Я машинально наклонилась и почесала Басту за ушком. Она аж замурлыкала от удовольствия и поддалась вперёд.
- Тебя что Татьяна Дмитриевна не ласкает?
- Когда хозяйка — ведьма, то ласки и заботы от неё не дождёшься, - философски заметила кошка.
- Что ей нужно, почему она так поступила с нами?
- С Кирой, если быть точнее. Тяготиться стала своим даром, а у тебя он сильнее и ярче. Вот и решила, что если отправит твою сестрица туда, то ты возьмёшь её ношу на себя и станешь хранительницей шара. Всего-то делов — беречь его, чтобы не разбился и приглядывать за теми, кто в нём находится.
- Значит, мы сейчас в шаре? - уточнила я.
- А ты как думала!
- И тётя наблюдает за нами, вглядываясь в свой проклятый шар?
- Вряд ли у неё есть такая возможность. За всё то время, что она хранительница, ей удалось заглянуть в него пару раз всего. Второй раз пришёлся на то время, когда ты с сестрой гостили у нас. Ты тогда меня ещё за хвост дёрнула.
- А ты меня за это оцарапала. У меня до сих пор след от твоего когтя на память остался, - я подняла рукав карнавального платя, продемонстрировав Басте крошечную белую полоску на запястье.
Странно, я вовсе не хотела тебя за хвост дёргать, но почему-то дёрнула…
- И мне не хотелось тебя царапать, - Баста шершавым языком лизнула мою руку в том месте, где виднелся давний след нашего знакомства.
- Значит, Татьяна Дмитриевна не наблюдает за нами, а то я уже собиралась выйти из дома и помахать ей рукой.
- Что за блажь… Верно, здешний воздух на тебя так действует.
- Да, он необыкновенно чистый. В нашем мире такой встретишь лишь в ста километрах от города, там где мало машин.
Ночь на дворе. Пора уже спать, но почему-то совсем не хочется.
- Обитатели этого мира обходятся без сна точно также, как без еды и воды. Здесь не существует понятия времени. Ведь "время" придумали люди, чтобы упорядочить свою жизнь. Вовремя спать, вовремя есть... А здесь этого не нужно. Если хочешь узнать об этом мире побольше, то переодевайся в своё, пойдём прогуляемся.
Я со вздохом облегчения скинула несчастный белый балахон с пунцовыми помпонами и с удовольствием переоделась в своё жемчужно-серое платье. Подумала, что кошка права.
Пока была занята этим процессом вспомнила утверждение, что время – это всего лишь нумерологический порядок физических изменений. Но ведь существует формулировка: время имеет лишь одно измерение — это направление от прошлого через настоящее к будущему.
Хотя в реальности прошлое - это то, чего уже нет. Настоящее весьма условно - некое приграничье между прошлым и будущим с нулевыми координатами. А будущее - скорее образ, что-то совсем ирреальное, что не существует в действительности.
Однако, ночь сменяет день. Только это как-то влияет на жизнь тут? Когда уходили с бала, то многие продолжали веселиться. У них нет никаких ограничений. Они делают то, что хотят делать здесь и сейчас.
Мы вышли из дома, который красиво освещался изнутри, а в ночи сам являлся источником света.
Такие же шары-дома распологались по всей улице, длинной вереницей уходили вдаль.
Мы брели по мощёной камнем дороге. Пройдя несколько освещённых домов, в том числе и Кирин, кошка вдруг остановилась, прислушиваясь к чему-то.
Последовав её примеру, я услышала, что где-то неподалёку ведут разговор двое мужчин.
Стараясь не шуметь, тихо пошла на голоса.
Держась в тени кустов сирени и жасмина, сумела подойти настолько близко, что рассмотрела — Макса и Анри. Они, как и я, успели переодеться, хотя их одежда для современного человека отдавала стариной. Будто переодетые актёры, чьи персонажи из первой четверти девятнадцатого века.
- Как тяжело порою быть лишь маскарадной фигурой, - сказал д'Этрай своему собеседнику.
Тот не ответил, и Макс продолжил:
- Жизнь здесь похожа на сказку о вечной молодости.
Моя няня, пытаясь уложить меня спать, а будучи шаловливым ребёнком, я всячески этому противился, рассказывала сказки на ночь. Помню одну из них про бедного пастушка, который заснул на лугу, а проснулся в чудном мире, где жизнь длится бесконечно и ты не стареешь, проводишь время в веселье музыке и танцах.
- И что тебя не устраивает? - спросил Анри де Марсе.
- То что у меня нет наследника. Нет, дети у меня были. Анастази подарила мальчика и девочку. Жорж — очаровательный белокурый малыш и Полин, совсем ещё кроха. Только они официально числились детьми супруга Анастази.
- Полно, друг! - я тоже внебрачный сын английского лорда и дамы полусвета, которую он выдал замуж за маркиза де Марсе. У меня нет детей, и я не переживаю по поводу их отсутствия. Дети очень редко оправдывают надежды своих родителей. Куда важнее, что сорвался брак на очень богатой, пусть и некрасивой английской старой деве, которую подыскала мне моя маман. Только не горюю по этому поводу. Что сожалеть о том, чего не изменить!
Ведём здесь беззаботную жизнь.
- Жизнь жалких гаеров (балаганных шутов), - с горечью бросил Максим д'Этрай.
- Разве тебе не хочется вновь ощутить вкус воздушного круассана с творожным муссом и спелыми вишнями, почувствовать аромат кофе, запах сигары…
Мы всего этого лишены.
- Знаешь, меня вполне устраивает, что больше не надо бриться и можно волочиться за дамами, без риска, что муж нагрянет в самый неподходящий момент.
Единственное о я сожалею, так это то, что вторым секундантом ты выбрал удачливого выскочку Растиньяка. Он всегда недолюбливал меня, и эта неприязнь с годами так и не прошла.
- Ты мой друг, а он — любовник сестры Анастази, - заявил с невинным видом д'Этрай (дескать, что тут такого, ведь почти родственники).
- Как я не догадался сам, Анастази, за счёт которой ты жил, чтобы угодить младшей сестре, попросила тебя покровительствовать ему.
- Игра и женщины — два источника моих доходов.
Это ты мог позволить себе давать деньги супруге самого богатого человека в Париже.
- Шесть тысяч франков, - усмехнулся де Марсе, — незначительная сумма, которую не жаль ради удовольствия почувствовать себя кредитором баронессы.
Я и не рассчитывал, что получу её обратно. Впрочем, когда бросил Дельфин, она всё вернула. Прислала в конверте, не написав ни строчки.
- Это ей Растиньяк посоветовал так сделать - пояснил граф. - Он же и выиграл их для неё в рулетку. Новичкам везёт.
Я слушала их разговор, одновременно ощущая интерес, что персонажи Бальзака ожили, и — отвращение.
Симпатия, зародившаяся к красивому, умному и обаятельному де Марсе — растаяла, подобно дымке.