АКАДЕМИКИ (Часть V)
Самому быстрому парусному фрегату в мире,
а также участникам рейса №11 на ПУС «Паллада» по маршруту:
Владивосток-Новороссийск, посвящается.
«СТРЁМНЫЙ КОРАБЛЬ»
Под чёрным небом круг воды,
И жёлтый свет дрянной луны,
Я жду у моря, я жду у моря,
Стрёмный корабль желаний и грез.
Табачный дым развеет сны,
Рассвет разрушит мрак ночи,
Я сяду в корабль, я сяду в корабль,
И утром покину, покину тебя.
Пускай твердит молва, что я,
Давно уже сошёл с ума,
Я просто верю, я твердо верю,
Что стрёмный корабль за мной приплывёт.
Армен Григорян & рок-группа «Крематорий», песня «Стрёмный корабль» из альбома «Винные мемуары»
«ПАЛЛАДА» ПОДНИМАЕТ ПАРУСА
Январь 1992 года во Владивостоке выдался чрезвычайно холодным. Со стороны моря, окружающего «город нашенский», с завидным постоянством дули леденящие тело и душу северные ветры. Даже в незамерзающей бухте Золотой Рог время от времени образовывались льдины, которые, не успевая сбиться в ледяные поля, беспощадно раскалывались портовыми буксирами и заходящими в порт судами.
Парусный фрегат «Паллада» стоял у причальной стенки рыбного порта, ошвартованный кормой, и имел при этом весьма гордый вид. Однако, несмотря на такую пафосную постановку, вид парусника не вызвал у меня абсолютно никаких романтических переживаний. Напротив, глядя на чёрный корпус с белыми «бойницами» и высоченные жёлтые мачты с развёрнутыми по ветру реями, я невольно поёжился и, приподняв воротник бушлата, решительно вступил на металлическую ступеньку трапа.
Нашу парусную команду, состоящую из курсантов-судоводителей второго и четвёртого курса, выстроили на корме. И как полагается в таких случаях, перед личным составом с приветственной речью выступил Петрович, который был назначен командиром «академической» сборной, а также руководитель нашей плавательной практики — Владимир Григорьевич Минеев.
Дело в том, что именно Минеев знал о парусниках столь много, что по сути своей являлся ходячей парусной энциклопедией. А посему именно он и был назначен начальником нашей практики на «Палладе».
Сразу же после построения Петрович разбил нас на группы и распределил по кубрикам.
И здесь, на мой взгляд, нужно дать некоторые разъяснения неискушённому читателю, что же такое кубрик на парусном судне.
Вот, к примеру, Владимир Даль даёт такое определение кубрику — «низший жилой ярус, под нижними пушечными портами, а частью под водою: там мичманские каюты и перевязка раненых», а Макс Фасмер даёт наиболее современное определение кубрику — «нижний жилой ярус для команды на корабле».
Действительно, кубриком на «Палладе» называлось судовое помещение на нижней палубе, в котором ютились курсанты. В каждом кубрике было предусмотрено двенадцать койко-мест. Помимо шконок и рундуков, предназначенных для одежды, да пары иллюминаторов, больше ничего для курсантского быта предусмотрено не было. Умывальники и гальюн был общественный, к чему, собственно, нам было не привыкать. А посему, заселившись в кубрик под номером 147, я начал потихоньку осваиваться со своим новым положением. Однако это самое положение оказалось весьма и весьма незавидным.
Уважаемый читатель может поинтересоваться у автора, мол, что же может быть незавидным в столь романтической ситуации? Паруса, мачты, море, шторма, авралы — это просто замечательно! Ведь о таком приключении можно только мечтать, а тут судьба сама делает такой драгоценный подарок. И ведь будет прав читатель, но только прав-то он будет со своей неискушённой точки зрения. С моей же точки зрения, плавание на паруснике обещало быть не менее опасным, чем, скажем, восхождение на высочайшую горную вершину, и требовало от нас, курсантов, огромных моральных и физических сил. Кроме того, в отличие от транспортных судов, на коих мы уже проходили плавательную практику, к курсантам на «Палладе» относились как к бесплатной рабочей силе, а проще говоря, как к рабам. Нужно ли говорить, что такое отношение экипажа парусника нас не просто напрягало, а до глубины души возмущало. И потому вся эта практика под парусами казалась нам на тот момент настоящей каторгой.
Итак, вступив на борт «Паллады», мы были вынуждены выполнять правила, по которым жил и работал экипаж фрегата. Однако, чтобы читателю было понятно, о чём пойдёт речь в моём дальнейшем повествовании, я постараюсь вкратце рассказать о паруснике.
«Палладой» назывался трёхмачтовый корабль с полным парусным вооружением. Он был построен по образу и подобию парусных кораблей, бороздивших моря и океаны до изобретения парового движителя. Но в отличие от своих деревянных прародителей, фрегат был выполнен полностью из стали и имел главный двигатель, который позволял ему двигаться без помощи ветра и парусов, развивая при этом максимальную скорость порядка 9 узлов.
На верхней палубе корабля располагались немногочисленные надстройки, на главной палубе жил экипаж, а на нижней палубе, как уже сообщалось ранее, располагалась курсантские кубрики. Поскольку «Паллада» была всё-таки парусным учебным судном, то на её борту были предусмотрены учебные аудитории, в которых курсанты в свободное от нарядов, вахт и авралов время «грызли гранит науки».
Экипаж парусника насчитывал 200 человек, из которых 50 человек составлял штатный экипаж, а 150 человек составляли курсанты и преподаватели.
Курсанты, как вы уже наверняка поняли, относились к палубной команде и находились в непосредственном подчинении у боцманов. В отличие от транспортных судов, на «Палладе» вместо одного боцмана было четыре. Поскольку на паруснике было три мачты — фок, грот и бизань, то у каждой мачты был свой персональный боцман, а также команда матросов и курсантов, обслуживающих именно эту мачту. Ну, а над мачтовыми боцманами верховодил главный боцман.
Таким образом, оказавшись на «Палладе» против своей воли, мы, в силу неизбежности предстоящего плавания на паруснике, смирились со своей участью, однако в душе мы все, как один, лелеяли надежду поскорее списаться с парусника и больше на него никогда не возвращаться.
Фото из архива автора: именная памятная открытка от капитана ПУС "Паллада" - Арсентьева Юрия Анатольевича.