Юрий Горбунов
М. Горький о современном искусстве
Весной 1896 г. М. Горький приехал из Самары в Нижний Новгород в качестве корреспондента газеты "Одесские новости" на Всероссийской промышленной и художественной выставке. Вскоре он начал публиковать цикл статей об этой выставке. В нем он впервые изложил свои взгляды на русскую культуру и искусство.
Позже он не раз писал об истории искусства. Ещё бы за годы скитаний по Европе и Америке он посетил многие крупнейшие галлереи и музеи!
1
Можно представить, с какой жадностью он, проживая годами в Италии, он наслаждался своими походами по галлереям и музеям. Он настолько хорошо знал искусство эпохи Возрождения, что, по рассказам некоторых его товарищей, заезжавших к нему, он нередко играл роль гида для них. Особый интерес он питал и к французской литературе и искусству. Не раз бродил он по Лувру и другим галлереям Парижа.
Он привык профессионально писать не только о литературе, но и об искусстве. В своих статьях писатель демонстрировал широчайший кругозор и глубокие познания в области русской и зарубежной культуры и истории искусств, особенно живописи. Критики удивлялись, как мог человек без университетского образования так профессионально писать об искусстве.
Гений во всем проявляет гениальность. М. Горький имел ГЕНИАЛЬНУЮ СПОСОБНОСТЬ К САМООБРАЗОВАНИЮ. Он самостоятельно изучал историю литературы и учился у классиков литературы писать; интересовался искусством, посещал художественные галереи и выставки, и начал писать о современном искусстве уже в том далеком 1896 г.
Мне великий Горький широтой и глубиной своих знаний напоминает Леонардо да Винчи, одного из титанов Эпохи Возрождения. Только он писал картины из жизни пером, а не кистью и резьцом.
Да и в политике М. Горький разбирался поглубже многих своих современников. Не каждый писатель в свои молодые, да и зрелые годы способен написать такие строчки о правителях государства российского, как М. Горький. Он признавался в одном из писем финскому художнику в 1907 г.: «Русское правительство всегда было, а теперь особенно, по духу своему — антикультурно, во главе его стоят люди, которых мы с тобой даже и в добрый час не назовём порядочными людьми. Это тупые обжоры и сифилитики из дома Романовых, разорившие и опозорившие Россию, это генералы из остзейских немцев — их лакеи, готовые на всё вплоть до убийств тысяч людей и ограбления целых стран, всё это — невежды, воры, варвары, скорее полуживотные, чем люди. Их идеал один — жрать, их наслаждение — власть над людьми, болезненное сладострастное упоение мучениями, жестокостью, кровью.
«Если они люди, — в этом, ты знаешь, мы можем сомневаться, — но если они люди — они больные, они садисты, безумные, их необходимо или лечить или уничтожить, как уничтожают бешеных волков, собак, свиней.
С ними нельзя говорить человеческим языком, ибо не понимают они его, несомненно. Они не знают, что такое культура, искусство, религия. Если они верят в существование бога, то лишь потому, что боятся апоплексии, возмездия за своё обжорство, боятся смерти. Я не преувеличиваю, это моё искреннее мнение о представителях русской власти, и, чтобы подкрепить его, мне легко найти тысячи самых уродливых, самых отвратительных фактов....». (Том 24.)
Кто из современных писателей решиться на клавиатуре своего компьютера отстукать пальцем подобный портрет своего правительства?!
2
Создатель основ пролетарской художественной литературы и разработчик теории социалистического реализма имел широчайшие знания не только в области истории литературы, но и в истории живописи. Особенно религиозной. Особо творчества живописцев, как я уже отметил, эпохи Возрождения:
«Религиозная живопись от веков, следовавших тотчас же за периодом иконоборства и до предшественников Рафаэля была проникнута мистицизмом, вполне понятным и родным настроению людей того времени. На всём протяжении своего существования это искусство имело тот же служебный характер, какой имеют в данное время для нас рисунки в бытоописательных и исторических книгах, но, конечно, общее психологическое значение его было обширнее и глубже значения наших иллюстраций...
«Художник средних веков, изображая религиозный сюжет, был глубоко убеждён в том, что он изображает действительность, правду, и хотя он рисовал сверхчувственное, но как бы оставался реалистом. «Религиозное предание принималось художником за факт. Художник был проникнут сознанием его буквальной правды и передавал его как действительность, с бесхитростной верой, а публика того времени подходила к его картине в настроении таком же, каково было настроение художника в момент творчества.
«Художник той эпохи изображал не грёзы и не отвлечение, а документы и факты — ибо религия тогда была реальным фактом, — каждый имел её в себе, и все были проникнуты ею. Художник того времени был убеждён и мог убедить, в нём была сила, потребная для этого, и силу эту он почерпал в вере. И если действительно «византийская живопись нам не понятна, то только потому, что мы слишком далеки от того настроения и того веяния мысли, под влиянием которых она сложилась.»
3
Горький называл живопись «КОНСЕРВАТИВНЫМ ИСКУССТВОМ» потому, что во-первых, «она веками служила и всё ещё угодливо служит по преимуществу интересам церкви, иллюстрируя её плачевные легенды, её иезуитскую мораль, проповедь терпения, кротости, неизбежности страдания, бессмысленного героизма мучений Христа ради.»
Во-вторых, «Служила — и служит — живопись увековечению в тысячах портретов царей, генералов, банкиров, кокоток, лавочников.» Горький, Максим. (Том 27) Сколько королей, их кровавых генералов, аристократов и арестократок, их любовников и любовниц, новых хозяев жизни — буржуа и банкиров, многочисленную армию чиновников и кокоток запечатлены на холстах, выставленных во французских музеях и галереях. А сколько победоносных битв и сражений с Наполеонами всех мастей на жеребцах написали баталисты только для того, чтобы короли, императоры и президенты могли призывать простых людей к патриотизму и посылать их умирать за интересы «денежных мешков».
4
Горький был уверен, «что искусство нужно жизни, людям, что оно может помочь жить им. Жизнь тяжела — оно даст возможность отдохнуть от неё; люди грубы — оно облагородит их; они не особенно умны — искусство им поможет развиться. Искусство нужно публике, а не художникам, и нужно давать публике такие картины, которые она понимала бы».
В письме собрату по перу, крупному французскому писателю Анатолю Франсу по поводу образования «Общества друзей русского народа» во Франции Горький писал: «Для меня земля — гордое сердце вселенной, искусство — огненное сердце земли, люди искусства — фибры её сердца. Искусство чувствует за всех, грустит со всеми, оно — неиссякаемый источник любви и правды, справедливое, как солнце, оно, воспевая героя, печально любит и ничтожного, оно есть Мать, для которой все люди мира — маленькие, горячо любимые дети.
Горький прославлял творцов подлинного искусства и их нелегкий труд. Он называл их «ИСТИННЫМИ АРИСТОКРАТАМИ МИРА»:
«И только для людей искусства воистину — нет эллина, нет иудея! Для них человек прежде всего — душа, душа печальная и мятежная, душа, искажённая жестокостью скверно созданной жизни. Трагически раздвоенный насилиями над его духом со стороны отвратительных маниаков, которые считают себя призванными небом, чтобы управлять судьбами народов, — каждый человек для искусства — неисчерпаемый источник мудрости и поэзии, великого и жалкого, горя и пошлости....
«Да, только люди искусства — всегда ВЕРНЫЕ РЫЦАРИ на страже вечной красоты, истины и справедливости, вот почему только они — истинные аристократы мира!» Том 23.
5
Во всех своих критических и публицистических трудах Горький демонстрировал глубокое понимание классовой природы любого общества и КЛАССОВОГО ХАРАКТЕРА литературы и искусства.
В начале 1930-х М. Горький писал:
«Что искусство никогда не было, не могло быть «самоцелью» для себя — в наши дни это слишком ясно по тому, как трагически обессилело оно вместе с дряхлостью класса, его старого заказчика и потребителя, и как быстро растёт оно вместе с культурно-революционным ростом пролетариата. Так же, как религия, оно в буржуазном обществе служило определённым классовым целям, так же как в области религии, в искусстве были еретики, которые безуспешно пытались вырваться из плена классового насилия и платили за позор слепой веры в «незыблемые истины» мещанства истощающей тревогой неверия в безграничную творческую силу исторического человека, в его неоспоримое право разрушать и создавать.
«Лично я причиной неверия считаю отсутствие страсти к познанию и недостаток знаний. Но, разумеется, я не утверждаю, что знание требует веры в него, знание — непрерывный процесс изучения, исследования, и, если оно становится верованием, значит — оно прервалось.» Том 26.
7
В конце XIX века мода на живопись прерафаэлитов и импрессионистов ещё не прошла. Большая часть трудов Джона Рёскина, английского философа и искусствоведа, уже была переведена на русский язык. Родился символизм. Приближался век авангардизма и модернизма. Критики проталкивали по приказу банкиров, сросшихся с аристократией и буржуазией, идею «ЧИСТОГО ИСКУССТВА» для избранных.
Все кричали о свободе искусства, пока миру не явились литература и искусство соцреализма. Затем раздался дикий рёв мошенников от искусства о нецелесообразности развития новой ветви в культуре человечества — социалистической. Ныне трубадуры буржуазной массовой культуры для «быдла» кричат о «свободе творчества».
М. Горький знал хорошо и русское и европейское искусство. Он подчеркивал всегда БЛИЗОСТЬ крупного и честного художника с народом.
«Величие и красота искусства прерафаэлитов объясняется физической и духовной близостью артиста с народом; художники наших дней легко могли бы убедиться в этом, попробовав идти путями Гирландайо, Донателло, Брунеллески и всех деятелей этой эпохи, в которой творчество в напряжённости своей граничило с безумием, было подобно мании и артист был любимцем народной массы, а не лакеем мецената.»
«История Возрождения переполнена фактами, которые утверждают, что в эту эпоху искусство было делом народа и существовало для народа, он воспитал его, насытил соком своих нервов и вложил в него свою бессмертную, великую, детски наивную душу. Это неоспоримо вытекает из показаний всех историков эпохи....» Том 24.
А вот что писал о «свободе искусства» М. Горький:
«Я не отрицаю свободы искусства, я только решительно высказываюсь ПРОТИВ СВОБОДЫ «ЧУДАЧЕСТВ» В ИСКУССТВЕ. Под «чудачествами» Он имел в виду «свободы» Шагала, Кандинского и всех учеников этих бесталанных классиков модернистского искусства.
«Новое искусство не имеет ничего общего с этими положениями эстетика, авторитет которого обязателен для вас, как для человека, видящего в прерафаэлизме — явление отрадное»...
В письме собрату по оружию, крупному французскому писателю Анатолю Франсу по поводу образования «Общества друзей русского народа» во Франции Горький писал:
«Для меня земля — гордое сердце вселенной, искусство — огненное сердце земли, люди искусства — фибры её сердца.
Искусство чувствует за всех, грустит со всеми, оно — неиссякаемый источник любви и правды, справедливое, как солнце, оно, воспевая героя, печально любит и ничтожного, оно есть Мать, для которой все люди мира — маленькие, горячо любимые дети».
Нужно глубоко понимать процессы развития литературы и искусства, чтобы написать так, как Горький:
«Что искусство никогда не было, не могло быть «самоцелью» для себя — в наши дни это слишком ясно по тому, как трагически обессилело оно вместе с дряхлостью класса, его старого заказчика и потребителя, и как быстро растёт оно вместе с культурно-революционным ростом пролетариата. Так же, как религия, оно в буржуазном обществе служило определённым классовым целям, так же как в области религии, в искусстве были еретики, которые безуспешно пытались вырваться из плена классового насилия и платили за позор слепой веры в «незыблемые истины» мещанства истощающей тревогой неверия в безграничную творческую силу исторического человека, в его неоспоримое право разрушать и создавать.
«Лично я причиной неверия считаю отсутствие страсти к познанию и недостаток знаний. Но, разумеется, я не утверждаю, что знание требует веры в него, знание — непрерывный процесс изучения, исследования, и, если оно становится верованием, значит - оно прервалось.» Том 26.
Именно так Горький понимал САМООБРАЗОВАНИЕ.
Смешно слышать сегодня от гидов, «специалистов» или «знатоков современного искусства», которые пытаются при случае облить грязью советское искусство соцреализма и продолжают рассуждать о постмодернизме в искусстве, как о новой странице в искусстве ХХ века. Они и не слышали от своих учителей ни о позорном буржуазном мещанстве, ни о классовой природе искусства. И уж точно не читали мыслей гения русской и мировой литературу об искусстве!