Прощайте стройотряд и картошка. Я конечно не Хемингуэй и это не о войне, которую он подробно описал. Но постараюсь пропустить через себя время, что мы пережили и постараюсь, восприятие его, описать здесь.
Шли годы развитого социализма, я честно в это почти не верил, но совесть подсказывала то, что надо помочь колхозам, ведь их колхозники к тому времени практически разбежались из сельской местности.
А лозунги: " Не пищать! Если не я, то кто?" Будоражили кровь и сознание.
Убивать никого не надо, и тем не менее мы - бойцы ССО.
Форменные куртки цвета хаки, нашивки, значки...
Я даже написал стихотворение:
Это вам не Ольстер,
Даже на Вьетнам.
Детство очень просто
Возвратилось к нам.
О Вьетнаме мы знали только из газет, об Ольстере и того меньше, Афганистан к тому времени ещё не затеяли...
Но мы, подогретые подвигами наших отцов в ВОВ, понимали, что надо искупить, испытать себя, хоть чуть-чуть почувствовать, что значит героизм.
Ведь мы, даже послевоенное время не застали.
Брежневский застой выпал нам, как гири утопающему на ноги. Но стоять и ждать не хотелось. Сердца рвались из груди на подвиг.
И вот приехали: Деревня, спим вповалку на полу, на соломенных матрасах.
Нюшка, наша хозяйка - вдова, да ещё и сирота круглая. Не родителей, не детей, нет. Только жажда жить, а зачем, для чего? Трудно понять. Скорей всего привычка выглядеть не хуже чем соседи.
У неё и корова своя, да ещё взяла на постой лошадь колхозную. Естественно не даром. На этой лошади и работала наша картофельная рота. В поле мешки с картошкой собирали и свозили их на шоху, где складировали, предварительно взвесив.
Хемингуэя я в то время не читал, хотя и модным он был до безумия.
У каждого интеллигентного человека над рабочим столом, висел его бородатый портрет.
А романы: "прощай оружие, по ком звонит колокол, старик и море..." были буквально - на слуху.
Вопреки, не знаю отчего, я увлекался Иваном Сергеевичем Тургеневым.
Наверно потому, что там, где я бывал после Туркмении, где родился и Венгрии, где окончил среднюю школу. Глубинка российская казалась мне именно патриархальной, дворянской вотчиной.
В то время живы были ещё усадьбы, правда они именовались: сельскими школами, клубами, больницами. Имелись ещё в наличии пруды, липовые аллеи и храмы полуразрушенные.
Не трудно было населить этот воображаемый мир литературными героями классика.
Да, я был один. Никто и никак не поинтересовался,- что я читаю, что пишу? А писал я стихи. Оправдывался перед любопытными, что это письма родителям.
Что удивило? Да то что командир наш построил всех перед красным флагом на флагштоке и велел дать клятву о том, что всё, что здесь произойдёт, останется в нашем коллективе. А потом каждый боец подходил к нему и в знак согласия, выпивал рюмку водки, как боевые 100 грамм. Он добавил к сказанному,- пить в дальнейшем будете только так, с моего согласия.
Меня слегка покоробило это, поскольку нам внушали, что в ССО сухой закон.
И ещё образ командира не был похож на Павла Корчагина с горячим взором,он скорей воплощал собой дельца-хитрована.
Потом оказалось, что он девчонку-медичку из соседнего ССО ввёл в блуд и довёл до суицида.
Да и я от него пострадал:
Послали нас грузить цемент в кузов самосвала лопатами. Масок нет респираторов тоже нет. Глаза мои буквально на лоб вылезли после такой процедуры. А тут ещё однополчане поднесли по окончании работы стакан вина...
А потом, чует моё сердце, меня заложили. Потому, что на следующий день на линейке, опять таки под красным флагом, как снег на голову, командир объявил,- забирай свои документы и покинь территорию ССО.
Я конечно человек не конфликтный, но в то время был как никак комс. гуп. оргом, Не велика должность, но из нашей группы здесь трудились и мои одногрупники шесть человек, включая меня.Но никто из них рот не открыл, в моё оправдание.
Пришлось самому прокладывать путь штыками. Пришёл я к этому холёному, зажравшемуся командиру и напрямую сказал,- если я уеду, то всё расскажу, что здесь творится, не смотря на клятву.
Он сразу стух, правда обставил всё так, что за меня, якобы поручились мои товарищи. Не было этого никогда.Потом в будущем, уже в лихих девяностых этого делягу зарезали в доме на лестничной клетке.
Я к этому событию никак не отнёсся. Но строй отряд этот запомнил наверно потому, что был он у меня первым. И служил я в нём рядовым бойцом. Шлифовал черенок лопаты собственными ладонями.
Я сейчас нахожусь в Сочи. У нас только что прошёл тёплый обильный дождь, хотя по прогнозу обещали и град и ураган и реки - из берегов, не верьте этим проходимцам синоптикам. Воздух сразу посвежел и ветра нет.
А в ССО Орион, который базировался в селе Красное за всё лето 1972 года не выпало не одного дождя.
Колодцы пересохли, а на дорогах лежала пыль, как пудра, толщиной сантиметров 40 не меньше. И вся эта масса поднималась в воздух и долго висела в пространстве, когда проезжала машина.
Мы конечно нарушали технику безопасности, работали с обнажённым торсом, но в рабочих штанах. Загар от этого получился забавный: белый низ, чёрный верх.Потом даже устроили конкурс, у кого загал темнее и приближается к шоколадному. Победил я, потому что кожа моя родом из Ашхабада и быстро вспомнила что такое зной. Даже соскучилась по нему и не пропустила не одного грамма ультрафиолета.
Работать было тяжело, особенно, когда начались земляные работы. Лопата становилась пудовой гирей, всё тело болело, на ладонях появились кровавые мозоли. В послеобеденный перерыв мы падали, как подкошенные в прохладную траву и лежали без движения. Как когда-то русские богатыри набирались сил от матери сырой земли.
Потом стало полегче. Забутить готовые траншеи и залить цементным раствором не так уж трудно. И наконец - кирпичная кладка домика нашего двухподъездного, двухэтажного. Использовали все средства для облегчения своего ручного труда. Ну в частности, попросили у председателя колхоза лошадь, для подвозки кирпича, а краном "пионер" поднимали его на леса. Для подачи цементного раствора ничего не придумали. Его разносили в вёдрах каждому каменщику. А вёдра поднимал живой кран. Цепляешь ведро крючком и тащишь на второй этаж.
У меня ата процедура получалась лихо. Я не тащил, а рывком подбрасывал ведро и в воздухе ловил его за дужку. Действо напоминало разминку силача с гирями.
Но какие мы силачи, кожа, да кости, только что жилистые.
Кормили нас не ахти как, мяса мало, но много каши. Из столовой выходили, как беременные бабы с раздутыми животами.
Девчонки наши, как же без них, тоже работали,- кто на кухне, а кто и на лопате.
Потом командир продал их в колхоз на сельскохозяйственные работы. Они даже в тушении пожаров принимали участие, героические, словом, девчонки.
Вечерами, когда уже втянулись в работу, ходили в клуб на танцы. Потом в этом клубе устроили настоящий концерт для аборигенов. И смех и аплодисменты в наш адрес, приняли с удовольствием.
Была и любовь, как без неё. Я по уши влюбился в шестнадцатилетнюю школьницу, которая приехала на каникулы к бабушке в деревню. Мы даже целовались, правда всего один раз. Я выпросил у неё платок на память, взял её Ленинградский адрес и долго потом писал ей письма, но она ни разу не ответила...
У моих коллег было всё по взрослому. Ну куда мне романтику до их прагматизма.
Лет через пятнадцать, я уговорил тестя посетить место былых трудовых боёв.
Всё изменилось. Правда Храм, копия чесменского, что в Питере, стоял целым и невредимым и Барская усадьба-школа уцелела. Но появился настоящий пруд.
Председатель перегородил речку плотиной и напротив усадьбы, как когда-то это было при прежних владельцах, блестела на солнце водная гладь пруда.
И какое разочарование: Через пятьдесят лет, зайдя в интернет, я обнаружил, что храм по прежнему целёхонький, только покрашенный и позолоченный. А вот от усадьбы остались развалины и пруд высох.
Попам нет дела до истории. Странный они народ. Думают, что вера, как прыщ, сама вскочит. А её веру надо выращивать, как дерево, как английский газон... Да куда им. Не даром Пушкин дал им прозвище,- Поп толоконный лоб. Ограниченный они народ, бездушный, хотя во спасение душ все молятся.
В последующие два отряда Альфа-73 и Непоседы -74, я ездил уже мастером. А это начальство и немалое. Командир + комиссар + Мастер. Словом в первой тройке. Здесь пришлось вспомнить практику по геодезии и научиться закрывать наряды, познакомиться с хитростью ЕНиРов ( единые нормы и расценки)
Но того порыва, который был в первом отряде, я уже не испытал. Смотрел только на восторженных бойцов первогодков и умилялся, - какие они молодые и счастливые.
По вечерам, мы как и вся молодёжь хулиганили, развлекались словом.
Напротив нашей усадьбы-школы, куда нас поселили, раскинулось старинное кладбище. В то время, там никого не хоронили, но и сносить не сносили.
А место было историческое. Усадьба Голенищева-Кутузова полицмейстера Санкт Петербурга. Кутузка, - понимаете, что это значит, вот от его фамилии и произошло название камеры предварительного заключения. Он с женой и похоронен здесь в своём имении. Правда не на кладбище, а рядом с храмом который не плохо сохранился. Правда от могил и следов не осталось. Ни надгробного камня, ни бугорка. Говорят даже, что могилы вскрывали, искали в них золото-бриллианты, но ничего не нашли и закопали обратно.
Опять же из интернета узнал, что храм восстановили, могилы тоже привели в порядок...А вот не усадьбы, не старинного кладбища, я там не нашёл, как не вглядывался.
Была там и ещё одна достопримечательность. Изба старая, заросшая кустарником так, что её с дороги и не видно совсем. Поместным повериям, в этой избе прятался от жандармов наш всесоюзный староста товарищ Калинин. Был и я в этой избе. Все стены в ней обклеены газетами, аж за 1905 год. Не удержался, целый час читал прессу о революционных событиях того времени.
Впрочем о дедушке Калинине, может и врали. Если бы слухи были правдой, думаю,- не пожалел бы он денег на ремонт избушки, чтобы открыть в ней музей своего счастливого спасения.
Так вот о хулиганстве: мы, видимо от скуки решили наших девчонок попугать. Сняли на кладбище старый деревянный крест с могилы и потихоньку, с крыши, на верёвке опустили его к окнам их спальни.
Крест раскачивается на ветру, ночь стоит лунная и он начинает колотиться в их окно. Дамы, естественно проснулись, посмотрели и с визгом выбежали во двор, растрёпанные и полуодетые. Когда узнали в чём дело, повеселились вместе с нами.
И тут я организовал продолжение спектакля:
Взяли мы доску пошире, уложили на неё комиссара, завёрнутого в белую простынь, парни, которые несли его, оделись во всё тёмное и со стороны казалось, что тело плывёт в воздухе. И понесли к храму, вслед комиссару полуодетой процессией пристроились девчонки. Жаль не донесли, хоть храм был почти рядом. Навстречу попался местный парень на мотоцикле. Он так испугался, что резко повернул в кювет и перевернулся вместе с мотоциклом. Потом встал на колени и широко открыл рот от удивления. Когда пришёл в себя, только пробурчал,- ну вы даёте! Дальше не ходите, а то всех наших бабулек в гроб вгоните. На этом и закончилось наше шествие.
За крест и богохульство я был наказан.
Чтобы попасть в клуб, надо было обходить кладбище. А напрямую, через могилы было страшно. А тут представился случай. Выпили мы с комиссаром, чуть чуть, чисто символически и собрались в клуб. Перед воротами кладбища, взяли на слабО друг друга. Махнули рукой и пошли напрямую. Комиссар впереди вышагивает, я за ним следом. Вот уже забор, он на него стал забираться, как я почувствовал, что земля ушла из под ног. Провалился я в какую-то яму, по самую шею. И такое ощущение, что стою словно на деревянном полу. Попытался выбраться, не получилось. Позвал приятеля и только с его помощью, кое как выполз из западни. Перемахнули мы с ним через забор, сходили в клуб и забыли о приключении.
Прошло два дня. И я при свете дня предложил пройтись ему по нашему ночному маршруту и посмотреть,- что там за яма такая на кладбище, где дано никого не хоронят.
Долго мы ходили туда сюда, сворачивали в сторону, вдоль забора, яма ведь была почти рядом с ним... Ничего похожего не нашли, не ямы, не ямки, ничего.
Вот после этого мне стало не по себе. Вспомнил байки-страшилки о покойниках, которые по ночам выходят из могил и бродят по кладбищу. Может это и был тот самый покойник, у которого крест с могилы спёрли? Пошёл его искать, а могилу открытой оставил...Брррр. С тех пор я в эти игры не играю.
Был в этом посёлке ещё один занятный человек. Сторож храма, храм к удивлению, закрыли, но не разорили и не приспособили под хозяйственные нужды. Так вот он под чекушку, подаренную ему, мог рассказать много чего интересного. Особенно про войну, которую он прошёл от начала до конца.Вот что он нам поведал:
Воевал он на севере, там фронт практически простоял на одном месте без перемен. И мы до того освоились, да и фрицы тоже, что перестали даже стрелять, мало того наладили с ними встречи на нейтральной полосе, для обмена продуктами. Ним их колбаса нравилась, а они обожали наш хлеб их эрзац не шёл не в какое сравнение с нашим душистым ещё тёплым...Всё это делалось разумеется в тайне от наших комиссаров и их эсесовцев.Вот так я узнал войну совершенно с другой стороны. Про неё такую не в одном учебнике не напишут.
В последнем ССО Непоседы-74 я был уже заправским мастером.
Ни объект приехал первым с квартирьерами. Да и бойцы в этом отряде подобрались серьёзные, не чета тем малолеткам из Альфы.
К приезду основной группы всё было готово: сортир, умывальник, бытовка для рабочей одежды, столовая с кухней (печь для приготовления пищи мы сами соорудили) а спальные помещения оборудовали в сельском клубе. Благо он к тому времени не работал, ввиду отсутствия молодёжи. А старикам и у телевизора дома весело. Строительный объект, оказался серьёзным. В чистом поле необходимо было возвести телятник из железобетонных конструкций. Все элементы будущего сооружения бали в беспорядке разгружены без соблюдения элементарных правил складирования тут же на полянке.
Дали нам и прораба, но он оказался неумехой. Не теодолит, не нивелир в глаза не видел, вернее видел, а вол пользоваться ими не умеет. Тут уж я проявил себя во всей красе. Соорудили обноску, обозначили оси и работа закипела.
Одно плохо, девчонок в отряде было больше, чем парней. Чем их занять на тяжёлых строительных работах я не знал Опять командир отправил их на сельскохозяйственные работы в колхоз. А когда пришло время работать с цементным раствором, чтобы заполнять монтажные швы, они и пригодились.
В ходе монтажа телятника произошёл курьёзный случай. Приехал директор строительной организации, чтобы оценить ход работ, посмотреть что мы студенты натворили.
Посмотрел и обомлел,- а почему колонны шатаются, как пьяные, Как сгоревшие спички беспорядочно торчат в разные стороны? Пришлось объяснять, сдерживал себя, чтобы не нагрубить,-говорю,- колонны от долгого лежания на земле, приняли все её складки и местами даже мохом покрылись. Крякнул он, махнул рукой и ушёл.
И что вы думаете, когда ставили верхние балки на колонны, пришлось прибегнуть к помощи трактора, чтобы, или стянуть вершины их вместе, или наоборот, раздвинуть. Голь на выдумки - хитра, одним словом.
А прораб по окончании монтажа не с того не с сего рассказал историю строительную:
Построили они коровник, сдали, ленточку перерезали, речи сказали.
На следующий день погнали стадо новосёлов, а животные не желают заходить в своё новое жилище. Так и оставили ночевать их во дворе.
Утром приходят, чтобы продолжить заселение, а коровника нет, сложился за ночь одни руины остались.
Я его естественно успокоил, мой не сложится, я даже могу постоять внутри этого Ж-Б монстра. Потом сам первый и вошёл внутрь сооружения.
Спасибо сварщикам, на совесть делали то что я с них требовал, проверяя каждый сваренный узел.Правда на конструкциях иногда отсутствовали закладные детали, но мы заменили их хомутами, к ним и крепили всё что опасно нависает над нашими головами.
Что-то понесло меня в подробности строительные. А ведь были и танцы и концерт собственными силами.
Смеху было, есть что вспомнить. Ну к примеру, нам пора ехать на премьеру в соседний колхоз а гармонист наш - в хлам. А ведь он гвоздь программы аккомпанирует нашему ансамблю дубки, который проездом, прямо из столицы даёт свою гастроль. Пришлось на помощь привлекать медицину.Моя будущая жена она у нас медиком служила. Сделала ему коктейль из колодезной воды и нашатырного спирта. Он сразу стал узнавать окружающих, а когда натёрла ему виски этой коварной смесью и дала понюхать чистый нашатырный спирт пришёл окончательно в себя.
Дубки - это бойцы ССО заросшие щетиной с волосатыми ногами, но одетые в дамские платья наших боевых подруг. Изображали известный в те времена ансамбль Берёзка.
Я и в составе дубков был и не переодеваясь, исполнял с комиссаром дуэтом известную песенку,- милка чё навалилась на плечо?
Первые ряды зрителей просто сползали от смеха с кресел и бились в конвульсия на полу. А потому, что я забыл надеть на выступление плавки и из под мини юбки торчали мои семейные трусы, которые я неловкими движениями пытался поддёрнуть вверх. Причём делал всё это с серьёзным выражением лица.
Нас после выступления не хотели отпускать и долго аплодировали. а какая-то пожилая колхозница подарила огромный букет цветов и руку мне поцеловала.Я был на седьмом небе от счастья.Почувствовал себя артистом.
Другой раз на областном слёте студенческого стройотрядовского движения, потребовали от каждого ССО номер художественной самодеятельности. Мы с парнем, который мало мальски бренчал на гитаре, буквально на из воздуха сделали это. Мой адрес советский союз. В то время звучала редко, но в нашем случае метко. Выступали мы первым номером. Ах как я тянул этого горе гитариста, который всячески тормозил ритм.Но ничего, исполнили и аплодисменты сорвали. Наверно за наглость и за смелость.
Институт окончен, куртка моя висит в шкафу на почётном месте. Я даже рюкзак сохранил. Хочу сдать в музей ССО, когда он появится.
Но видно забыли нас начисто. Сегодня одних ветеранов ВОВ чествуют, да солдаты строем ходят. А мы - племя романтиков растворились, растаяли. Стоят ли наши коровники? Вряд ли. Ведь и колхозы распались и деревни обезлюдели. Там лес стоит, да трава шумит, как на погосте.
Комиссар наш Осадчий Анатолий погиб в девяностые, но не в перестрелке а банально утонул в озере.
А командир Михаил Черномазов в этом году умер. Только 70 лет ему исполнилось.
Прощайте бойцы мои соратники трудовые. Помните хоть вы те горячие денёчки.
Наша атака захлебнулась, мы не победили.
Не дочь моя, не внучки не были в ССО и даже не хотели принять участие в этом движении.
Оно конечно не умерло, но стало белее прагматичным, что ли. Выветрился из него дух авантюризма, молодой задор, романтика, одним словом.