Пакость!
Не могу знать, был ли то чей-то вскрик или воззвание… Вполне возможно, то было первое в моей жизни приветствие… Или всё же особый ритуал наречения? Не знаю, да и думать мне о том не положено. Впринципе, мне вовсе думать не положено – в конце концов я просто ёж! Да, да, тот самый, что по лесу ползает и грибки на иголочки собирает. Таковым, собственно, я и был, пока не подцепил Пакость… Кто из нас кого нашёл? Всё, что помню, как наткнулся в лесу на горку мусора, отходы рода людского. Сунул в них рожицу, перепачкался, что-то кисловатое слизнул случайно… Жестяные банки там были, пахучие пакетики, огрызки фруктов… И похоже, что, среди прочего, там притаилась Пакость! Сковырнул её случайно носом! Или не было там ничего, может она сама по себе во мне родилась, по неведомым законам Вселенной… Сама ситуация, наверно, её и породила.
Так или иначе, отныне я облечён в Пакость, или Пакость обретается во мне. Вероятно, мы отныне тождественны, и раз уж она способна мыслить, то я, выходит, тоже. Почему же так? А как иначе! Где же видано, чтоб ёжик, милое лесное создание, ковырялось мордой в смердящих людских отбросах. Да и еще и подъедал там чего-то, пачкался… Просто… Пакость!
Хотя, немного помыслив, я всё равно озадачивался… Пакость такая сущность… Непростая. Она как бы намекает, не просто на нечто противное, но на нечто намеренно пакостное. Её ведь нередко кому-нибудь подкидывают… Пакостят, да. А я вроде бы ничего такого не совершал, и делать не собираюсь. Про былую жизнь у меня остались лишь смутные воспоминания, но вряд ли род ежей кому-либо вредил. Хм… Я лишь учусь думать, потому, верно, не так к вопросу подошёл. Пакость, это ж я сам и есть. То есть мною и напакостили, но кому, как и зачем – это уже вопросы не для ежиных извилин. Сложные они слишком… Я ведь только начинаю перенимать слова для раздумий и описания чувств. Немногое пока освоил…
Однако, Пакость даровала мне не только мышление, но и тягу к движению. Как-то надоел лес и вечная теснота среди деревьев... Вот я и покинул родную среду, достиг опасных дорог, высоких домов и живого люда. Передвигался там украдкой, в основном по ночам, а днём прятался. Думал, отмыть морду в одной из лужиц… Но нет, рожица моя грязна неотвратимо, и никак её уже не отбелить. В конце концов, я теперь не просто ёж, а целый ком двойных противоречий!
Потому, без всяких смущений, мне допустимо подъедать за людьми мусор. Ну а что? Мордочка моя грязнее не станет, а сущность, так и так, пакостна.
Спустя некоторое время, я понял, что у движения лапок есть направление. Нечто стороннее его подсказывало, и обновлённое существо откликалось. Так как место моё в мире оставалось неясно, мне ничего не оставалось, как довериться тому чутью. В путь, в путь… Сквозь серые громады, человеческие толпы и пересечения дорог… Опаснее всех, конечно, рыкающие монстры из металла, по прозванию автомобили. Раскатают по асфальту, и не заметят! Ночью их поменьше, по моим наблюдениям… Но всё же лапки у меня мелковаты, а колёса стремительны… Благо Пакость в стороне не стояла - без её советов и рекомендаций, я бы вряд ли уберёгся от безжалостных машин.
Людей избегать оказалось куда проще. Ежели кто меня и замечал, то лишь морщился, хмурился и отворачивался… Задумывался человек – кому это понадобилось ему этакую пакость подкинуть… Грязного ежа! Это в лесу я был милягой… Меня, вроде бы, один из людей, тех, что ростом поменьше, так и назвал когда-то – миляга! Но тогда то речь шла об обыкновенном еже… С грибочками, ягодками на спинке… А сейчас люду представал подвижный клубок отходов, у которого, среди прочего, жвачка в иголках залипла… Какой уж там миляга, самая обыкновенная Пакость!
Неведомые тропы окончились в странноватом местечке. Недалеко от перекрестия дорог, на невысоком бугорке земли – существовал причудливый закуток пространства. Квадрат земли, слегка поросший мятой травкой и неведомыми сорняками. От городского мира его огораживали деревья, с одной стороны, и бетонный забор заброшенного завода, с другой. От многочисленных шумов извне, этот тупичок, огорожен не был, но тут они, как будто бы, ничего не значили. Обитель уединения… Хотя я и моя Пакость, здесь были вовсе не одни.
На раскрытом журнале, лежало и подёргивалось нечто предсмертное. Несчастный серый голубь, разбившийся некогда об асфальт. Он конвульсивно вздрагивал правым крылом, и ошалело вращал выпучённым глазом. Вторая половина его птичьего тельца смялась в кровавую плоскость, ныне уложенную кем-то на журнал. Даже я, грязный ёж, породнившийся с Пакостью, сразу распознал в полумёртвой птице Мерзость. Мне не удалось узнать его историю, но, скорее всего, Мерзость открыла себя в нём, на пороге смерти. Она и не позволила ему этот порог пересечь, даровав продолжение к жизни. Под моими иголками приютилась Пакость, а под голубиным крылом нашла своё место Мерзость. И оба мы отчего-то стремились сюда - в обнесённый стволами и бетоном уголок городской суеты.
Впрочем, не только мы двое. Был еще старый пёс, упокоившийся на грязном матрасе. Кожа на нём обвисла, отвалившись от скелета тяжёлыми мешками, а сам скелет, тоже сверх мер весомый, неподъемным грузом уложился на пружинистый тюфяк. Пёс не среагировал на пакостного гостя, как, видимо, не уделял внимания и мерзостному соседу. Конвульсивный голубь, кстати, был поживее старой собаки. У той лишь слабое дыхание, колыхавшее ребристые бока, выдавало намёки на жизнь. Однако, в остановившемся взоре печальных, пёсьих глаз, я заприметил то, что превышало все прожитые годы, и даже собачью старость… Усталость – откровенную и всеобщую. Она отражалась в глазах… Через них, верно, и забравшись под дряхлую шкуру.
Рад знакомству с новыми друзьями! Но зачем мы здесь? Триумвират из Пакости, Мерзости и Усталости. Странная троица на пятачке пространства…
Пернатая Мерзость, сколько не трепыхалась, не могла ничего разъяснить. А застывшая под немощной шкурой Усталость, даже и не пыталась. Что же… Нам с Пакостью, оставалось довольствоваться ожиданием.
Она ворвалась нежданной, подобно радужной лавине! Сразу же подхватила меня, не дав даже себя разглядеть! Закружила мою Пакость, укачала её на танцующих руках. Гостья, или, скорее, хозяйка этого места, разразилась весёлым смехом. Она искренне радовалась новому посетителю, как, несомненно, была рада и двум другим знакомцам. Ну а кто может быть в восторге от чумазого ежа с Пакостью под иголками? Только откровенная Глупость!
Она без страха положила мою тушку иголками на ладонь. Что затевает непредсказуемая особа? Не пойму, всё вверх тормашками… Глупость поднесла меня брюшком к подбородку, назидательно подняла указательный палец и изрекла – Ёж-борода! – после чего, безмятежно рассмеялась.
Ого! Впервые во мне увидели не просто изгаженного ежа и очевидную Пакость, а нечто… До глупости милое? Глуповато-то забавное? Откуда ей такое знать?!
Глупость вернула меня на землю, напоследок погладив по нечистым иголкам. Только ей такое в голову могло взбрести… А щекотать коматозного голубя под крылышком, что это как не скудоумие… Хотя какое-то там скудоумие… Глупость она и есть Глупость!
И ведь странное дело – щекотка не раздражала пернатую Мерзость. Напротив, птица прекратила дрожать, будто бы агония под её перьями чуть унялась.
-Судорожный дракон, - хихикнула Глупость на непонятном мне языке.
Поправив расстеленный под голубём журнал, она метнулась к утомлённому псу – тот и глазом не повёл, слишком уж изнемог от движений. Но факты не могли воспротивиться действиям Глупости. Она принялась почёсывать заморенную псину за ухом, хотя смысла в этом было не больше, чем в том, чтобы чесать камень. Для неё, однако, эти здравые очевидности, оказались чем-то неизвестным – ей попросту хотелось ёрзать ногтями за ушком у собаки.
-Щекотливая шерсть, - воскликнула Глупость, обращаясь будто бы к ветвям вокруг. К моему удивлению, пёс повёл в её сторону зрачками… Не более, чем на секунду… Но, как ни крути, если невозможное длится всего секунду, оно не перестаёт быть поразительным!
Глупость провела с нами около часа или двух, после чего исчезла столь же внезапно, как и возникла. Вероятнее всего, она принадлежала к роду людей, а говоря точнее, к той части человечества, что считалась женщинами. Не могу с уверенностью судить, потому как даже стоя на месте, её словно бы тянуло мелькать перед глазами. Меня эта особа озадачила, удивила и… оживила? Чудные жесты Глупости, наравне с необъяснимыми изречениями, будто бы даровали смысл как мне, так и укоренившейся во мне Пакости. То же самое, уверен, могли сказать и новые соседи – голубь с угнездившейся Мерзостью и собака, придавленная Усталостью.
Я остался там, в чудном оазисе подобных себе сущностей… Хоть у меня и не вышло наладить с ними контакт. У нас попросту не имелось общего языка для разговоров, только некое взаимопонимание на уровне естества. И, конечно же, всех нас ежедневно навещала Глупость – утром, днём или вечером - она никогда не выбирала конкретного времени суток. Могла задержаться на несколько часов, а могла пропасть спустя несколько минут.
Ежели память ежа надёжна, то, по моим наблюдениям, Глупость никогда не повторяла действий и слов. Она гладила пса, брала на руки, игралась с его хвостом… Поднимала голубя вместе с журналом высоко над головой… Ласково причёсывалась моими иголками, точно каким инструментом… И даже совершая схожие поступки, она делала их совершенно по иному, сопровождая ещё более незнакомыми рядами слов. В её компании мир представал интересным местом, а большего, таким как мы, пожалуй, и не нужно было.
Порою я выбирался из тупичка на прогулку. Подъедал какие-нибудь объедки, иногда “курил”, то есть нюхал размокшие или засохшие окурки сигарет.
Мне не дано было знать, когда нагрянет Глупость, но она никогда не приходила в моё отсутствие. Впрочем, надолго я и не отлучался…
И вот наступил день, который Глупость прошла мимо суток… За ним следовал такой же день и еще похожий… Я обнюхал уже десятки окурков, а она всё не приходила. Голубь сотрясался в беспокойстве, да и пёс тревожился, хоть и не имел сил это показать. Наш уголок стал бесхозным и никому не нужным… Разве, что двое людей в рабочих робах забрели, порываясь уволочь матрас с Усталостью. На меня они и внимания не обратили, слишком уж я был мелок, ну а голубь им, очевидно, был совсем уж гадок. Тюфяк они, меж тем, даже не подвинули - так и сбежали, страшась подцепить Леность с Нерадивостью…
А Глупость всё не приходила…
Огрызки сигарет стали мне противны, собственная Пакость показалась чужда. Грязное нутро ежа, более её не вмещало – слишком тяжелая ноша для маленького зверька. Скоро, мы, наверно, расстанемся, и я снова стану обыкновенным зверёнышем с игольчатой спинкой. Может даже Милягой, коим был когда-то! В конце концов… Разлука с гостившей в брюшке ипостасью, не грозит мне смертью, как голубю и собаке.
Раздумывая о том, не прихожусь ли лишним этой компании чудил, я немного отошёл от нашего пристанища. Пару домов каких-то прошёл, когда вдруг увидел её – Глупость, ту самую… В окошке массивного здания. Она мелькнула там на какой-то миг, не преминув подмигнуть одним глазом. Не скажу, что был счастлив внезапной встрече, ведь за ней последовала череда тех еще глупостей…
Думаю, собственная Пакость решила подкинуть мне пакость, едва уловила новый ход мыслей. Потому-то всё и случилось, так как случилось.
Не знаю как, но я сумел поведать Мерзости с Усталостью, где томится Глупость. Старая псина и ухом не повела, хотя, без сомнения, всё поняла и услышала. Зато дёрганный голубь встрепенулся, вздрогнул новыми движениями… Его вечно приоткрытый клюв, сумел извлечь из под журнала грязный шнурок. Один конец верёвочки обвивался прямо сквозь пачканные страницы, в то время как другой призывал меня к глупым поступкам. Что же, я даже сумел такой поступок совершить. Пришлось, конечно, вращаться, крутиться, перекатываться… Но, в итоге, шнур надёжно застрял в моих иголках.
Вечерней порой мы двинулись в путь. Диковинный, должно быть, дилижанс – чумазый ёж, волочащий за собой журнал с полудохлой птицей. Но к тому времени, мне уже, пожалуй, расхотелось искать логику в событиях… Главное, что прохожие от нас сбегали подальше, столь мерзостен им был мой спутник – а это, стоит признать, пакость чуть большая, чем вызывать дежурную брезгливость.
Вот и серая крепость из четырёх этажей. Мне всегда казалось, что многоэтажные громады поддерживают крышами небо… Их окна не зрят на ползучие мелочи, вроде нас, им и до людей то нет особого интереса.
Мы пробрались под шлагбаумом, приблизились к входу в сумеречную цитадель. Он как раз раскрылся, высвободив двух существ из рода людей. Им хватило одного взгляда, чтобы выронив сигареты юркнуть обратно, за стены. Повезло, что двери за ними не закрылись, а то их бы уж вряд ли удалось прогнать силами Мерзости.
Внутри, в тесных помещениях, людей оказалось ещё больше. Они являли гримасы неприязни и отступали к стенам. Однако, было их тут так много, что, похоже, коллективных усилий им бы могло хватить на то, чтобы с нами расправиться.
Голубь не сплоховал – дёрнулся, скорчился ловким спазмом, и перекусил, как ножницами, связующий наш шнур. После чего, отнюдь не изящно, перекатился на другой бок, представив всем свою разбитую в кровь половину.
Смекалистая птица! От такого зрелища, казалось бы, сами стены потрескались болезными морщинами. Ну, а я, оставив спутника позади, проскочил за двумя людьми в лифт. Пакостный ёж тоже может быть лихого десятка! Экая прыть!
Пара человек выскочила на неизвестном этаже, и я, вслед за ними. Сколько тут было дверей мне и не счесть… Куда идти и как их открывать… С моими то лапками.
-Что за пакость, блин! – раздался возглас рядом.
Меня обступила тройка громил в униформе. Они, наверно, привыкли обращать внимание даже на мелкую погань, переступая через личную брезгливость.
-Где метла? Смету отсюда эту слякоть!
-Надо бы пришибить сначала!
Вероятно, меня бы и пришибли… Но тут, величественным ходом, выплыл старый матрас с обессиленной псиной… Я и не понял откуда он взялся, да и как передвигался… Просто ехал по полу, словно скользя по поверхности. Усталость знала, как нарушать законы физики, и, без сомнений, подсказала это обездвиженной собаке.
-Чего-то неохота мне возиться с мелкой дрянью, - зевнул один из людей.
-Ага, не наша забота соринки подметать. Пошли, давай…
Злые великаны махнули на меня рукой и разом удалились. Пёс остановился рядом, недвижимый и, будто, безразличный. Что нам делать дальше? Никому уже и не напакостить, а уставать толку мало…
Недалёкая для нас дверь распахнулась! Вихрем миражей оттуда вырвалась Глупость, и подхватила меня, рассыпая смешки.
-Борода-колючка! – знакомое прикосновение брюшка к людскому подбородку, - Притомилась шёрстка, но тепла, - она вскочила на матрас и прижалась к дряхлой собачонке.
Матрас скрипнул и, увлечённый глупым азартом, рванулся с места, взмыв прям над полом. Весёлым ветром мы пронеслись мимо окон и ступеней, не преминув поймать по пути трепещущую Мерзость.
-Крылышко большущее! – приветствовала Глупость птичку.
Обнявшись, наша разудалая компания умчалась в полость ночи…
Меж тем, в родимом закутке, почёсывая колкую бороду, нас уже ждал крылатый гость с шерстяной кожей. Его взгляд намекал на Безрассудность, а осанка напоминала Мудрость…
Ничего глупее и представить нельзя!