Уже второй час Ротмистр нарезал круги по кабинету, так и не присев даже на
пару секунд. Я не удивлялся давно ни его привычкам, ни физической силе этого не
кажущегося особым богатырём ни на первый, ни на второй взгляд человека.
Человека ли? Я ни в чём уже с ним не мог быть уверенным.
Хотя, чего я? Я и сам уже не в полной мере был человеком. Нет, сердце,
печёнка, селезёнка, прочий ливер, как и прежде оставались человеческими, но
никогда уже не могли подвергнуться какой-либо из известных болезней, даже
через сто лет, если не случиться ничего экстраординарного, я буду выглядеть
также, каким я видел себя, когда брился утром. Конечно, я мог сделать так, что
необходимость бриться отпала бы, и я ходил бы гладко выбритым всегда, но этого
я не делал и, думаю, не сделаю никогда. Точно так же как и начальник. Есть вещи,
которые должны быть неизменны, что бы ни происходило.
Первое, чему меня научил Ротмистр: оставаться человеком. Пусть я
физически уже не являлся им полностью, но пока жива душа, пока ты любишь, и
пока любят тебя, пока ты разделяешь для себя - где добро, а где зло, не смотря ни
на что, ты человек. Плох ли ты, хорош, но ты человек. И я собираюсь оставаться им
как можно дольше.
- Не придумал? – остановившись напротив меня, спросил он.
- Придумал! – кивнул я. – С ходу могу накидать пару сотен вариантов.
- Я тоже! – и нарезка кругов по комнате возобновилась. Правда, уже в
другую сторону.
Раздался телефонный звонок. Ротмистр быстро ухватил трубку и через
несколько секунд положил её на рычаги, дав отбой.
- Что там? – воззрился я на него.
- Как я и предполагал, - пригладив ёжик волос на голове, проговорил
начальник. Это означало одно. Никаких следов на конверте и письме обнаружено
не было. Лаборатория дала однозначный ответ. Следов не было не потому что, всё
совершалось в перчатках, а совсем по иной причине. Просто писавший это не мог
оставить отпечатков или каких-либо иных своих следов даже, если очень захотел
бы. С одной стороны это сужало возможный список адресантов, но вот с другой….
Я тоже почесал затылок. Мыслей, правда, это не прибавило. А вот Ротмистр
погрозил пальцем:
- Не обезьянничай! Лучше скажи, что ты думаешь по этому поводу.
- А Вы? – маленько понаглел я.
- Я первый спросил, - решил напомнить кто тут главный Ротмистр. – И,
вообще, тебе знакомо такое слово – «субординация»?
- Слышал вроде. – Если уж наглеть, то нужно идти до конца. – Только не
припомню где и когда. – Я с лёгкостью увернулся от летящей в меня старинной
чернильницы, и даже ни одна капля не попала мне на одежду. Правда, Ротмистр
ведь и не рассчитывал, что сможет попасть в меня. Этот летательной снаряд
осторожно под моим взглядом развернулся и полетел на своё место,
примостившись привычно на столе, справа от кресла, в котором сидел начальник.
- Не зли меня, - проворчал он, с интересом рассматривая стол и придумывая
чем бы ещё в меня можно запустить. Я настороженно смотрел на песочницу,
песком из которой он присыпал чернила, когда пользовался чернильницей. Она
была помассивнее и не такая уж и лёгкая. Перехватить такую в полёте будет
посложнее.
- Да я и не собирался, - буркнул я, но тем не менее, рассчитывая, что буду
услышан. Так и произошло. Взгляд Ротмистра немного смягчился, но полностью
расслабляться было бы ошибкой с моей стороны. Песочница пока оставалась на
месте, но это ровным счётом ничего не значило.
Ротмистр показал мне кулак и, похоже, вконец успокоился. Я решил тоже не
наглеть.
- Поговорим? – уже совершенно спокойным голосом проговорил начальник.
– Что думаешь об этом?
- Нецензурно можно? – на всякий случай уточнил я.
- Нет! – последовал мгновенный ответ.
Я вздохнул. Что ж. Без мата - так без мата. Так даже легче. Не зря в своё
время я чуть не поступил на филфак. Словами я всегда умело жонглировал. Еще в
далёком детстве, когда, чтобы найти кусочек мела в родной школе для написания
чего – либо на доске, если заранее не озаботиться, приходилось порой
пробежаться по нескольким соседним кабинетам, сочинения мои, начиная с
четвёртого класса, были неизменными победителями всего, чего только можно.
Это я не в качестве хвастовства, а чтобы просто сказать, что говорить, если нужно,
я красиво могу. И сейчас это умение пригодилось как никогда. Мне пришлось
очень постараться, дабы при первых же моих умозаключениях Ротмистр не начал
кричать сам матом и не запустил бы в меня дыроколом, который так ни кстати
оказался у него на столе и который был прикрыт газетой.
Он хмурился, жевал губами, пару раз делал показательные попытки
схватиться за сердце, но он меня выслушал. Умозаключения мои его не
порадовали, а вот с планом моим он согласился, почти не раздумывая. Мы давно с
ним работаем вместе, и я давно усвоил, что когда дело начинает пахнуть
керосином, я всегда, не дожидаясь его вопросов, предлагаю способ решения
возникших проблем.
- Растёшь! – проговорил он едва слышно и неуловимым движением ухватил
трубку телефона, что послужило для меня сигналом так же шустро выметнуться из
его кабинета.