День обещает стать жарким, а потому прямо с утра отправляюсь на речку. К моему удивлению, на лужайке у детской “колдыбани” (так в нашем селе называют удобные для купания речные заводи) впервые за все лето не вижу Нинку – лучшую ученицу моей самодеятельной “гимнастической секции” для дошкольников.
А пока не совсем припекло, хочу немного позагорать, но не на лужайке у воды, где всегда толковище, а чуть подальше – в песчаных дюнах, широкой полосой разметавшихся вдоль левого берега нашей речушки и вплотную подступающих своей правой стороной к ее заливным лугам, окаймленным густым терновником с вкраплениями вишневых деревьев (остатками теперь уже ничейных садочков), а левой – к молодому хвойному лесу, надежно сковавшему некогда подвижные пески.
На этом гигантском пляже, достойном морских просторов, могли бы вольготно разместиться не только все жители Краснянки, но и всего нашего Кременского района, а то и всей области, если бы не покрывающая пески выжженная солнцем пустынная растительность с ее длинными жилистыми корнями и свирепыми колючками.
Конечно же, “красняне” всегда боролись не только с песком, наступавшим на их сады и огороды, но и за чистый песочек на пляже и для хозяйственных нужд. И здесь особо ценился красивый – “красный” – песок. Оно и понятно – как ни как, село издревле зовется Краснянкой, да еще и разместилось в долине одноименной реки Красная, куда и впадают обе наши мелководные речушки – Гнилая и Мечетная.
Год за годом красняне расчищали примыкающие к речкам ложбинки песчаных дюн. Небольшие площадки постепенно сливались в большие, где можно не только позагорать, распластавшись прямо на чистом горячем песочке, но и вволю порезвиться с друзьями-товарищами, строя, например, неприступные замки из песка, а затем расстреливая их песчаными “снарядами”, вплоть до полного уничтожения этого “оплота феодалов”. Иногда, навалившись всем скопом, мы перекрывали речку песчаной плотиной и с интересом наблюдали, как вздыбившаяся вода шумным потоком прорывает преграду а уже через полчаса не оставляет и следа от, казалось бы, солидного сооружения. Ну, а если кто-нибудь приносил с собой мячик, весь пляж надолго обращался в спортивную арену…
А карты… Именно здесь, на пляже, я научился играть в “дурака” и даже в “очко на щелбаны”. И конечно же, мы, “дети войны”, нередко развлекались играми в “войнушку”. Здесь, в песчаных дюнах, мы создавали целые “укрепрайоны”, отрывая окопы, траншеи, землянки и блиндажи, маскируя их сетями из многометровых корневищ и “минируя” колючками. Да мало ли игр опробовано нами, как говорится, “на своих шкурах”. Словом, детство.
Но в этот раз я направляюсь подальше от шумных компаний – к “своей”, с детства облюбованной ложбинке, где можно без помех помечтать в тишине.
Увы, мое привычное место уже занято девочками. Повернул, было, к ближайшей свободной, но заметил, что одна из загорающих призывно махнула рукой. По обнаженному торсу и детским “трико” – пляжному облачению наших “малышей” – конечно же опознаю “пропавшую” Нинку. А рядом загорают ее “большие” подружки в обязательных светленьких маечках и смешных трусиках-поплавках, в которых не утонешь даже на полутораметровой глубине колдыбани для больших девочек.
При моем появлении все трое тут же вскакивают и усаживаются полукругом, с любопытством уставившись на меня.
Исподволь “изучаю” подруг Нинки и не могу поверить в удачу. Одну из них – неприметную серую мышку – мельком видел у колдыбани для больших девочек, но как зовут и чья она, разумеется, не знаю. Ничего не знаю и о другой – яркой живой кошечке, – которую не видел со дня нашей единственной встречи на железнодорожной станции. Долго, но тщетно пытался разыскать симпатичную попутчицу. Теперь вот сама нашлась.
– Пригласила, как ты просил, – улыбается Нинка.
– Познакомила бы с подругами, – намекаю “организатору” мероприятия.
– Это Оля, а это Вера, – представляет она девочек.
Значит, тебя, Принцесса, зовут Вера.
Вера-Надежда-Любовь! Вера-Верочка! Верочка нашлась!
Интересно, помнишь ты тот день в начале лета и узнала ли забавного попутчика, с которым так не хотелось расставаться?
Тогда я встречал бабушку. Та, наконец, осуществила давнюю мечту – повидаться с “родичами” из неблизкого для нее Рубежного.
По-хорошему, наша железнодорожная станция не так уж и далеко от нашего края Слободы – всего-то в трех километрах. Но уже через полкилометра утоптанной грунтовой дороги и вплоть до станции – сплошные пески Донецкого кряжа, в которых нога утопает по щиколотку даже без поклажи. Ну, а в летнюю жару, да еще с грузом, километр открытого солнышку пути по песчаным дюнам вполне сравним с преодолением безводной пустыни. Во всяком случае, мы, пацаны, именно так это себе представляли. Дальше широкая песчаная дорога, испещренная глубокими следами одолевших её пилигримов, втягивается в густой хвойный лес, растущий все в тех же пЕсках (именно так, с ударением на первом слоге, произносят это слово не только в Краснянке, но и во всем Донецком крае). Полтора километра таким лесом, и, наконец, маленькая станция Бунчужная, где останавливаются лишь рабочие поезда, да и то на минуту.
Я опаздывал к поезду, а потому решил облегчить путь, проскочив самую тяжелую его часть “низом” села. И, конечно же, напоролся.
– Ну-ка, стой, слободА! – перехватил меня незнакомый паренек лет пятнадцати, – Стукнемся? – сходу предлагает он относительно честную кулачную дуэль, от которой нельзя отказаться, не уронив мальчишеского достоинства.
Этот глупый поединок, практикуемый подростками Краснянки, никогда мне не нравился. Широкий размах из-за спины и удар “открытым” кулаком, от которого, впрочем, легко уклониться, присев или отступив на полшага. Вот только последний маневр приравнивался к поражению, а о первом знали все, и потому практически всегда били точно в ухо. Потом долго гудела голова и звенело в ушах. Приглядевшись, научился уклоняться, не приседая и не делая рокового шага. И почему-то никому даже в голову не приходило просто блокировать удар. Увернувшись от удара или блокировав его, сходу отвечал коротким прямым, освоенным еще в дворовой шайке Ленчика, и неизменно побеждал. А потому слободские ровесники, отведавшие незнакомый “городской” удар, никогда больше не предлагали “стукнуться”.
Тормознувший меня “низовский” паренек, хоть и выглядит на пару лет старше меня, по комплекции не превосходит. Так что опасаться мне нечего. Вот только поезд вряд ли опоздает, в отличие от меня.
– Жалко, времени нет, а то б научил “слобОду” любить, – огрызаюсь традиционной фразой слободских ребят.
– Струсил! – ехидно усмехается низовский, – Не хочешь по-людски, отметелю, как грушу!
Похоже, драки не избежать. Впрочем, и честные поединки нередко заканчиваются банальными драками, в которых достается не только побежденным, но и победителям. Год назад и сам угодил в такую же историю, причем на этом же, будто “завороженном” краю села.
Тогда мы с братом Сашкой и нашим другом Колькой Сухиной помогали трактористу дяде Васе поливать колхозные огороды, а тот в ответ учил нас управляться с его допотопным трактором “Фордзон”. Нам, пацанам, это очень нравилось. Целых две недели мы ходили на низ села в огородную бригаду, но не напрямую, а в обход – полевой дорогой. Как оказалось, то была не лишняя предосторожность.
Лишь однажды мы попали к любимому озеру дяди Васи. Обычно он ходил туда один, пока мы следили за работающим трактором и навесным оборудованием. Нас вполне устраивала небольшая колдыбаня, откуда “качали воду” для полива, и где периодически “прохлаждалась от жары” вся наша огородная бригада. Но в этот раз дядя Вася заглушил двигатель и пригласил нас искупаться “на дорожку” в озере, поскольку его трактор срочно “перебрасывают” в полевую бригаду, где до ближайшей воды не меньше дюжины километров.
Озеро понравилось множеством водорослей, зеленоватой теплой водичкой и чистым песчаным пляжем. Но едва дядя Вася вернулся к трактору, к нам тут же подрулила шумная ватага агрессивно настроенных “малолеток”.
Сообразив, что с местными, даже малолетками, лучше не связываться, решили окунуться напоследок и прямо от озера отправиться домой. А на берегу нас ждала разбросанная одежда с туго завязанными “сухарями”. Но едва мы справились с узлами и оделись, подошли двое постарше.
– Стукнемся? – тут же предложил коренастый паренек моего возраста.
– Дай ему в ухо, Кабан! Шоб дорогу забыл на наше озеро! – подстрекала его дюжина окруживших нас малолетних негодяев.
Ничего не оставалось, как кивнуть в знак согласия на поединок.
Право первого удара, конечно же, “присудили” моему противнику. И вот он передо мной с наглой улыбкой от ощущения своего очевидного превосходства. Что ж, постараюсь не ударить в грязь лицом. До сих пор получалось. Но это со своими слободскими. Сейчас же соперник незнакомый, да и физически явно сильней.
А перед мысленным взором “поплыло” спальное помещение лагеря военнопленных немцев, где я родился в самом конце войны и прожил шесть послевоенных лет. И вдруг, как наяву, послышался уверенный “металлический” голос моего друга и наставника – переводчика гера Бехтлова: “Ахтунг!.. Айн… Цвай… Драй…”, – монотонно отсчитывает он секунды учебного рукопашного боя…
“Ахтунг”, – застыл я в ожидании поединка, – “Айн”, – мысленно начинаю отсчет, заметив кулак противника, взлетевший из-за его спины, – “Цвай”, – привычно блокирую удар, направленный в левое ухо, – “Драй”, – встречным “городским” ударом неожиданно для “болельщиков” сокрушаю противника. Тот отлетает на несколько шагов, едва удержавшись на ногах, – “Аллес. Капут”, – расслабленно опускаю руки. Дуэль закончена досрочно.
Но, что это?! От сильного удара в правое ухо едва не слетает голова. Звон в ушах и частичная потеря координации. “Цаи [двое]”, – догадываюсь я, – “Фир”, – с трудом подхватив непослушные руки, ухожу в глухую защиту, – “Фюнф”, – вслепую блокирую повторный удар в голову, но руки еще не держат, а в челюсти что-то предательски хрустнуло, и во рту появляется привкус крови. Кажется, молочный зуб, – “Зэкс”, – резко крутнувшись вправо, чудом ухожу от третьего удара все еще “невидимого” противника. Промахнувшись, тот по инерции валится на меня, – “Нэмм эс [получи]”, – коленом левой ноги уже рефлекторно бью негодяя то ли в живот, то ли в пах, – “Зибэн”, – сгибается тот пополам и буквально на четвереньках отлетает куда-то в сторону, – “Аллес. Капут”, – внезапно разбегаются окружавшие нас болельщики.
Мы с Сашкой и Колькой остается на месте, а к нам от озера бегут двое взрослых.
– Что, парень, зуб вышибли? – сочувственно смотрит на мой окровавленный рот один из них, – Надо же! Толпой на одного! – искренне возмущается он.
– Молочный. Уже шатался, – вытащив выбитый зуб, успокаиваю его, – Не толпой, но по-подлому. Вон они отползают, – показываю на медленно удаляющуюся парочку “позорников”.
– Ну, ты молодец! – бросаются ко мне Сашка с Колькой.
– Вы-то как?
– Нормально. Толкались, но “наподдать” не успели. Быстро ты этих уделал!
– Ты, парень, пойди умойся и тикайте отсюда, хлопцы, прямо на станцию. Там скоро рабочий будет. Со своими дойдете. Одни не ходите. – предупреждает наш спаситель.
И вот мы на тропинке, ведущей к станции. Едва прошли метров триста, оглянувшись, увидели, что нас нагоняют все те же. А до станции еще с полкилометра.
– Бегом в пЕски! – крикнул своим и свернул в дюны.
– Там колючки! – остановились, было, ребята.
– Они тоже босиком! По колючкам не побегут! – резонно предполагаю я.
Так и оказалось. Даже не заметив, что мы свернули, наши обидчики, скорее всего, промчались мимо нас на станцию. Мы же, проковыляв еще метров сто по зловредным колючкам, вышли к лесу, а еще метров через триста – к главной дороге, ведущей от станции к центру села.
Но это случилось год назад, а сейчас я один-на-один с остановившим меня низовским парнем:
– Слушай, будь человеком, к рабочему опаздываю. Давай, завтра отметелишь, в это же время. Идет? – предлагаю ему.
– Нашел дурака! А если не придешь? Где тебя искать?
– Не бойся, приду. Да и у клуба всегда найдешь. Прятаться не стану.
– Ладно, лети, слободА, пока я добрый, – соглашается низовский, и я тут же срываюсь к станции, потеряв не так уж много времени.
К путям выскакиваю, когда прибывающий поезд уже тормозит. Вот только, куда бежать? Меня обгоняют одинаковые вагоны, мелькают проводницы-близнецы в форменной одежде с распущенными желтыми флажками, и как тут догадаться, где остановится вагон с бабушкой.
Но вот в серую шеренгу хозяек вагонов вклинивается какая-то девчушка, вся в белом, и радостно улыбаясь, энергично машет обеими руками.
– Толик! – сквозь лязг вагонных сцепок и истошный визг тормозов слышу ее звонкий голосок.
Кроме меня, встречающих Толиков нет, и я несусь во весь опор за тем вагоном. Подбегаю, когда поезд уже встал.
– Держи! – деловито подает бабушкин мешок опознавшая меня симпатичная девчонка. А позади нее улыбается бабушка. Теперь понятно, кто опознал, – Держи еще! – чуть не на голову сталкивает девочка не менее тяжелый чемоданчик и принимается “сгружать” бабушку.
А поезд дает гудок и трогается. Приняв бабушку на “твердь земную”, успеваю “поймать” и девочку, лихо соскочившую со ступеньки движущегося вагона. Та взвизгивает, невольно угодив в мои объятия, но тут же приветливо улыбается:
– Ты Толик! – констатирует она, даже не пытаясь вырваться, и мы так и застываем, с интересом разглядывая друг друга, – А бабушка сказала, ты отличник. Я тебя так и видела – в очках и с толстой книжкой в руке. А ты ничего.
– Ты тоже, – улыбаюсь в ответ, невольно представив сказочную картину: юную принцессу в объятиях сельского пастушка. Не хватает только дудочки и кувшинчика. А так все на месте: копна нестриженных, выжженных до белизны волос, серая в крупную клетку ковбойка, закатанные до колен невнятного фасона и цвета брюки, толстая веревка вместо пояса, загорелые босые ноги. Зато принцесса! Аккуратная прическа без всяких там бантиков и косичек, беленькая блузка, оттеняющая нежный загар, светленькая юбочка до колен, очерчивающая привлекательную девичью фигурку, легкие сандалии с белыми носочками на стройных загорелых ножках. И, наконец, самое яркое украшение ансамбля – симпатичная мордашка, которая не может не понравиться с первого взгляда.
– “Ничего” – это пустое место. Так что нас с тобой здесь нет.
– Смешной ты, Толик, – улыбается принцесса, все еще оставаясь в моих объятиях.
– Ну, вот еще! Жених и невеста! – расколдовывает нас бабушка, возвращая из сказки.
“Жених и невеста”, – мысленно соглашаюсь с бабушкой, – “Какая красивая невеста! Совсем как Людочка. Кто же это? Не иначе, бабушкин сюрприз. Хорошо бы на все лето”, – размышляю, оглядывая меж тем нелегкий груз.
Придется тащить всё. Ни девочке, ни бабушке такое не под силу. Хорошо, догадался захватить налыгач – двухметровую прочную веревку для скота. Как чуял, без подарков из гостей не приедет.
– Ты что, все это потащишь? Пупок не надорвешь? – удивляется бабушка, догадавшись о моих планах.
– Не надорву, – успокаиваю ее, – Вы что ли потащите? Самим бы дойти по такой жаре.
Боковым зрением тут же ловлю восторженный взгляд троюродной сестрички, или кем она там мне доводится.
Связав поклажу, водружаю ее через плечо – чемодан на грудь, мешок на спину – и делаю несколько шагов по твердому пристанционному грунту. Тяжеловато. А по рыхлому песку? Ничего, осилю. Ведь рядом такой стимул!
– Вы идите вперед, но не быстро, а я чуть отстану, – предупреждает бабушка.
– Что с ней? – спрашиваю девочку. Та смущенно хихикает:
– Надо ей. Понимаешь?
– Ага, – догадываюсь я, – А тебе не надо? А то давай, посторожу.
– Тоже мне сторож нашелся! – смеется сестричка, – От тебя прячемся. Больше здесь не от кого.
– Я пошутил. Кстати, бабушка так и не сказала, как тебя зовут.
– А ты отгадай, – заигрывая, улыбается красавица.
– Авдотья? Агриппина? Акулина? Аэлита?.. – перечисляю с десяток книжных имен, что приходят в голову, рассмешив девочку до колик.
– Ну, ты смешной, Толик! Не на “А”, – отсмеявшись, подсказывает она.
– Бронислава? Белла? Беатриче? Бабетта?.. – вываливаю ей очередную порцию экзотических имен из книжек, вызывая новый приступ смеха…
– Еле догнала. Задохнулась. А они вон куда упылили. Еще смеются, скааженные, – сердито прерывает мои гадания бабушка. Жаль, не дошел до буквы “В”. Может и угадал бы.
При бабушке разговор не клеится: я несу какую-то чушь, а девочка непрерывно смеется, почему-то раздражая бабушку. Но вскоре становится не до смеха. “Ничего, успеем наговориться”, – подумал, тяжело дыша сухим перегретым воздухом. Да и обе мои попутчицы быстро устают на трудной дороге. Поддерживаемая девочкой бабушка еле передвигает ноги, увязающие в сыпучих песках. Хорошо, выбравшись из леса, идем утоптанной грунтовкой через низы села и вскоре оказываемся на улице, где меня перехватил низовский паренек.
– Вот я и дома, – останавливается девочка, – Давай чемодан, – просит она.
– А как ты его дотащишь? – разочарованно спрашиваю, сообразив, что никакая она не родственница, а всего лишь бабушкина попутчица.
– Здесь оставлю. Сбегаю за мамкой. Спасибо тебе, Толик, – благодарит меня чудесная незнакомка.
– Как оставишь? А вдруг украдут? – цепляюсь я за соломинку. Так хочется узнать, где живет принцесса.
– Кто? – смеется девочка, – Тут все свои, низовские.
“Да, уж, свои”, – припоминаю недавнюю встречу с аборигеном.
– Пойдем уже. Что ты к ней пристал, – дергает за рукав бабушка.
– До свидания! – машу рукой девочке, твердо решив, что завтра же отыщу её здесь.
– До свидания, бабушка! До свидания, Толик! Спасибо вам большое! – с явной неохотой прощается попутчица да так и остается у своего чемоданчика, глядя нам вслед. Всякий раз, когда оборачиваюсь, она машет мне обеими руками, как тогда, с вагона прибывающего поезда. Но вот мы сворачиваем к речке, и обернувшись, уже не вижу места, где осталась мечта.
– Хорошая девка. Только слишком красивая, – почувствовав мое состояние, говорит бабушка.
– Как это слишком? – удивленно смотрю на нее, – Разве красота бывает слишком?
– Еще как бывает! Липнут к таким красоткам, как мухи на мед. Вот и ты прилепился. Держись от нее подальше, внучок, – советует она.
– А как ее хоть зовут?
– Зачем тебе?
– Да так. Интересно.
– Она не сказалась. Девочка и девочка.
– Жалко.
– Чего тебе жалко? Не вздумай искать! Низовские за нее отметелят.
“Завтра и отметелят”, – с грустью соглашаюсь с ней.
На место “дуэли” прибыл, как обещал, вовремя.
– Толик, – сходу протягивает руку низовский, – Видел тебя с бабкой, когда вы шли со станции. Что ж не сказал, что ты Тимохиным внук? Мы же с тобой родичи, хоть и дальние. Как зовут?
– А ты спрашивал, чей я?! Сразу, стукнемся! Толик, как и ты, – называюсь я, крепко пожимая его руку.
– Да ладно, тезка! Я ж не знал. А ты молодец, не струсил! Приходи сюда, когда схочешь, в любое время. Подойдет кто из наших, скажи, к Толику Лису. Моя кликуха, – с гордостью поясняет он.
Недели две ходил на это место, пытаясь выследить девочку. Увы, она так ни разу не встретилась. Спросить бы, но кого и о чем, если даже имени её не знаю.
Теперь вот узнал. Узнала ли меня Верочка? Вряд ли. Но это к лучшему. Мечта и должна оставаться мечтой.
– Ну и что мы с вами будем делать? – строго оглядываю всех разом.
Обе подружки Нинки дружно прыскают со смеха и, переглянувшись, смущаются. Конечно же, знают, зачем пришли в это потаенное место, раз уж нарушили неписаный закон сельского пляжа.
– Ну, кто из вас смелая? – обращаюсь к Верочке, миленькое личико которой, конечно же, не оставило равнодушным.
– Оля, – мгновенно прячется та за подружку-дурнушку.
Впрочем, эта Оля не такая уж дурнушка, а фигуркой, пожалуй, превосходит обеих подруг. Для гимнастики что надо!
– Олечка, встань, пожалуйста, сюда, – указываю на место прямо перед собой.
– Зачем? – удивленно смотрит она.
– Хочу убедиться, что ты действительно смелая, – нашелся я, а девочки уже со смехом выталкивают “смелую” Олю вперед, – Гимнастикой занималась когда-нибудь? – пытаюсь визуально оценить физические данные девочки.
– Только на уроках физкультуры, – отвечает она.
– А хотела бы не только на уроках? – зондирую перспективу, но в ответ девочка лишь неопределенно пожимает плечиками.
Что ж, как говорится, “пустой номер”.
– Ну и последний вопрос. Олечка, зачем ты здесь в такую жару?
– За компанию, – отвечает под смех подруг.
Продолжаю знакомиться:
– Верочка, встань, пожалуйста, рядом с Ольгой. Вопросы те же. Повторить?
– Не надо. Все равно отвечу, как Оля.
– Спасибо, девочки. Вопросов больше нет.
Что ж, вполне очевидно, “нас здесь не ждали”. Тогда, в чем их интерес? В такую жару притащиться в пЕски, чтобы упражняться в гимнастике? Бред. Поддержать Нинку? В чем? Наговорили ей кучу глупостей, а та осмелела не по возрасту. Теперь, видно, думает, как выпутаться из двусмысленной ситуации. Ладно, посмотрю, что будет дальше. Как бы там ни было, главное – Верочка нашлась. Верочка нашлась! Верочка! Вера!
– Ниночка, встань рядом с Верой… Хотя с тобой полная ясность… Девочки, сейчас очень жарко. Есть предложение снять ваши маечки, как Нина, и подышать полной грудью. Прятаться вам здесь не от кого. Я не в счет, – завершаю под смешки “новеньких”, – Есть и второй вариант: берем одежду и бредем к речке. Там прохлпдней и можно купаться.
Конечно же, девочки ожидаемо выбирают второй вариант.
И вот мы у детской колдыбани. Нас тут же окружают мокрые малыши.
– Мы что, с ними будем заниматься? – с удивлением смотрит Оля на дрожащую от холода мелюзгу.
– Все до одного быстренько на лужайку! Марш-марш обсыхать! – мгновенно освобождаю пространство вокруг новеньких, – Сейчас водичка счистится, и можно купаться, – информирую девочек.
– В детской колдыбане? – растерянно смотрит на меня Оля.
– Можете сходить на пляж для больших девочек. Двести метров вниз по течению. Найдете? – обе дружно кивают, – Нина, а ты останься с малышами. Позанимайся пока с ними, чтоб согрелись. Идемте, девочки, провожу, – обращаюсь к новеньким.
И вот мы на узенькой тропинке. Впереди Оля, за ней Верочка, а позади в растрепанных чувствах шествую я.
– Верочка, жду тебя в пЕсках на том же месте. Придешь? – шепотом спрашиваю девочку.
Она молча кивает. Дело сделано, и я тут же сворачиваю на тропинку, ведущую в дюны.
Неужели придет? А вдруг она не расслышала моего вопроса и кивнула автоматически.? Да и решится ли на свидание с незнакомым парнем в таком “глухом” месте, где по сельским “понятиям” мальчик и девочка не должны оставаться наедине? И что дальше? Скоро кончится лето, и мы расстанемся почти на год. Когда еще попаду в Краснянку на все лето? В следующем году максимум на месяц из-за кучи предстоящих в седьмом классе “выпускных” экзаменов. И что делать, если придет? Даже сейчас не знаю, о чем с ней говорить. О школе? Ха-ха-ха!
Верочка появляется минут через пятнадцать. Заметно взволнованная предстоящим “свиданием”, неуверенно останавливается на песчаном гребне.
“Какая же ты красивая! Отметелят за тебя низовские, если узнают, на кого ты их променяла. Как пить дать отметелят. Ладно, пусть только “рыпнутся”. За тебя, Принцесса, буду драться насмерть хоть со всем миром”, – с восторгом вглядываюсь в миленькое личико девочки своей мечты.
– Что так долго, Верочка? Спускайся сюда. Здесь никого, кроме нас с тобой, – сходу обескураживаю ее.
Чуточку помешкав, она решительно спускается в ложбинку и смущенно потупившись, застывает в шаге от меня.
С минуту мы изучаем друг друга: она – одаривая быстрыми взглядами удивительно “теплых” карих глаз, а я – откровенно любуясь ее красивым личиком.
Там, у вагона, Верочка смотрела на меня, не отводя взгляда и не пытаясь вырваться из случайных объятий. Тогда она, забыв обо всем, изучала нового знакомого, понравившегося с первого взгляда.
Сейчас же перед ней юноша, известный ей по рассказам подруги. А уж что там нафантазировала влюбленная девочка “без тормозов”, трудно даже представить. Интересно, узнала ли меня Верочка? Думаю, узнала.
Пауза затягивается, и тогда решаюсь произнести вслух, о чем думаю в эту длинную и, мне кажется, звенящую от напряжения минуту:
– Ты мне нравишься, Верочка. Очень-очень. Жалко, не отыскал тебя раньше.
– Ты мне тоже, Толик, – мгновенно реагирует на признание Верочка, – А я вас с братиком давно приметила. А ты все с Нинкой и с Нинкой. Ей хорошо, ее никто не знает. Она и примазалась к твоим малышам.
– Как не знает?
– Она не нашенская.
– Что значит, не нашенская?
– Ну, не “красняночка”, как мы с Олькой. С зимы только у нас в школе появилась.
– Понятно. А зачем она к малышам примазалась?
– Как зачем? Гимнастикой заниматься. Это мы с Олькой придумали, когда увидели, как ты с малышней возишься. А она только сделала, как мы ее подучили.
– А почему сами с ней не пришли?
– Что ты, Толик! Она мелкая, по виду за малышку сойдет. А нас сразу признают. Засмеют в детской одежде. Все село потом задразнит, а то еще и прозвища припаяют. И как она не умеем. Она давно гимнастикой занимается.
– Я знаю. Ну, Нинка! Удивила, когда узнал, что ей уже десять, а не шесть, как малышам. Зачем только это вранье?
– Как зачем?! Ты ее сразу приметил, а мы с Олькой только издали на тебя глядели.
– Подошли бы. Тебя, Верочка, я б сразу приметил.
– Что ты, Толик! Сразу видно, городской. Наших нравов не знаешь.
– Понял. Не понял только, зачем вы Нинке всякой ерунды наговорили. Сама б она не додумалась.
– Да так. Слишком задается. Обидно стало.
– Я так и подумал. Но вы же, Верочка, не для того притащились в самую жару, чтоб гимнастикой заниматься. Неужели только на Нинку поглядеть?
– Нет, – смущается девочка и не выдержав моего пытливого взгляда, прячет покрасневшее личико, по-детски прикрывая его ладошками.
Решительный шаг, и Верочка оказывается в моих объятиях, совсем как тогда, в метре от колес убывающего поезда. Мы встречаемся взглядами, и я вмиг забываю, где я, кто я и зачем я здесь, в этом пустынном месте. Глазами невинной девочки на меня смотрит влюбленная дама. Девочки умеют так смотреть. Особенно красивые.
– Вера-Верочка, миленькая моя красняночка. Как хорошо, что ты нашлась. Как же долго я искал тебя, – шепчу ей то ли мысленно, то ли вслух.
Сколько мы так простояли, то ли минуту, то ли полчаса, даже не представляю. Но мне показалось, что в те счастливые мгновения мы оба ощущали одно и то же – радость осознания, что наши чувства искренни и взаимны.
– А зачем все-таки Нинка вас пригласила? – как во сне, словно откуда-то со стороны, вдруг отчетливо слышу свой голос.
– Сказала, ты пригласил. А зачем, не знает. И о нас с тобой она тоже ничего не знает, а то б ни за что не пригласила. Но мы с Олькой и так бы пришли, без ее приглашения. Из-за тебя.
– Из-за меня?!
– Ну, да. Не из-за Нинки же.
– Значит, не из-за Нинки.
– Конечно, Толик.
– А Оля здесь причем?
– А как же! Мы с ней подруги. Всегда всё друг другу рассказываем. И о тебе тоже.
– Обо мне?!
– Ну, да.
– Интересно, что все-таки Нинка говорила обо мне?
– Много чего. А я слушала и жалела, что не подошла к тебе, когда ты меня искал. Очень жалела. А ты больше не приходил. Думала из-за Нинки. Вот и пришлось нам с Олькой ходить на вашу речку, а потом выслушивать Нинкины “секреты” про ваши отношения.
– И она вам “лепила” эту чушь?!
– Конечно!
– Ну, лепило! Неужели верите, что детей аист приносит?
– Нет, – густо покраснев, рассмеялась моей шутке Верочка.
Ни с одной девочкой мне еще не было так легко и свободно, как с Верочкой. Оглядываясь назад, думаю, что если бы у меня не было Людочки, в этот день в моей жизни несомненно возникла бы Верочка. Раз и навсегда.
– А ты помнишь, как мы познакомились на станции? – напоминаю ей, конечно же догадавшись, что мы думаем друг о друге с той самой первой встречи.
– Конечно, помню, – подтверждает мои догадки девочка, – Я тогда всю ночь проплакала. Жалела, что ты городской, да еще не наш, низовский.
– Ты плакала из-за такой ерунды!? Почему, Верочка?
– Потому… Наши ребята тебя б постоянно метелили. А мне тебя жалко.
– Верочка… Кстати, ты Толика Лиса знаешь?
– Конечно, знаю. А что?
– Он разрешил мне приходить на вашу улицу, когда схочу. Я тебя потом недели две искал.
– Я знаю.
– Откуда?
– Видела.
– Почему не подошла?
– Ты что, Толик! Увидел бы кто из ребят, и твой Лис не помог. Как тебя видела, сразу пряталась и смотрела, пока не уйдешь.
– Да-а-а. Теперь понятно, почему не нашел. А здесь, на речке, почему не подошла?
– Ты что! Наши и здесь за нами наблюдают.
– Чудеса-а-а… Страна дремучих трав, –удивляюсь я сельским нравам.
– Толик, а тебе нравится Нинка?
– Конечно. Моя любимая ученица.
– Только ученица?
– Конечно. Кто ж еще!
– А в Харькове у тебя есть подружка? – громом при ясном небе оглоушил роковой вопрос, повергнув меня в состояние речевого ступора. И не потому, что не хотелось отвечать. Просто не знал, как на него ответить даже самому себе.
Эту девочку я знаю с раннего детства. Хоть и редко, но Людочка участвовала в играх, которые устраивали ребята нашего двора. А потом вышло так, что мы с ней стали няньками и вместе выпали из дворовых игр. И пока мой братик и ее сестричка копались в песочнице, мы говорили обо всем на свете. Постепенно сдружились настолько, что уже скучали без ежедневных встреч.
Но наши детки подросли и стали самостоятельными. Мы подолгу не виделись, хоть и жили по соседству, а ее подъезд был виден из окон нашей квартиры. К тому же мы оба вступили в возраст, когда девочки и мальчики невольно отдаляются. Как бы ни дружили, но все же это такие разные планеты, с разными взглядами и зачастую несовпадающими орбитами жизненных устремлений.
Мы учились в разных школах и встречались лишь редкими вечерами, когда Людочка приходила в наш двор к своей подружке-однокласснице. Увы, в этом году в канун отъезда в Краснянку она в нашем дворе так и не появилась.
Вдруг припомнилось, как нас с Сашкой впервые отправили сюда на отдых и сразу на все лето. Как же переживал предстоящую долгую разлуку с Людочкой. Иногда и она смотрела на меня таким грустным взглядом своих оленьих глаз, что хотелось плакать.
Вот и теперь перед мысленным взором вдруг предстает печальное личико той прелестной малышки, и я невольно вздыхаю.
– Ты ее любишь! – оглашает Верочка мой “приговор”, о котором лишь смутно догадываюсь, и обиженно глянув на меня, тут же выскальзывает из объятий, – А как же я? – совсем тихо спрашивает, едва не плача.
Вера-Верочка, ну почему ты спешишь там, где спешить нам еще слишком рано? Не иначе, как наслушалась “взрослых” рассуждений старших сестер. А я только сегодня узнал твое замечательное имя – первое в ярком созвездии говорящих имен “Вера-Надежда-Любовь”. А почти все лето – со дня нашей первой встречи на станции и вплоть до сегодняшнего – именовал тебя просто Принцессой, совсем как в нашей с тобой мимолетной сказке.
С того памятного дня я видел тебя в каждой девочке, идущей навстречу, и огорчался, что это снова не ты. Вспоминал детали нашей единственной встречи и мысленно представлял тебя в светлом наряде, радостно улыбающейся и машущей мне обеими руками – то в дверном проеме пролетающего мимо вагона, то у твоего неподъемного чемоданчика, оставленного вместе с тобой на твоей улице.
Каждое утро я просыпался с надеждой, что именно сегодня мы непременно встретимся, и каждый вечер надеялся на день грядущий. Иногда я представлял тебя в своих объятиях, как тогда, у колес уходящего поезда. Но такие видения приходили лишь в моих снах, в которых мы с тобой были старше, чем наяву, а все вокруг звали тебя моей невестой.
Мог ли я в эти летние дни и ночи думать о ком-то другом, если ты, моя миленькая Принцесса, с того самого дня нашей первой встречи:
В моих мыслях, в моей крови –
Светлый Ангел грядущей любви.
Вера-Верочка, целых две недели начала лета ты могла ежедневно наблюдать, как я искал тебя на твоих родных улицах. Тебе было нетрудно спрятаться так, чтобы мы никогда больше не встретились. Но вы с Олей зачем-то следили за мной на нашей речке. А Нинку даже специально подослали в мою команду. А теперь ее приглашение на коллективное свидание в пЕсках нежданно-негаданно обернулось сегодняшней встречей.
– Верочка, – снова обнимаю девочку своей мечты, – Жалко, что не знал тебя раньше. Ты мне нравишься, Верочка. Очень-очень, – повторяю свое признание, которое, мне кажется, нельзя понять иначе.
– А любишь ее, – ревниво упрекает девочка, – А она очень красивая? – после длинной-предлинной паузы дарит она последний шанс “разрулить ситуацию”.
Вера-Верочка, какая разница, очень она красивая или не очень. Свою харьковскую подружку уже много лет воспринимаю как любимую сестрёнку, которую опекаю с детства. Но ведь первая девочка, о которой подумал как о невесте – это ты, Верочка. Ну, пойми ты это, наконец!
– Вы с Людочкой редкие красотки, и в чем-то очень даже похожи, – честно отвечаю ей и умолкаю, с ужасом осознав, что столь глупым ответом только что похоронил ее последнюю надежду, а заодно и свою теперь уже несбыточную мечту.
– Значит, ее Людочкой зовут, – после “минуты молчания” констатирует Верочка, – Ладно, Толик, я пойду. Девочки заждались, – мягко, но решительно высвобождается она из объятий.
– Ничего, подождут. Когда мы еще увидимся, Верочка?
– Зачем?.. Вернешься в свой город, увидишься, раз похожи. А я буду вспоминать, как мы обнимались, и плакать.
– Не хочу, чтоб ты из-за меня плакала.
– Почему из-за тебя?.. Сёстры говорят, у первой любви всегда одни только слезы.
– Почему это слезы?
– Говорят, она всегда несчастная.
– Ну, почему это несчастная? Не понимаю, Верочка.
– Потому… У тебя подружка, а у меня больше нет никого.
– А как же я?
– Ты не в счет. У тебя Людочка.
– Ну, и что! Она мне, как сестричка. А ты, Верочка, между прочим, моя невеста! Тебя бабушка уже так назвала. Помнишь?
– Она пошутила.
– Думаешь, пошутила?!
– Думаю, да.
– Зачем?
– Чтоб не обнимались.
– Жалко, что пошутила.
– И мне жалко… Я никогда тебя не забуду, Толик.
– И я тебя, Верочка, – с трудом произношу последние слова нашего с тобой последнего разговора, будто молнией пораженный простой, но убойной силы мыслию: “Ангелы не прощают обманутых надежд”…
Мы стоим друг против друга – тринадцатилетний мальчик и десятилетняя девочка – оглушенные и раздавленные внезапной потерей, словно у каждого из нас отняли любимую игрушку. Не сговариваясь, крепко обнимаемся, грустно, но тепло улыбаемся друг другу, всё ещё не до конца осознавая, что случайно встретившись на ярком перекрестке судеб, теперь вот так нелепо расстаемся. Не на неделю, месяцы или годы, а на всю оставшуюся жизнь.
И вот уже шестьдесят с лишком годков “канули в Лету”, а я помню тебя, Верочка – светлая мечта далекой юности, миленькая моя красняночка.