Часть 5.
Семён с Ларисой вышли на площадь имени Остапа Бендера и подошли ко входу в пивбар “Гамбринус”. Спустившись вниз по трапу в подвальное помещение с каменными сводами потолка, они попали в атмосферу живой музыки. На небольшой сцене - старое, слегка расстроенное пианино и старый же пианист-тапёр, который живо бряцал пальцами по клавишам. Скрипка мучительно надрывалась в опытных руках скрипача-виртуоза, а контрабасист, чуть не оседлав потёртый инструмент, вытворял на нём фортеля. Ну и, конечно, солист-певец, раньше выступавший в одесском театре оперетты, слегка дрожащим фальцетом, смягчённым пинтой доброго Николаевского пива, темпераментно вытягивал:
Жил на свете Хаим,
никем не замечаем,
олде шмохес Хаим продавал...
Пройдя сквозь сигаретный дым мимо столов-бочек туда, где шум от музыки был меньше, они увидели двоих мужчин, сидящих в дальнем углу бара за столом, на котором между тарелок и кружек с пивом лежали какие-то папки и документы, ноутбук и мобильные телефоны. Мужчины о чём-то темпераментно спорили:
- Ты смотри, Робик, шо делает этот поц! – худощавый мужчина с хвостиком на затылке склонился к высокому, грузному мужику с бритой головой.
- Ну?..
- Он вынимает з кейса наган и кричит: “Возьми глаза в руки, подонок! Я не имею дел за эту аферу, я не шмаровоз и не маравихер.”
- И шо Рисенберг ему..?
- Слезь с руля, сынок. Кончай мне этих штучек, - Рисенберг ему.- Твой гембель нам не нужен. Ты фармазон и все за это знают...
Лариса и Семён сели недалеко, за отдельный столик, чтобы не мешать разговору. Семён напряжённо всматривался в затылок грузного мужчины, пытаясь в нём узнать Роберта.
- А шо такое, я на шару не работаю. Кто-то держит меня за фраера? Слухай сюда, босс,- ещё ближе подвинулся худощавый к Роберту. - Я интересуюсь знать, шо я буду иметь з этого.
Роберт отстранился от мужчины и откинулся на спинку кресла:
- Не зарекайся от нар и Канар, Норик,- басом промычал Роберт и сделал большой глоток пива из кружки. - Сделай мене вид, шёбы я долго тебя искал. Без денег таки нет базара.
Норик с грустным видом отвернулся и загундел:
- Почему люди собираются вместе, и никто не слушает за то, что говорят другие, а, наоборот, стараются втюрить свою наколку?
Роберт, почувствовав взгляд на затылке, обернулся и застыл:
- Сёмка, ты..ы!- крикнул он в удивлении, а потом обернулся к своему партнёру и сквозь зубы процедил:
- Канай з ресторана, Норик, я перезвоню... Сейчас не могу материться.
Раскинув широко руки, он сделал шаг к друзьям:
- Ларка, Сёмка!- заключил он их в обьятия и раскатисто рассмеялся, игнорируя окружающих посетителей бара.
Усадив всех за свой стол, он сгрёб с него документы в сумку и сложил ноутбук, а затем жестом пальца подозвал к себе официанта, живо подбежавшего к нему, и заказал ужин, не спрашивая друзей:
- дорадо с розмарином;
- бычки обыкновенные;
- грибы "от Тудова";
- шашлычок "Шоб я так жил" из свинины на гриле;
- картошечку под томатным соусом;
- пиво фирменное "Гамбринус".
- Сейчас мы покушаем и поговорим за жизнь, а потом я вас покатаю на своём катере,- радостно объявил Робик, широко, с удовольствием улыбаясь и потирая ладони.
- Как бизнес, Робик?- спросил Семён. – Ты так заматерел, что не узнать!
- Какой бизнес – сам видел, с кем имею дело. А будет ещё хуже. Слыхал - в Киеве бандеровцы? Раду захватили! И кричат: утопим жидов в крови москалей. В ридной Украине стало жить почти нэможлыво. Кругом вымогают взятки: на таможне, в милиции, на транспорте, пожарники, бездарники – хрен знает кто ещё... Да просто бандиты... Здесь треба сворачивать и мотать в обетованную.
- Бандеровцы, говоришь?- спросил Семён.- А помнишь деда Вакулу? Он и в самом деле был бандеровец? Как он тогда с Канарисом, помнишь?..
Роберт собрал складки меж бровей, поднял подбородок и театральным жестом прикрыл ладонью глаза...
***
Дед Вакула пытался поймать Канариса любым способом: то ставил капкан на него - туда попадали куры; то рыл яму и закрывал её листьями - попал туда сам с перепоя; то бросал в кота вилы - тот ускользал каждый раз. Злость копилась у Вакулы долго - с тех пор, когда кот в драке поранил ногу Пирату, и петух долго не мог бегать,- стоял на одной ноге, окидывая беспомощным оком свои владения.
Спустя три дня после этого петух стал тихим и грустным и на следующее утро его нашли за оградой курятника дохлым. Дед Вакула безутешно ходил по двору, мрачно насупив густые брови, и похоронил Пирата в углу курятника, привязав к ограде пучок перьев с петушиного хвоста.
Сёмке петуха не было жалко – он не давал покоя никому во дворе, а Канариса было жалко, когда тот сидел у окна кухни на улице и выжидал ухода тёток, чтобы запрыгнуть на подоконник и стащить со столов что-нибудь вкусненькое. Сёмка после обеда выбрасывал из окна кусочек мяса или косточку, а кот ловко ловил на лету подарок и быстро разжёвывал и глотал, ожидая следующую подачку.
Дед Вакула однажды воспользовался этим и неожиданно для Канариса набросил не него сверху кусок старой рыбацкой сети, выскочив из-за угла. Кот забился и задёргался в сети, ещё больше запутался, зашипел и взвыл дурным голосом, а Вакула радостно заорал:
- А-а, попалась, гнида рыжая!..- он торжествующе поднял вверх извивающегося беднягу и зацепил сеть за ветку шелковицы. Потом сел на ступеньки крыльца и закурил трубку, пуская энергично дым сквозь гуцульские усы. Он смотрел на муки кота с торжеством, предвкушая сладкую месть за своего Пирата.
Тётки вышли из кухни на крыльцо и запричитали:
- Отпусти кота, ирод проклятый, не трожь божью тварь, бандеровец чёртов!
Но Вакула, зыркнув на них колючим взглядом тёмных глаз, выбил табак из трубки о порог, и на плохо гнущихся ногах подошёл к дереву, снял притихшего кота, зрачки которого расширились и смотрели обречённо, и понёс молча в сторону каменного забора, в угол двора.
Сёмка и Робик побежали за ним, от страха держась подальше. Прибежали на крики Лариска с Алькой. Дед Вакула прихватил по дороге лопату и, обернувшись к ребятам, крикнул:
- Геть видселя!.. Жидята!..
Ларка с Алькой и Сёмка с Робиком отбежали к дереву и спрятались за ним. Вакула подошёл к забору, деловито положил на землю лопату, а затем с размаху ударил кота о каменную стену. Канарис взвыл и завизжал так громко, что мурашки побежали по спине Сёмки. Но с каждым взмахом Вакулы кот орал всё тише и тише, а потом и вовсе замолчал, и только гулкие звуки ударов тела о забор разносились по двору. Семёна стошнило...
Вакула обернулся, и все увидели его лицо – тёмное, застывшее в злобной гримасе.
- А ну геть видселя, сучьи диты!..- снова гаркнул Вакула, и Ларка с Аликом метнулись прочь со двора, а Сёмка и Роберт прилипли к стволу шелковицы.
Вакула взял лопату и, вырыл в углу под забором ямку. Подошёл к лежащему неподвижно Канарису и несколько раз ударил лопатой по его рыжей башке. Потом носком сапога скинул кота в яму, засыпал землёй и утоптал каблуками, чтобы не было холма.
Всё это время Тарзан надрывался от лая, взвиваясь на цепи, к которой привязал его Вакула. Почти всю ночь Тарзан подвывал во дворе под проклятия обитателей дома.
А утром, убегая к друзьям после завтрака, Сёмка увидел оборванную цепь возле будки. Собаки нигде не было, а место, где Вакула схоронил Канариса, было разворочено, вокруг виднелись комья земли и следы от собачьих лап.
Труп кота исчез...
***
...а жена его ругает, -
очень часто повторяет:
Хаим, хватит, лавочку закрой! - солист закончил петь, Роберт отнял
ладонь от своих глаз и с тоской в голосе нарочито простонал:
- И зачем мы живём на свете, родные мои? Весь мир бардак, а люди... аферисты,- он тяжело вздохнул и натянуто рассмеялся.
Потом повернулся к сцене с ансамблем и зычным голосом крикнул:
- Всюду деньги, господа!
Скрипка услужливо взвизгнула, сыграв вступление, тапёр брякнул по клавишам пианино и тенор слащаво затянул:
Всюду деньги, деньги, деньги,
Всюду деньги, господа.
А без денег жизнь плохая -
Не годится никуда!..
Деньги есть, и ты, как барин,-
Одеваешься во фрак,
Благороден и шикарен,
А без денег ты - червяк...
После сытного ужина друзья покинули бар “Гамбринус” и вышли на Дерибасовскую. Субботние гулянья в центре города были в самом разгаре, когда они спустились к причалу порта, где стояла белая парусно-моторная яхта, тихо покачиваясь на воде. На борту золотистыми буквами было написано: “Авантюра”.
- Вот моя красавица-подруга,- сказал Роберт, хлопая ладонью по борту.- Здесь мой дом и плавающий офис. Два кадра могут управлять сим ковчегом. Пассажиров – до восьми штук. Прошу, гости мои дорогие, лайнер отправляется в открытое море.
- Капитан, отдать швартовы!- зычно крикнул Роберт.
Вечернее сияние гостиницы “Одесса” и блеск фонарей причала порта ярко освещали красивый профиль яхты. Друзья вошли на борт судна по трапу. Крепкий мужичок в морской фуражке и полосатой тельняшке выскочил на палубу, снял швартовый канат с причальной тумбы, закинул его за борт и убрал лёгкий трап. Заработал дизель, и яхта плавно отошла от причала, направляясь к выходу из каботажной гавани.
Миновав одесский маяк, судно направилось в открытое море, оставляя позади себя пенистый след и сверкающий вдали огнями город. На море был полный штиль. Легкий, тёплый ветерок ласково касался щёк, а взошедшая луна на чистом небе казалась фантастически близкой.
Друзья уселись на палубных креслах за столиком и полосатый капитан принёс вино и фрукты. Роберт наполнил бокалы, и со свойственным ему добродушным пафосом произнес:
- Лехаим, хавейры!- и потянулся бокалом к друзьям.
Выпили.
Роберт стал увлечённо рассказывать, как он курсирует на яхте из Одессы в Тель-Авив и обратно с заходом в Стамбул и на Кипр, где у него есть торговые контрагенты.
- Теперь буду швартоваться в Севастополе, а не в Одессе,- сказал с горечью Роберт, встал и спустился в каюту яхты. Через минуту он вышел, держа в руках смычок и скрипку.
- Это, конечно, не Гварнери, а я не Хейфец, но для вас, мои дорогие, попробую сыграть,-он прошёл на корму и встал, широко расставив ноги.
Несколько секунд Роберт молчал. Яхта дрейфовала с выключенным двигателем. Стало слышно лёгкое поскрипывание снастей. И вдруг энергичные звуки скрипки словно разрезали тишину. Цыганские напевы с чувственным надрывом ворвались в пространство лунного света - до линии горизонта.
В профиль Роберт смахивал на облысевшего демона: большой, мясистый нос с горбинкой , повисший над массивным подбородком, плотно прижатым к верхней деке скрипки; бритая голова; мощная шея и огромные руки с длинными пальцами, нежно и легко водившими смычок.
Лариса взяла руку Семёна и крепко сжала её. Пальцы её были прохладными, несмотря на тёплую ночь. Семён взял руку Ларисы в ладони, пытаясь согреть... Когда Роберт кончил играть и повернулся к друзьям, он заметил влажный блеск их глаз в лунном свете:
- Ну что, мои дорогие, задело вас?..
- Ты гений, Робик,- тихо молвила Лариска и поцеловала его в подбородок.
- Да, не зря бабушка тебя мучила,- сказал восхищённо Семён. – И что ж ты не даёшь концерты?
- Концерты? Ты смеёшься, Сёма. Ещё дед мой говорил – на этом заработаешь дулю з маком здесь.
- Он говорил, что в Америке можно заработать на этом.
- А я там жил. Три года. И женился на еврейке с Брайтон Бич. Подучился бизнесу чуть-чуть. Хорошая жрачка и хорошая жвачка у них. Ничего не скажешь. Но главное, что я понял после этого, Семён, Америка - это либо ошибка природы, либо большое испытание для всего мира. Нет! Там не место мне. Лучше в обетованной, где моя жена и детки...
Роберт запустил двигатель и направил яхту к пирсу на Большом Фонтане – по просьбе Ларисы. Там у неё был рыбацкий домик близко от моря. Она пригласила ребят к себе в гости, но Роберт деликатно извинился под предлогом ещё одной деловой встречи в “Гамбринусе”...
Семён и Лариса пошли по ночному берегу к рыбацкому домику.
- Как жаль, что Алька не с нами,- сказал Семён и заметил, как вздрогнула Лариска.
Он понял, что допустил бестактность...
Продолжение
http://proza.ru/2022/06/17/947