Глава 17 романа "Мы уходим"
- Ну что, Александра Эдуардовна, отправляемся на ваш любимый континент? – бодро объявил шеф.
- Да уж, - не разделяя его энтузиазм обронила девушка, открывая нужный файл на своём компьютере, -
Революция на родине кофе…
- И homo sapience, - вежливо добавил Иван.
- Возможно, – неуверенно согласилась Саша.
- И СПИДа, - подхватил Майк. – А ещё родина Пушкина, в смысле, историческая.
- Интересная тема, - шеф взял из вазочки крекер и бросил в рот, положил свой планшет на столик и, закинув ногу на ногу, сам откинулся на спинку стула. – Политико-поэтическая. На ней можно и подробней остановиться.
- А чем она для нас так важна? – с некоторой растерянностью усомнилась Саша.
- Ну-у, кофе пьём, - начальник кивнул на кофеварку, дожевывая крекер. – Принадлежим виду homo sapience, я надеюсь. Родина «нашего всего» опять же. Переводчик Пушкина на амхарский язык доктор наук Амбареу, упрекал соотечественников за то, что они плохо знают биографию своего национального поэта. Возмущался, что многие даже образованные люди считают, что Пушкин родился в Аддис-Абебе, а потом эмигрировал в Москву, где был убит белым расистом. Но сегодня право считать Пушкина своим национальным поэтом оспаривает Эритрея. В Асмэре, кстати, хороший памятник установили.
Продолжайте, продолжайте, Александра Эдуардовна! Эфиопия – очень близкая нам страна.
С тенью сомнения девушка полу-повернулась к монитору.
- Самая значительная фигура в истории Африки 20-го века, как считают многие, император Эфиопии Хайле Селассие уже во время своего регентства – тогда он носил имя Тафари Мэконнын – начал модернизацию страны, предполагая посредством введения западных форм цивилизации вывести народ на более высокий уровень жизни.
Вдохновлённые идеями прогресса, его сторонники, позже названные младоэфиопами, горячо взялись за дело.
В Аддис-Абебе была открыта типография под названием «Свет и мир», где начали печатать книги, а затем и периодические издания на амхарском языке. Издавалось много просветительской литературы.
Хайле Селассие отменил рабство и направил усилия на централизацию государства.
Эфиопия была принята в Лигу Наций, и впоследствии стала членом-основателем ООН. А портрет нового прогрессивного императора красовался на обложке журнала Time.
Однако со временем отношение Хайле Селассие к западной цивилизации становится всё более и более осторожным.
«Эти новые идеи нельзя усвоить сразу, немедленно, - пришел он к выводу. – Мы должны быть очень осторожны и двигаться средним курсом между нетерпеливостью западных реформаторов и инертностью эфиопов, которые закроют свои глаза, если свет окажется слишком ярким».
Принято считать, что Вторая мировая война началась 1 сентября 1939 года вторжением Германии в Польшу, но эта дата в определённой мере условна, потому как ещё 3 октября 1935 года в 5 часов утра фашистская Италия без объявления войны начала вторжение в Абиссинию.
Муссолини, как видим, вдохновлял Гитлера своей решимостью.
Хайле Селассие взялся за организацию обороны – но огромная разница в вооружении, а также противозаконное использование итальянцами химического оружия сыграли решающую роль.
Император обратился к мировому сообществу с призывом о помощи.
Мировое сообщество обещало подумать.
Итальянцы заняли Аддис-Абебу, и в тот же день Муссолини торжественно объявил, что отныне Эфиопия является колонией Итальянской империи.
Тем не менее, организованное императором временное правительство продолжило борьбу с захватчиками, активизируя партизанское движение.
Через пять лет частичной оккупации Абиссинии и партизанской борьбы населения Хайле Селассие при поддержке Великобритании победителем вернулся в Аддис-Абебу.
Власть императора была восстановлена на всей территории страны.
Это была первая победа над фашизмом во Второй мировой войне, за что, кстати, кроме прочих наград он впоследствии получил и орден Суворова от советского правительства.
Тем временем в самой Эфиопии зрели противоречия, подогреваемые разными заинтересованными сторонами. Всё большую силу набирали мятежники среди эфиопской знати. Разразившийся голод усугубил положение.
До некоторых пор ситуацию удавалось сдерживать и скрывать от мировой общественности.
Но вот пришел Тигр…
Все дружно улыбнулись.
- Монархия пала, власть перешла к военным. Начались аресты, репрессии и ещё более жестокий голод.
- Во гад полосатый! – вставил свою реплику Майк.
- Что интересно, сам факт крушения монархии в Эфиопии приветствовался как Западом, так и Восточным блоком.
Английская «Гардиан», например, оптимистично сообщала своим читателям: «Эфиопский народ, так долго находившийся в зависимости от старческой немощи своего свергнутого императора, остро нуждается в том, чтобы, не теряя времени, открыть новую страницу».
Новая страница была открыта: к власти пришел Менгисту Хайле Мариам – Черный Сталин, как его впоследствии прозвали, под руководством которого Эфиопия начала строить социализм, что ознаменовалось гражданской войной, растянувшейся на много лет.
Лишь в 1991 году различные политические силы и вооруженные группировки, сумев объединиться, свергли коммунистическое правительство.
Конец коммунизма, что небезынтересно, произошел одновременно и у нас, и в Эфиопии.
Крушение древней монархии, кроме многих объективных причин, объяснялось ещё и тем, что 83-летний император, без малого 60 лет, включая период регентства, находившийся у власти, потерял связь с реальностью. Это признавали как в Советском Союзе, так и на Западе. Он остался в прошлом и ушел вместе с эпохой.
Тем не менее, повторюсь, многие считают его самой значительной личностью в истории Африки 20 века.
Ну, а нам он ещё интересен тем, что с ним встречался наш разведчик поэт Николай Гумилёв. Сделанная во время этой встречи фотография будущего императора хранится в питерской кунсткамере наряду с другими экспонатами из Эфиопии.
Нашего военврача Олега Таткова, который был в Эфиопии в 1989 году, поразила точность деталей топографической фиксации в дневниках Гумилёва и, - облачко иронии скользнуло по лицу девушки, - неизменность жизни в Эфиопской глубинке.
Не скрывая удивления, Майк едва дослушал.
- А он разве разведчик?! – спросил, едва она закончила. – Гумилёв! – И обвел взглядом всех присутствующих, ища опровержения или подтверждения.
- Михаил у нас будет задействован в сфере поэтической, - объяснил шеф и, обращаясь к юноше, спокойно ответил, - Одно другому не помеха. Даже наоборот. Многие известные писатели выполняли и продолжают выполнять просьбы разведок своих стран или даже впрямую, как например Хемингуэй, Грэм Грин сотрудничают с ними. Я не говорю уже о Флеминге, Ле Карре… Хотя всех их наша «детская писательница» Зоя Воскресенская за пояс заткнёт.
Николай Гумилёв статья особая. Слава Гумилёва поэта затмевает другие стороны его деятельности, и в результате неправомерно упрощает выдающуюся личность и всё, что с ней связано. А ещё Мандельштам говорил, что Гумилёв был гораздо больше и значительнее своих стихов.
В своём понимании миссии, места и роли России в мире он как бы перекликается с Тютчевым, предлагая альтернативную европейской зону интересов, связей и возможностей для России. И не без оснований.
«Мне досадно за Африку, - говорил он в разгар Первой мировой войны. – Никто не имел терпенья выслушать мои впечатления и приключения до конца, а это гораздо значительнее тех работ по ассенизации Европы, которыми сейчас заняты миллионы рядовых обывателей, и я в том числе».
Нашего юного коллегу удивила эта сторона деятельности известного поэта, но такие вещи не выпячиваются. Хотя, - шеф слегка пожал плечами, - особо и не скрываются. Да, Николай Гумилёв патриот, христианин и профессиональный разведчик. Тем не менее, об этой стороне его деятельности вряд ли вы услышите на литературных мероприятиях, ему посвящённых.
Наше литературное сообщество "стесняется" включать эту сферу деятельности в общую канву биографии поэта, продолжая множить разные варианты устоявшегося литературоведческого стереотипа и представляя этот яркий и цельный образ каким-то странноватым и размытым.
Но это печальное свидетельство состояния литературного сообщества, да и современной литературы вообще, – пренебрежительным жестом он подкрепил сказанное и продолжил. – В Эфиопии – Абиссинии, как тогда называли эту страну, которую он узнал, полюбил и прочувствовал, Николай Гумилев усмотрел нечто важное, сокровенное, но непонятное и недоступное другим.
С загоревшимися глазами Майк-Михаил вдруг нерешительно, как школьник на уроке поднял руку – Я, наверное, знаю. Я вспомнил.
- Что? – шеф, прервал свою речь.
- Они Ковчег Завета заныкали! Эфиопы. Где-то у себя прячут и никому не показывают. – Боятся, евреи потребуют вернуть.
Шеф одобрительно кивнул.
- Михаил, ваши познания меня радуют. А где они его прячут? Ну-ка! – спросил неожиданно.
- Так мы же не знаем! – Миша растерянно пожал плечами…
- Всё мы знаем, – спокойно и уверенно сказал шеф. – В Аксуме древней столице. И не заныкали, как вы говорите, а получили по праву наследования от сына царя Соломона и царицы Савской – первого негуса Менелика.
Иван и Саша с улыбками переглянулись.
- Биография Николая Гумилёва, - шеф вернул серьёзность своему голосу и лицу, – это учебник разведчика-гуманитария в сфере социальных, идеологических и политических трансформаций. Его интуитивно-аналитический подход, точность описаний и прогнозирования очень ценны.
Из всех государств Чёрного континента Абиссиния вызывала у русских людей особую симпатию. Страна древнейшей христианской религии, близкой к православию – многие русские считали эфиопов единоверцами – единственная на континенте, сумевшая отстоять свою независимость в постоянной борьбе с враждебными соседями и европейскими колонизаторами, как и Россия находилась под управлением императора.
И он был заинтересован в союзе с Россией, которая могла предоставить современное вооружение и военных советников. Россия в свою очередь могла получить плацдарм на побережье Индийского океана и таким образом умерить экспансию своего главного внешнеполитического противника – Англии.
Еще в 1883 году наш отчаянный романтик авантюрист Николай Ашинов на свой страх и риск отправился в Абиссинию, выдавая себя за представителя русского правительства. Он познакомился со страной и, вернувшись, издал в Петербурге «Абиссинскую азбуку и начальный абиссино-русский словарь».
Сам Победоносцев с восторгом отзывался об “этом головорезе” и сравнивал его с Писарро и Колумбом.
По личному указанию Победоносцева из Афона был вызван схимонах Паисий, которого спешно рукоположили в архимандриты, что давало право руководить миссией.
В конце 1888 года на пассажирском пароходе эти отчаянные ребята: атаман Ашинов и монах Паисий с ватагой других искателей приключений – было их полторы сотни – отправились в Африку. В январе высадились на берегу Красного моря. У местного вождя купили участок земли с заброшенным египетским укреплением Сагалло и, не теряя времени, занялись обустройством форта. Соорудили кузнечную и оружейную мастерские, жильё, разбили сад и огород. Так в Африке появилось первое русское поселение под названием «Новая Москва».
Через некоторое время в Сагалло прибыла группа французских военных. Офицер объявил, что эта территория находится под протекторатом Франции и потребовал или очистить крепость, или сдать оружие и вместо русского флага поднять французский. Ашинов их послал – мы вашего Наполеона разбили, а вы тут командовать пришли!..
Не ожидавшие такой наглости на подконтрольной территории французы растерялись и отправились за дальнейшими распоряжениями к своему начальству, а поселенцы вернулись к своим делам.
Французы, подозревая, что за этими странными людьми, столь неожиданно вторгшимися в Абиссинию, стоят тайные планы России, запросили русского посланника в Париже объяснить ситуацию.
Здесь-то и поторговаться бы, тем более что Франция тогда уже опасалась мощи Германии и искала союзников, но…
Эта традиционная пристёгнутость, - шеф слегка поморщился, - несамостоятельность Романовской династии, от европейских дел затормозила возможность российской экспансии в столь перспективном направлении и в столь подходящий момент.
Россия, традиционно используемая как поставщик пушечного мяса для европейской политики, играла в ней подсобную роль, но это давало повод царям чувствовать себя крупными игроками на арене разношерстного евротеатра, а военным гордиться своими победами. Однако едва Россия начинала демонстрировать волю в реализации собственных интересов, как все её европейские друзья и враги, объединившись, выступали против.
Получив депешу, Александр III приказал сообщить в Париж, что русское правительство никоим образом не причастно к этой авантюре и Франция вправе принять к Ашинову любые меры.
Вместо того, чтобы воспользоваться ситуацией, царь попросту сдал эту вольницу.
В бухту Сагалло вошли два французских крейсера, две канонерки и открыли прицельный огонь из 140-миллиметровых орудий. Погибли шесть человек, из них две женщины и трое детей; около двадцати человек были ранены. Станица "Новая Москва” перестала существовать.
Независимость единственной африканской страны не давала покоя колониальным державам, и одновременно вызывала симпатии к единоверцам в русском обществе, что совпадало с политическими интересами России.
Поэтому, когда в 1895 году началась первая Итало-Абиссинская война, в Африку прибыла группа офицеров-добровольцев во главе с есаулом Кубанского казачьего войска Николаем Леонтьевым. Наши люди приняли непосредственное участие в исторической битве при Адуа. В результате итальянцы были разбиты и вынуждены признать полный суверенитет Абиссинии.
Впервые в новой истории европейская держава выплатила контрибуцию африканской стране. Итальянцев после этого ещё долго в насмешку называли «данниками Менелика».
С помощью русских советников и русского оружия Абиссиния успешно раздвигала свои границы, что, разумеется, не могло нравиться европейским державам.
Среди военных советников Менелика был офицер и ученый Александр Булатович. Легендарная личность! Присоединял непокорные племена в Абиссинии, воевал с китайцами. Имел награды России, Франции, Абиссинии.
И вдруг после беседы с Иоанном Кронштадтским оборвал свою военную карьеру, ушёл из армии и был пострижен в монахи под именем Антоний. Затворился на Афоне в постах и молитвах, но неуёмная натура взяла своё. Булатович стал одним из лидеров имяславничества – своеобразного бунта внутри православия. Издал несколько богословских книг, доказывал правоту имяславцев императору Николаю II.
С началом большой войны стал проситься в действующую армию. Этот неуёмный армейский священник водил солдат в атаку, был награждён, оказался в австрийском плену, сумел бежать, после чего вышел в отставку.
Тысячи добровольцев из России принимали непосредственное участие в судьбе Абиссинии вплоть до Первой мировой войны.
Африканские вояжи Гумилёва не были причудой экстравагантного поэта. Он с детства восхищался экспедициями Булатовича и в последствии повторил его маршрут, а имяславничество его кумира отразилось в поэтическом творчестве. Достаточно вспомнить хотя бы «Слово».
«В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города…».
Конечно, Гумилёв находился под влиянием этой общей Абиссинской моды, если хотите, под впечатлением подвигов и странствий героев соотечественников.
В Африке молодой Гумилёв попал под обаяние мудрого и сильного Менелика – негуса объединителя и собирателя племён и земель. В то время Менелик уже был стратегическим партнёром России.
Когда он внезапно умер – подозревали отравление – то факт смерти какое-то время скрывался. Но слухи, разумеется, пошли.
Николай Гумилёв пишет статью. – Шеф взял с кофетабла планшет. – Фрагмент зачитаю. Она так и называется:
«Умер ли Менелик — вот вопрос, от которого зависит судьба самой большой независимой страны в Африке, страны с пятнадцатью миллионами населения, древней православной Абиссинии. Если да — могучие феодалы поднимут спор за императорский трон, недавно покоренные народы возмутятся, и все это окажется предлогом для европейцев разделить между собой Абиссинию. Этот раздел уже решен, и по тайному соглашению французы получат восточные области, итальянцы — северные и часть южных, англичане — все остальное. Не знают только, как поступить с центральной частью, где озеро Тана. Из него берет свое начало Голубой Нил, главный ороситель Египта. Итальянцы, овладев этим озером, могут отвести воду в свою ныне бесплодную Эритрею, она станет новым Египтом, а старый, лишенный воды, сольется с Сахарой. Англичане, конечно, не могут на это согласиться и требуют Тану себе, хотя они и так при разделе получат больше других».
Шеф положил планшет на столик, посмотрел на Мишу.
- Никакой лирики, как видим. Сплошная геополитика.
И потом не забывайте, друзья мои – гостеприимно развёл руками, вовлекая всех в это элементарное знание, -
«Поэт в России - больше, чем поэт.
В ней суждено поэтами рождаться
лишь тем, в ком бродит гордый дух гражданства…».
Тоже ведь неспроста сказано, а? – усмехнулся. – И тоже хорошим… поэтом. Да и сама деятельность писателя, поэта шпионская по сути – подсмотреть, подслушать, почувствовать, догадаться, вычислить, выявить, сопоставить, ну и расшифровать или, наоборот, зашифровать средствами языка нечто важное.
Наш с вами современник Юрий Буйда так и озаглавил свой роман: «Вор, шпион и убийца», за который, кстати, получил престижную премию.
Человеческий мозг – большой лентяй, как утверждают ученые. Предпочитает не работу, а готовые стереотипы. Отчасти это хорошо потому, что стабилизирует социум. Замедляет его реакции. Но нам необходимо преодолевать эту лень, проникая сквозь убаюкивающую пелену Майи. Для этого существуют разные средства – шокеры эмоционального интеллекта. Но об этом в другой раз.
Что касается удивления нашего юного коллеги…. – Он благосклонно посмотрел на юношу. – Просто не надо забывать, что внешняя сторона любого явления – это камуфляж скрываемых смыслов и целей, из-под которого, тем не менее, то тут, то там выглядывают детали и факты, на которые можно опереться. Важно их разглядеть, отметить, собрать и сопоставить. И они сами выстроятся в конструкцию порой удивительную.
Если вы откроете Википедию, Николай Гумилёв там – поэт, писатель, офицер, переводчик, литературный критик, африканист, путешественник-исследователь.
Всё так, но…
Не будем вдаваться в историю с гиперборейским гребнем и первых путешествий, возьмём 1913 год. Экспедиция, которую упоминала Саша, финансировалась государством. В частности, от военного ведомства было получено пять винтовок и тысяча патронов.
Ну с какой стати военное ведомство будет обеспечивать поэта?!
Если этот поэт не имеет отношения к военному ведомству!
Казалось бы, странная деталь. В путевом дневнике Гумилева есть такая запись: "А ночью мне приснилось, что за участие в абиссинском дворцовом перевороте мне отрубили голову…".
Интересные сны у поэта!
Николай Гумилёв был воин. Офицер. Служил в кавалерийской разведке.
Свой первый Георгиевский крест и повышение в звании получил за ночную разведку перед сражением в южной Польше.
В 1917 году, будучи в распоряжении ставки Верховного главнокомандующего и временного правительства во Франции, Николай Гумилев подготовил анализ военного потенциала Абиссинии. Подобные вещи и сегодня относятся к сфере стратегической разведки.
Какое-то время он служил в шифровальном отделе Русского правительственного комитета в Париже. А шифровальщики – это всегда высокий уровень секретности.
Кстати, устроил его в этот отдел Борис Анреп.
Если вы откроете Википедию, то Борис Анреп там — русский художник-монументалист, литератор серебряного века, немного о его деятельности и знакомствах в этих сферах и скромными двумя строчками внизу: «…воевал в Галиции. По командировке командования отправлен в Англию, где и остался после февраля 1917 года».
Борис Анреп был резидентом русской разведки в дружественной на то время Англии. Именно с ним Николай Гумилёв контактировал перед отъездом в большевистскую Россию.
Эта вереница деталей без особого труда складывается в ясную картину. Но есть и прямые свидетельства.
Российский контрразведчик полковник Невахович, в годы Первой мировой соприкасавшийся с секретными службами стран-союзниц, позже рассказывал, что целая фаланга опытных российских разведчиков была брошена на Западный фронт, в частности на Балканы. В их числе был командирован во Францию и в Салоники с рядом секретных поручений молодой кавалерийский прапорщик Гумилев. Первую часть возложенных на него задач он блестяще выполнил, но пришедшие к власти большевики заключили с Германией сепаратный мир, и Россия вышла из игры. Служебная поездка Гумилева на Балканы сама собой отпала.
Однако деятельность Гумилёва разведчика на этом не завершилась.
Английское командование, успевшее оценить нашего поэта, предложило ему на выбор несколько вариантов и среди них, быть может, самый романтичный и привлекательный – отправиться в Персию на Месопотамский фронт, куда его звал полковник Томас Эдвард Лоуренс, легендарная личность, более известная как Лоуренс Аравийский.
Из всех вариантов Николай Степанович выбрал самый горячий.
Почему?
1918 год. Недовольство большевистской властью нарастает, порой принимая жесткие формы. 1 января произошло первое покушение на Ленина. А через две недели в Петрограде ВЧК раскрыла заговор «Союза георгиевских кавалеров» и было предотвращено второе покушение.
В разных местах формируются открытые и подпольные центры сопротивления. Наш герой прекрасно осведомлён об этом и, убеждённый монархист и боевой офицер, в стороне оставаться не собирается. У него и у Британии на этот момент цель одна.
Небезынтересная деталь – франкофил или галломан, как его характеризовал Чуковский, Гумилёв не любил немцев, он с ними воевал и собирался воевать в будущем. По свидетельству Ирины Одоевцевой, он предвидел новую войну с Германией и точно предсказал, что она произойдет через двадцать лет: «Я, конечно, приму в ней участье. Непременно пойду воевать. Сколько бы вы меня ни удерживали. И на этот раз мы побьем немцев! Побьем и раздавим!».
Он знал, зачем едет в Россию.
Как любой разведчик, отправляясь на опасное задание, он оставляет Борису Анрепу свои боевые награды, архив, включающий копии документов о деятельности в Париже, письма, стихи и переводы, написанные во Франции и Англии.
В апреле 1918 года Гумилев покидает Лондон и через Скандинавию отправляется в Россию. Но это уже другая страна.
Он возвращается в Петроград, где у него много знакомых и коллег по литературному цеху, тоже очень недовольных большевиками.
Тем не менее, в его творческом наследии мы не найдем ни одного письменного свидетельства, ни одного стихотворения, которое бы отражало его отношение к революции и новой власти, отмечал бывший сотрудник советских спецслужб Василий Ставицкий. Ни малейшего намека, ни осуждения, ни одобрения. Он словно закрылся в своем поэтическом мире акмеизма, хотя это совсем не похоже на активную позицию Гумилева-офицера.
Конспирация?
Он ведет активную литературную жизнь: пишет стихи, издает книги, читает лекции, руководит поэтической студией…
И приобретает револьвер.
Конспирация начинает давать сбои уже в июле.
Писательница Ирина Кунина вспоминала, как во время прогулки на них налетел оголтело орущий мальчишка-газетчик: «Убийство царской семьи в Екатеринбурге!..». Гумилев схватил его за рукав, остановил, вырвал экстренный выпуск. Прочитав, побелел. Потом перекрестился: «Царствие им небесное. – И погодя, сдавленным голосом выдохнул, - Никогда им этого не прощу».
Недовольство большевиками в Российском обществе находит, наконец, реальную и существенную поддержку. Правительство Британии выделяет солидную сумму для подкупа латышских стрелков, которым предстоит совершить военный переворот, арестовав заседание ВЦИК вместе с Лениным и заняв ключевые пункты Москвы. Два полка латышей должны отправиться на соединение с английскими войсками, которые высадятся в Архангельске, и помочь их продвижению.
Боевики Бориса Савинкова уже приступают к действиям. Ряд других организаций ждут сигнала и готовы включиться в реализацию переворота.
Подготовка идёт полных ходом, но, в сеть заговорщиков уже внедрены чекисты. И те, и другие напряженно ждут подходящего момента.
21 августа подосланный Ф. Дзержинским и Я. Петерсом как бы полковник Берзин получает от агента британской разведки Сиднея Рейли 1 200 000 рублей в качестве платы за свержение советской власти в Москве, денонсацию Брестского договора и восстановление восточного фронта против Германии.
Ситуация накаляется, приближая момент начала жестких действий. Он наступил 30 августа. Утром в Петрограде был убит председатель местной ЧК Урицкий, а вечером того же дня в Москве совершено покушение на Ленина.
Чекисты начинают аресты.
3 сентября Известия ВЦИК публикуют официальное сообщение о ликвидации заговора британско-французских дипломатов. Потом это назовут «Заговором послов» или «Делом Локкарта».
А 5 сентября выходит постановление и начинается официальный массовый красный террор.
Недовольство и надежды на какие-то изменения в российском обществе сменяются подавленностью и страхом.
По свидетельству Владимира Немировича-Данченко Гумилев характеризовал положение в стране безотрадно: "На переворот в самой России – никакой надежды. Все усилия тех, кто любит ее и болеет по ней, разобьются о сплошную стену небывалого в мире шпионажа. Ведь он просочил нас, как вода губку. Нельзя верить никому. Из-за границы спасение тоже не придет. Большевики, когда им грозит что-нибудь оттуда, – бросают кость. Ведь награбленного не жалко. Нет, здесь восстание невозможно. Даже мысль о нем предупреждена. И готовится к нему глупо".
Предложение Лоуренса представляется теперь счастливой, но несбыточной мечтой.
Хотя…
Развивая ленинский план мировой революции, Лев Троцкий в секретном меморандуме настаивает, что путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии. И надо лишь дать толчок восстанию угнетенных масс и обеспечить победу.
Пламя мировой революции, не найдя горючего материала на Западе, метнулось на Восток.
Из Баку в Персию отправляется военная флотилия под командованием Фёдора Раскольникова и Серго Орджоникидзе. Начинаются боевые действия. Именно в Персии теперь сталкиваются интересы Британии и новой России, разворачиваются главные события на политической карте мира.
А не шанс ли это?
«Вдали от бранного огня
Вы видите, как я тоскую.
Мне надобно судьбу иную —
Пустите в Персию меня!
Наш комиссариат закрылся,
Я таю, сохну день от дня,
Взгляните как я истомился, —
Пустите в Персию меня!
На все мои вопросы: «***!» —
Вы отвечаете, дразня,
Но я Вас, право, поцелую,
Коль пустят в Персию меня».
При поддержке корабельной артиллерии отряды Федора Раскольникова захватывают города Энзели с кораблями, уведёнными белогвардейцами Деникина из русских портов, и Решт, который становится столицей Персидской советской социалистической республики.
Английская колониальная политика на Востоке терпит первое поражение. А с падением Бухарского эмирата у большевиков окончательно созревает план завоевания Индии.
"Если большевики решат завоевывать Индию, моя шпага к их услугам"…- доводит до ушей кого надо слова Гумилёва его бывшая мстительная любовница Лариса Рейснер.
В июне 1921 года Красная армия Персидской Советской Социалистической Республики начинает поход на Тегеран, и терпит поражение. Завоевание Индии откладывается, обретая всё менее и менее реальные очертания.
Пространство возможностей Николая Гумилёва неумолимо схлопывается.
Из России ему – вечному страннику – уже нет выхода ни на Запад, ни на Восток. Он давно под колпаком ВЧК и прекрасно знает об этом, анализируя ситуацию в целом, и пьяные или нечаянные реплики собутыльника литераторов Якова Блюмкина в частности. Конспирация уже не имеет смысла.
Красный террор набирает силу.
Украинский журналист и писатель Сергей Кулида в своей увлекательной книжке "Красные шпионы" посвящает судьбе Николая Гумилёва немало места, причем даже с версией хеппи энда: дата казни двоится, место неизвестно, ни мертвым, ни живым его после августа никто не видел. Зато в этом же 1921 году, а затем повторно, в августе следующего, на русский Север, в легендарную Гиперборею, где когда-то путешествовал Гумилев, отправляется экспедиция парапсихолога, руководителя секретной лаборатории Барченко, в составе которой под фамилией Семёнов мог оказаться…, - согласованным жестом, раскрывая ладони, словно выпуская массу возможностей, шеф завершил фразу.
- Нам интересно другое, - продолжил. – Николай Гумилёв был гражданином мира и русским до мозга костей, что очень точно подметил английский журналист и писатель Честертон. Да и во многих стихах это звучит в полной мере:
«Франция, на лик твой просветленный
Я еще, еще раз обернусь,
И, как в омут, погружусь, бездонный,
В дикую мою, родную Русь».
За свою короткую жизнь он объездил много стран, в том числе экзотических, но в творчестве главенствует только одна – Абиссиния.
Больше, чем о ней, он писал только о России. Он полюбил эту страну и, удивительным образом проникая сквозь галлюциногены Майи, смог увидеть и понять то, что другим не дано. Мне порой кажется, может, косоглазие вкупе с оккультизмом способствовали столь изощрённому видению.
Иван, как вы думаете? Может такое быть?
Иван даже вздрогнул от неожиданности.
- Николай Семёныч, трудно сказать… Возможно.
- Он был пророком, - задумчиво продолжил шеф. – Говорил о том, что в скором будущем человечество сумеет преодолеть земное притяжения и наступит эра межпланетных полётов. Точно определил начало новой войны с Германией, предсказал торжество тоталитаризма:
«Все теперь кричат: Свобода! Свобода! а в тайне, сами того не понимая, жаждут одного – подпасть под неограниченную, деспотическую власть. Под каблук. Их идеал – с победно развевающимися красными флагами, с лозунгом «Свобода» стройными рядами – в тюрьму. Ну, и, конечно, достигнут своего идеала. И мы и другие народы. Только у нас деспотизм левый, а у них правый. Но ведь хрен редьки не слаще. Все получат, чего добиваются», - вспоминала его слова Ирина Одоевцева.
«Можно сказать, он напророчил сомалийских пиратов ХХI века:
«В целой Африке нету грозней сомали,
Безотраднее нет их земли,
Столько белых пронзило во мраке копье
У песчаных колодцев ее…
Абиссиния на всю жизнь стала для Гумилёва отрадным воспоминанием некогда материализовавшейся мечты. Навсегда утраченной реальностью, с каждым днём расцветающей новыми красками и ароматами на фоне удручающей российской действительности.
Увлечение этой страной, возникшее среди русских людей еще в позапрошлом веке, обусловлено многими причинами.
Связь культурная очевидна. Гумилёв называл Абиссинию сестрой Византии.
Академик Лихачев прародиной восточноевропейской культуры считал Грецию, Рим, Египет и Абиссинию – весь этот культурный ареал, чьё влияние распространилось на север Европы и Россию в том числе – корни великого дерева современной цивилизации.
Геополитическое положение России между Западом и Востоком весьма напоминает положение Абиссинии, так же испытывающей мощные влияния культур и религий христианской Европы, мусульманского Ближнего Востока и разных этносов и верований черной Африки.
Такие же религиозные ортодоксы эфиопы создали свой Новый Иерусалим, намного опередив российских. Удивляюсь, почему Истра и Лалибела еще не города побратимы!
Хайле Селассие после своей гибели стал богом новой религии – растафарианства.
Царская семья Российской империи причислена к лику святых.
Схожесть коллективной ментальности африканской Эфиопии и евразийской России очевидна. Будто некогда единое целое, по неизвестным причинам разнесённое в пространстве и времени, вдруг неожиданно и ошеломляюще наглядно явило свою идентичность в обеих ипостасях.
Эфиопия – единственная африканская страна, принимавшая участие во Второй мировой войне. Её оккупация, партизанское движение, война против фашизма и освобождение с помощью Великобритании тоже что-то напоминают. Революция и свержение монархии, аресты, казни, голод, гражданская война, национализация, строительство коммунизма, крах коммунистических устремлений и распад страны.
Словно повторение знакомой истории в ускоренном режиме.
С Хайле Селассие в пору его регентства встречался и другой наш известный соотечественник академик Николай Иванович Вавилов. Рас Тафари, вспоминал он, с большим интересом расспрашивал о нашей стране. Его интересовали в особенности революция и судьба императорского двора.
Предчувствие?
Наш большой друг, как характеризовала его газета «Правда», Менгисту Хайле Мариам прославился как один из самых жестоких правителей XX века. В Эфиопии он заочно приговорён к смертной казни, а в Гааге – к пожизненному за убийство несовершеннолетних. Сам же Черный Сталин спокойно живёт в Зимбабве, считая, что Советский Союз его предал, и во всём винит Горбачева.
Отодвинем в сторону однобокие объяснения пропагандистов эпохи развитого социализма и посмотрим на это явление с другой стороны.
Эфиопия считается одним из древнейших государств мира. Её история насчитывает около 2 тысяч лет. Старше России в два раза.
За страной прочно установилась репутация «музея народов», где население говорит более, чем на 80 языках.
Но доминирующее в политическом отношении положение Амхара, нравится далеко не всем. Тем более что Амхара, исповедующие в основном православие, не являются большинством во многонациональном составе страны. Самой большой этнической группой в Эфиопии являются Оромо, исповедующие в основном ислам.
Так вот марксисты-ленинцы во главе с Черным Сталиным, свергшие императора и захватившие власть, были в основном представителями народа Оромо. По ряду причин ислам гораздо ближе к коммунизму, чем нынешнее христианство и православие в том числе.
К настоящему времени народ Оромо составляет уже треть населения Эфиопии. И Амхара, ощущая возрастающее давление, готовятся защищать свои ценности и вооружаются в предчувствии неминуемой резни.
Работать в Африке всегда было непросто, небезопасно и некомфортно.
То ли дело обустроенная Европа!
События в Испании 30-х и через полвека в Португалии подавали какие-то надежды нашим стратегам, но Африка, как и предвидел Гумилёв, для России оказалась гораздо ближе. Сегодня наши люди там активно работают, учитывая этнические и прочие особенности каждой из стран.
И мы снова дружим.
- Если бы они ещё и долги возвращали, цены бы им не было! – хмуро заметил Иван.
– Ну, это вы много от них хотите, - возразил шеф. – Если потребовать с них возвращения старых долгов, они начнут дружить с другими.
- Слишком шаткая все-таки это перспектива для российских устремлений, - задумчиво заметила Саша.
- Да, очень непросто, - согласился шеф. – Много новых реалий. Но наши люди находят общий язык с черными братьями, и, порой, быстрее, чем с белыми.
Резко изменив выражение лица, шеф быстро встал и достал смартфон.
- Да. Здесь. Сейчас буду.
Кофе-брейк! – объявил. – Не расслабляйтесь! Я скоро вернусь, - и вышел, не забыв захватить свой планшет.
Всё чаще поглядывая на девушку, Миша, наконец, отважился:
- Так на кого же мы все-таки больше похожи: на португальцев или эфиопов? – спросил с хитроватой улыбкой.
Вежливо-иронический взгляд несколько охладил юношу.
- Объясняю, - голосом руководителя сказал Иван. - По языку и внешнему виду – скорее на португальцев, а по раздолбайству и религии – на эфиопов.
- Где-то так, - кивнула Саша. – Но каждый по-разному. Что касается вас Майк, то с такой роскошной шевелюрой и такими замечательными кроссовками вас и португальцы, и эфиопы с удовольствием примут за своего соотечественника.
- А то и в родственники запишут, - предположил Иван.