и прозрачность воды, через которую были видны все камешки и песчинки дна. Потом, наконец, вернулись прежними улочками в школу – ведь стало быстро темнеть.
Во дворе школы горело два костра, оказывается, в школе ночевали еще две группы старшеклассников – из Иркутска и Улан-Удэ, но обе группы уже возвращались с маршрута, загоревшие и бывалые.
На кострах висели котлы, варился ужин из свежей рыбы, предлагаемой местными. Был в Гремячинске и рыбацкий причал и что-то вроде рыбзаводишка. Прикупили и они, и тоже занялись костром и едой, спрашивая бывалых, что, где и как. Те охотно делились опытом походной жизни, помогали и советом и делом, заодно все перезнакомились и ужинали почти одновременно из мисок на коленках, рассевшись на школьном новом крыльце, пахнувшем нагретым за день свежим деревом и на такой же школьной веранде, откуда был вход в два класса, уже занятых ребятами. Поэтому им достался один из классов внутри этого здания школы, со входом из небольшого холла.
Вот эти веранда и холл стали местом танцев до упаду всех трех групп, случайно оказавшихся в одно время в одном месте. Танцевали под музыку из нескольких транзисторов, особенно в этот день передавали песенку со словами: - Пароход белый-беленький, белый дым над трубой – мы по палубе бегали, целовались с тобой. И еще там было «и бумажка приклеена у тебя на носу». В общем, совершенно туристическая романтическая музычка.
В разгар танцев кто-то из мальчишек как заорет: - Олька! Квадратя! Смотри, тут козел твои бриджи доедает. Все со смехом высыпали во двор – и застали такую картину: настоящий здоровый круторогий козлище стоял в центре под просевшей веревкой, где висели все их штаны, зализанные морской волной по самое вон чего.
При этом он выбрал именно ее серенькие, с маленькими разрезиками по бокам, штаны в мелкую-мелкую клеточку, и в наглую, прямо на веревке медленно жевал их, в такт тряся длинной бородой. Да так невозмутимо, будто всю жизнь это делал, прямо кормили его таким образом будто бы.
Хохот, возня с отниманием добычи, шумное неудовольствие поведением людей со стороны козла – все это окончательно всех перезнакомило и отвлекло от танцев, что использовали руководители групп, предложив напоследок чуть посидеть – и расходиться спать.
Впервые спали вповалку на полу, расстелив палатки, укрывшись одеялами, и подложив под голову выбранные в поленнице подходящие поленца, обернув их полотенцами. Ох! И сладко же спалось, однако, на поленьях. А слабо попробовать?
Утром варили кашу и какао с молоком из концентратов, кашу – отдельно, а какао – на всех, за знакомство, так сказать. Потом фотографировались на фоне огромного дровяного сарая, где хранились основные запасы дров школы на зиму, кроме многочисленных поленниц во дворе вдоль заборов.
Фотография со временем получилась очень большая и мелкая, но все равно своих разглядеть можно, жаль, что не догадались встать на фоне школы, рубленой из новых бревен, как сказочная светелка. Видимо, свет не так падал этим ранним утром.
А потом и разошлись, вооруженные необходимыми знаниями, остатками крупы, рыболовными крючками и прочей нужной всякой всячиной от бывалых людей. По их же совету решили не разбивать лагерь на самом берегу Байкала – очень холодно по ночам, и запросто можно простудиться, а то и просто не комфортно, ведь все они были без тяжелых спальников. А яркие, нейлоновые, только через два года увидят в быстро полюбившейся всем «Кавказской пленнице».
А еще узнали об озере Котокель, километрах в трех от самого Байкала, отделенного от него высокой лесистой горой, не пропускающей холодное дыхание моря, в устье рек Турка и Кика.