История коммунальной квартиры

               
Коммуналка

Вспоминаю коммуналки
Мы там жили, ёлки-палки,
Вечно пьяный дядя Вася
Материлась тётя Бася!
Очерёдность в туалет,
То воды, то света нет!
Воевали и творили,
Обстоятельства мирили,
Так вот жили и… дружили
А кого-то и любили.



        Сама коммунальная комната  в городе Киеве или комната с подселением, выражаясь по-московски, тоже имела свою интересную историю. Большие многокомнатные квартиры дореволюционных богачей или зажиточных людей после революции заселили бедняки и рабочий люд. В некоторых квартирах оказывалось от двух до тридцати семей жильцов.  Так раньше в квартире, где жила Олеся, вначале было семь семей. А при ней число семей сократилось до четырёх: одни жильцы умерли, другие переехали в новые квартиры. Раньше это была типичная большая коммуналка с печным отоплением, примусом, керогазом, которые из-за отсутствия кухни ставили на коридорные подоконники, на пол, а единственный туалет находился во дворе. Поэтому во всех в комнатах около двери за портьерами стояли ночные вёдра для взрослых, ночные горшки для детей в спальнях под кроватями. А утром перед работой все выбегали к дворовому туалету, выливали содержимое и мыли вёдра в общем дворовом кране. В одних коммуналках жили дружно, помогая друг другу, почти как родные, в других – споры и даже драки с последующими  жалобами и разборками в жилищных конторах и в милиции.
        Вернувшийся с фронта здоровым и без ранений, сосед Кисленко Геннадий Петрович, решил на своей маленькой отдельной кухоньке отделить часть метров для туалета. Когда туалет был готов, оба соседа Борис Андреевич и Фёдор Сафронович написали письмо в райисполком, чтобы этот туалет сделали общественным. Сосед их не впускал в туалет, иногда даже шли в ход кулаки. Но в их коммуналке две большие комнаты в конце коридора занимала грамотная еврейская семья. И хозяйка Мария Осиповна пошла к нему на завод, на котором он работал начальником цеха, и написала заявление в Партком. Ему пригрозили забрать партийный билет, если он будет продолжать терроризировать соседей и не пускать их в туалет. Там же между туалетом и кухней соседа был кран, в котором соседи могли мыть посуду, а не бегать, как раньше, во двор, наливая воду в ведро. Смыв от грязной посуды выливали в ручной умывальник в общем коридоре, воду из которого, бегали по очереди выливать в отлив дворового крана. Пришлось ему смириться. Но, в дальнейшем, когда Олесе было около 5 лет, в одной из коммунальных комнат повесился сосед армянин, который бесконечно пил алкоголь. А после него повесилась его мать, которая не смогла пережить смерть своего единственного сына. Тогда жилищная контора решила никого нового не поселять, а выделить эту комнату всем соседям под общую кухню. Еврейская семья, которой принадлежали десять квадратных метров этой кухни, примыкающей к их жилплощади, сделали себе из них отдельное помещение, поставив перегородку из древесно-стружечных плит, но не до потолка из-за отсутствия окна, которое находилось в другом конце этой кухни. То есть кухонька освещалась через эту невысокую перегородку. А через эту лёгкую перегородку Мария Осиповна даже могла общаться с соседками на кухне. Да и сами соседки слышали все тайны, происходящие в их квартире, если они имели неосторожность делиться ими друг другом на кухне. Из маленькой кухоньки, около уже общего туалета,  которая принадлежала семье Кисленко, сделали душевую комнату для общественного пользования. А колонка для нагрева воды находилась тоже на общественной кухне. Когда дочь Марии Осиповны Алла вышла замуж, её муж, работающий старшим инженером на стройке, добился в управлении разрешения на проведение АГВ – газового водяного аппарата и проведения всех необходимых строительных работ, которые выполнила его строительная организация. Все соседи немножко вздохнули, так как теперь у них вместо печек было АГВ. Керогазы и примусы остались в кладовках, которыми пользовались только при летних поездках на дачах. Из бывших печек сделали внутренние шкафчики для хранения вещей. Туалет и душ в коридоре. Не нужно было выстаивать долгие очереди в общественных банях. В коммуналке жили четыре Марии. Мария Ивановна, русская, жена Кисленко. Мария Григорьевна, кубанская казачка, жена поляка Бориса Андреевича Лещевича, работающего агрономом. Мария Осиповна Перельман, еврейка, жена Давида Абрамовича, инженера и Мария Максимовна бабушка Олеси, работающая главным бухгалтером, у которой текла в жилах смесь греческой, украинской и еврейской кровей. Она была без мужа, так как её мужа, получившего на войне контузию и лишённого одного глаза, после войны вдовы взяли в оборот и, чтобы удержать около своей юбки, наливали ему полные чарочки. В конце концов он спился, и Мария Максимовна закрыла ему дорогу к ней и к дочери навсегда. При Советской власти отменили все религии, и многие облегчённо вздохнули. С отменой религий отменилась сама собой и власть родителей, разрешающая или запрещающая вступать в браки своим чадам. И свободные чада смогли вступать в браки по любви, по симпатии, духовности, независимо от национальности. Единственно, что могли родители, так это орать на не полюбившихся им невестку либо зятя, на весь двор обзывая их последними словами.  Но, если были сильные скандалы, иногда даже с физическими нападениями, то могла вмешаться милиция, даже по вызову соседей и наказать зачинщиков скандалов.  Только Марию Максимовну соседи начали звать, чтобы не путаться, Маней, а потом перешли на Раю. Так это имя за ней закрепилось и, в дальнейшем, она стала Раисой Максимовной не по паспорту. У Фёдора Сафроновича жена умерла от рака, а его самого врачам удалось спасти. Он больше не женился, только растил дочь Люду, которую весь женский штат старался опекать и подкармливать в праздники домашними пирожками. В коммуналке часто вспыхивали ссоры, причинами которых была в основном властная Мария Григорьевна, ярый блюститель порядка и чистоты. Но рано или поздно ссоры заканчивались, и начинался мир. А в коммуналке подрастало новое молодое поколение, среди которого росла и мать Олеси Ира, дружившая с весёлым соседским мальчиком Аликом, младше её на два года и поэтому он пытался перед ней, хоть немножко выделиться. Ира, приходя из школы, тащила домой соседскую кошку, тогда Алик тащил соседского кота, брата кошки. А из квартиры под лестницей раздавался тогда скандально-визгливый голос соседки бабы Гаши, которая бежала к их родителям с криком:
       – Де мои коты?
       Взрослые члены коммуналки ей котов возвращали, но потом дети их снова тащили по квартирам, а со временем и коты к ним начали бегать сами без приглашения. С детьми им было интереснее, чем со своей взрослой хозяйкой. Кошка потом тащила к Ире в гости своих котят, а один котёнок, пытавшийся пролезть через дырку между полом и входной дверью, попал под дверную щель и чуть не погиб. Для спасения соседи осторожно снимали с петель дверь, чтобы котёнка не повредить. А вот взрослый кот вскоре пропал.
         – Вот видишь! – хвастался хитрый Алик. – Мой кот лучше, поэтому его украли.
         А когда ему купили самодельный велосипед, он попробовал покатать на нём Иру, но кончилось тем, что велосипед влетел в столб, разлетелся на разные детали, а они пришли домой с набитыми шишками и ранами. После чего Алик получил от матери скандал и запрет на новый велосипед.
        Его отец Борис Андреевич работал агрономом с частыми командировками по деревням Киевской области. Оттуда он привозил продукты, и часто заводил романы с одинокими селянками. Один раз кто-то написал об этом Марии Григорьевне и она поехала по указанному адресу. А когда она подходила к этой хате, то увидела своего неверного мужа прыгающего с чердака прямо в стог сена, находящийся за домом.
         Однажды муж подарил ей красивый отрез сатина. Но, когда к ней явилась незнакомая женщина в платье из похожего отреза и стала требовать, чтобы Мария Григорьевна отпустила Бориса Андреевича, так как у них большая любовь, отрез был передарен подрастающей Ире, из которого Мария Григорьевна сама сшила ей платье. А Марию Григорьевну забрали от всех этих переживаний в неврологический центр. Соседка Раиса Максимовна её часто навещала, приносила передачи, а Мария Григорьевна просила никому не рассказывать в какой она лежит клинике. Они настолько сдружились, что сыновья Марии Григорьевны свою мать звали мамой, а Раису Максимовну мумой. Мария Григорьевна не работала на производстве, так как у них была дача, на которой они выращивали фрукты и овощи, которые Мария Григорьевна продавала потом на рынке, а зимою могла пошить, хоть и не профессионально, но дёшево, платье на заказ.
        Как-то раз Борис Андреевич привёз из деревни кролика. Алик сразу притащил его к Ире поиграть. Но Ира, взяв его на диван, увидела целую кучу чёрного гороха, который оказался его помётом. Что ж, держать в квартире крупного кролика тогда было нелёгким делом и Мария Григорьевна, когда дети пошли в школу, его зарезала.  Когда она приготовила из него обед за столом все ели, а ей кусок в горло не лез. Такая же история была с цыплёнком, которого Борис Андреевич привёз детям из очередной командировки. Цыплёнка вырастили, он бегал свободно по их квартире. Но вся квартира была в его помёте и Мария Григорьевна его зарезала. Но опять, за столом вся семья ела, а она не могла в рот кусок взять. Ключ от комнаты Раиса Максимовна всегда держала в коридорном шкафчике, после того как однажды его потеряла, и пришлось взламывать дверь. А если в её отсутствие протекал радиатор, Борис Андреевич, а потом и подросший Алик открывали дверь и могли всё починить.
        Младший брат Алика Витяшка, был младше его на 10 лет. Но когда они начинали драться и клубком кататься по комнате, прибегал их отец и лупил ремнём по клубку, а когда они отлетали в разные стороны, он начинал разбираться, кто прав, а кто виноват.  У Фёдора Сафроновича росла дочка Люда, чуть старше Вити, которая потом влюбилась в Алика. В еврейской семье подрастала дочь Алла, которая потом вместе с Ирой поступила в Педагогический институт на Физико-математическое отделение. 
         А самым грубым и злым в коммуналке рос Толик Кисленко, с которым никто из коммунальных детей не хотел дружить из-за его грубости и хамских манер. Его мать Мария Ивановна была белой и пушистой. В квартире Кисленко жили кошка Мурка и болоночка Пулька. Мурка была кошкой-гуляшкой, самой по себе, даже в соседнем дворе, в которое выходило их коридорное окно. Но, возвращаясь домой, блудница поднималась, карабкаясь по стенке и водосточной трубе в коридорное окно. Однажды оно оказалось закрытым, и Мурка залезла через открытую форточку в маленькую комнату Ирины Максимовны, в которой и опорожнилась. Но Мария Ивановна не поверила. Тогда Ирина Максимовна в следующий раз обнаружив в комнате виновницу её не выпустила, а позвала Марию Ивановну и предъявила доказательства вместе с виновницей. Мария Ивановна, покраснев, извинилась и убрала за своей провинившейся питомицей. После чего Ирина Максимовна больше не выходила из дома, не закрыв предварительно свою форточку. В отношении Пульки, Мария Ивановна хвасталась, что её Пулька ещё девочка. Но, однажды, когда она гуляла с Пулькой во дворе и заговорилась с болтливой соседкой, Пулька вдруг согрешила с маленькой дворняжкой. И с тех пор начались её протяжные вои в период спаривания. А Мария Осиповна, которая была не в силах топить щенков, закрывала свои уши или включала пластинки с успокаивающей музыкой Мендельсона. А когда выводила Пульку гулять в её ответственные периоды, то всегда обрызгивала её духами «Красная Москва» и не спускала с поводка. Но все маленькие кобельки теперь сами разбегались от этого «приторного» запаха. Но, несмотря на доброту и нежность матери, сын Толик пошёл характером в своего грубого отца. Институты и партия ему в дальнейшем были не нужны. Когда он вырос, устроился на завод работать слесарем по сборке водопроводных кранов-смесителей.
        Но, жизнь продолжалась… Ира с Аллой бегали сдавать сессионные экзамены в институте. Но стоило Ире оставить на коммунальном столике свою тарелку или чашку, которые она не успевала вымыть перед экзаменом, так Мария Григорьевна орала на неё на весь подъезд и ей приходилось перед экзаменами возвращаться, чтобы помыть эту горе-тарелку.
        Пришла пора. Пошёл последний год учёбы, последний курс. Алла вышла замуж за преуспевающего, подающего надежды инженера, а Ира шла на красный диплом и потому замуж не спешила. 
         Вначале к ней сватался один портной, который пришёл к Раисе Максимовне и велел ей уговорить свою дочь выйти за него замуж. Он работал и был вполне обеспечен, дома сидела его мать-пенсионерка, которая могла освободить от хозяйства молоденькую Ирочку, которой нужно было доучиться. Но Раиса Максимовна сказала, пусть Ира сама решает. Однажды портной написал Ире письмо с кучей ошибок, и потому будущая учительница Ирочка его сразу же отвергла. Потом на неё обратил пристальное внимание холостяк, сын начальника конторы, где работала Раиса Максимовна главным бухгалтером. Он заходил в гости к отцу и увидел красавицу Ирочку. Однако, она не сочла его подходящим Но сам начальник, Гросман Илья Аркадиевич, большим умом не отличался, был фронтовиком, красным кавалеристом, членом партии, имел заслуженные награды, был прост в общении. Однажды, одолжив на ипподроме лошадь, примчался к окнам конторы, чтобы показать какой он ловкий  наездник. А фактически он был на работе только, не в обиду скажем, служебным макетом. А всеми делами на работе успешно занимался его главный инженер, который и был некоронованным начальником, большим умницей и писал за него все отчёты. Гроссман пробовал на собрании «качать свои права» и даже называть поговорки, которые он толком не мог правильно произнести, но пытался умничать. И все работники держались за животы от хохота, но сдерживавшие свой рот другой рукой, чтобы не рассмеяться вслух.  И фактически он был на работе тем, кто только должность занимал. А всеми  производственными делами занимался главный инженер –
       –  Что?  Конец дня и моя хата во дворе, что означало: Моя хата с краю, ничего не знаю, имея ввиду, что пришёл конец рабочего дня и все разбегаются по домам.
       – Много мамка – нет ребёнка! Что означало: «У семи нянек дитя без глазу!»
       И другие тому подобные высказывания. Были случаи и повеселее. Как-то он ел уху и подавился костью. Главный инженер повёл его к врачу. Врач спросил: 
       – Вы ели уху?
       – Юшка, я пил, но там не были «ухи», – прохрипел, почти прошептал несчастный, имея ввиду уши. После чего врач пинцетом вынул из горла рыбную косточку.
       Что поделать, если он говорил на русском, а думал на своём родном языке из какого-то дальнего окраинного, близ границы с Румынией, региона. Он по паспорту был украинцем. За глаза его называли евреем. А кто он был на самом деле, он и сам толком не знал. Кстати, он – большевик, коммунист, преданный партии руководитель опытно-экспериментального завода. В нём не было и намёка на превосходство, не было и намёка на карьеризм, напротив, его любили за весёлый, лёгкий нрав, за внимание к нуждам жителей, за простоту.
        Точно так же как и известный поэт, классик украинской литературы, Владимир Соссюра, которого, за красочное описание природы, любви называли украинским Есениным. С единственной разницей, что Сергей Есенин был известным бабником, а Владимир Соссюра был верен только своей жене Марии, которую он называл своей единственной музой и  посвящал ей свои красивые стихи.  Когда его спрашивали, какой он национальности, он шутливо отвечал:
       – Называйте, как вам нравится! Можно украинцем, можно татарином, можно поляком, можно венгром! Большим человеком был многоуважаемый Владимир Соссюра!
         Так и у Гросмана в голове и в крови была какая-то смесь румынского, украинского, идиша и молдавского начал, из-за существующего там ещё со времён революции интернационала. Революция освободила их от религий и мракобесия, и они стали вступать в брак по любви, не спрашивая разрешения родителей. И поэтому все родные языки в этих семьях тоже смешались в один общий. Тем более, что жила в небольших поселениях в основном беднота, которая с радостью вступила под красные знамёна Революции. Но поскольку по характеру начальник был не вредным, это всех работников устраивало. А что касалось самой работы конструкторского отдела экспериментального завода, так они сами были с головой и всю свою работу отлично выполняли. Плётка им была не нужна. Начальника даже выбирали одно время депутатом района. Но, зная свою ограниченность в языке, когда приходилось идти на заседание, он перевязывал себе рот косынкой, имитируя зубную боль, из-за которой не мог разговаривать. Его сын тоже большим умом не отличался, и фактически в их семье все серьёзные дела вела и решала его умная жена Майечка.
        В доме, напротив их конторы, жила любовница Гросмана. Это была крепкая, объёмная баба. Вся зарплата Гросмана шла домой в семью, а все премиальные он тратил на свою любовницу. Кроме этого к ней в дом шли: первый холодильник, первый телевизор и другие радости, которые получала их контора. И все обеденные перерывы он проводил у своей любовницы. Так что все на работе знали, что если он вдруг срочно нужен, нужно его искать в квартире у Мотруни. Её родной брат военный, был как-то раз проездом в Киеве, но, не застав дома сестры пошёл к ним в контору, чтобы переждать, пока она вернётся домой. Когда эти слухи донеслись до ушей его жены Майечки, она написала на него жалобу в Партком, что могло иметь чреватые последствия. Тогда в Партком, а потом к Майечке дипломатом пришёл на переговоры главный инженер, который начал её красноречиво убеждать, что это всего лишь сплетни завистников и неприлично писать на мужа в Партком и тем самым портить ему рабочую карьеру. Сам главный инженер тоже имел свою пассию на стороне, поэтому сумел красноречиво убедить Майечку.
       – Что можно сделать? – сокрушался сконфуженный Гросман. – Я – здоровый бугай, а моя Майечка такая маленькая, такая нежная, миниатюрная, и потому завёл себе любовницу – крепкую казачку Мотрю.
      Поэтому Ира категорически отказалась от предложения его сына, мотивируя тем, что ей не нужны в семье дурковатые мужчины. 
      Затем на её горизонте появился учитель болгарин, приехавший в их институт для обмена опытом на курсы повышения квалификации учителей. Он очень просил Иру его подождать, пока он в Болгарии выстроит свой собственный дом и тогда приедет её сватать, как положено по их законам. Раису Максимовну он уже называл мамой и подарил им обеим два белых капроновых шарфика. Ира спокойно сидела дома и ждала, но однажды Алла пригласила её на Октябрьские праздники в свою большую компанию. На этой роковой вечеринке она и познакомилась с инженером Семёном и простым токарем Гнатом. Гнат налетел на неё как вихрь, Однажды, когда он заметил, что ей больше нравится Семён, он вечером во время прогулки силой затащил её к нему в гости. И она увидела убогую картину. Мать и родная тётка Семёна были лежачими и ходили на горшки, которые Семён по молодости не всегда успевал выливать и, поэтому вся квартира была пропитана запахом мочи. А бедный Семён из-за этого не мог жениться. Ира по молодости тоже струхнула, а довольный Гнат праздновал свою победу. Когда они пришли подавать заявление на регистрацию брака, Ира удивилась, что с Гнатом пришёл его брат Аркадий, который написал вместо него заявление. Но Гнат это объяснил тем, что терпеть не может писать. Ира, поверив в это, попалась на его удочку.
        Накануне, когда уже намечалась семейная жизнь, Гнат, вдруг выкинул фокус. На 8 Марта он не пришёл утром, а Ирина, сидевшая и ждавшая его дома обиделась и, захотела уйти к подругам. Тогда Раиса ей ответила, что разрешает, но перед этим дала ей сучковое полено, которое Ира должна была топором расколоть на щепки для растопки печи. С этим поленом она провозилась полдня, натерев себе на ладонях мозоли и синяки. К вечеру пришёл Гнат и очень легко расколол на щепки это горе-полено. А потом вручил ей дешёвые духи как подарок для неё и её матери. Ира опять не почувствовала никаких подвохов. Но, хитрый лис Гнат решил проверить, как она будет себя вести и, как она среагирует на бедный подарок. Ира это тоже не поняла по молодости. А Раиса Максимовна, специально дала ей это бревно, зная, что она его никогда не сможет разрубить для того, чтобы она не сбежала из дома и не разрушила свою будущую жизнь. Ире, остался ещё год до окончания института и её могли отправить преподавателем в какую-нибудь глухую деревню, чего она боялась, как огня, побывав в такой деревне на практике. Конечно, оставляли по месту жительства только тех, кто выходил замуж за парня с высшим образованием, который в этом городе работал, что и сделала её соседка Алла. Но также разрешалось оставаться по месту жительства беременным и с маленьким ребёнком. Так что это тоже была причина.
        Свадьбу Иры отмечали всей коммунальной квартирой. В коммунальном коридоре танцевали под звуки патефона с пластинками, а столы с едой Мария Григорьевна разрешила поставить в своей квартире. В готовке стола, кроме Раисы Максимовны и её родственников принимали также активное участие три Марии. Мария Ивановна наготовила русских блинов, всяких пирожков и кулебяк. Фёдор Сафронович, работающий на мясокомбинате ветеринаром, принёс мясо. А Мария Григорьевна приготовила из него голубцы и холодцы. Мария Осиповна вместе со своей престарелой матерью приготовили форшмак, рыбный холодец, нафаршировали целый казан рыбы.  Родная сестра Раисы Максимовны Дорина, приготовила для свадьбы чудо кулинарии –огромный торт наполеон, украшенный всевозможными розочками и ягодками. Правда, это был её последний торт. После свадьбы все молодые бегали к тёте Рае, чтобы попробовать ещё один кусочек этого чуда. Тётя Дорина обещала им испечь такой же торт, если в их семье родится наследник. Но в скором времени ей из-за запущенной  панариции пришлось отрезать два пальца, и она больше не могла с таким наполеоном справиться.  Фёдор Сафронович поставил на стол бутыль с коньяком, который сам приготовил. Но, к концу вечера у Аркадия брата и Захара, товарища Гната, началась сильная рвота.
        Оказалось, что этот коньяк был на самом деле самогоном, заправленным жжёным сахаром и дубовой корой. Так что по внешности и вкусу от настоящего не отличался. Но молодые ребята, чтобы доказать всем, что они уже взрослые мужчины, «наклёкались» этого коньяка до расстройства желудка. Только мать Гната, пани Руфина, ничего не вложив и не приготовив на это торжество, сидела гордая за столом, считая, что коли она мать сыновей, то имеет право вообще ничего не делать, а если что-то и сделает, то это будет большим одолжением. Она пригласила всех своих родных и знакомых, совершенно не считаясь с денежными средствами Раисы Максимовны. Только её родная старшая сестра София, которая в отличие от сестры была большой трудягой, и её старшая дочь Полина, включились вместе с родными Ирины и соседками к подготовке разных закусок для праздничного свадебного стола. После свадьбы Гнат быстро показал Ирине свой норов. Ира оканчивала институт и готовить не могла, а его мать, у которой они проживали в её комнате в коммуналке, наотрез отказалась им помогать, и потребовала разделить хозяйства, так как привыкла из старшего сына «тянуть жилы». И они обратились к тёще, чтобы готовила им. Ира росла в культурной среде, среди своих грамотных родственников и подруг, с которыми любила посещать филармонию, театр Оперы и балета, а Гнат терпеть не мог классическую музыку, балеты, так как был к ним не приучен. А всё в чём он не разбирался, вызывало у него или гнев, или пошлые насмешки. Он вспоминал, как весь рабочий класс завода в виде культурного мероприятия активисты повели смотреть балет. Тогда, один из рабочих грубо крикнул в зал:
        – Сколько можно дрыгать ногами! Спели бы лучше чего-нибудь!
        Эти его нападки касались классической музыки, оперы и балета. Только оперетту он ещё любил послушать, так как более-менее понимал.  Его мать всю жизнь занималась только собой, а его сбрасывала на тёток, бездетных сестёр мужа. В войну их отец погиб на фронте, а мать могла в эвакуации устроиться только вахтёром, так как кричала, что на большее у неё нет сил. Война началась, когда Гнат успел закончил только 7 класс. И старший сын в эвакуации был вынужден в 13 лет пойти работать на завод, чтобы прокормить мать и младшего брата. Но, мать его всё равно с ним не считалась, тратила его деньги, как богачка, а лучшие куски всегда шли маленькому Аркадию. Только её старшая сестра София их жалела и подкармливала своим обедом, так как устроилась на заводе поваром в столовую. Сама чего-то нанюхается, напробуется, а выданный паёк несла домой для семьи. Их старший брат погиб на фронте полевым хирургом. Руфина была в семье самой младшей, да ещё рождённой семимесячным ребёнком. Поэтому все,  начиная с её родителей и старшего брата и сестры, над ней плясали, а она принимала всё как должное. Так что теперь с культурным уровнем жизни Ирины было покончено, а впереди сумрачные дни, полные претензий и истерик свекрови, грубостей мужа и поисков дополнительного заработка: замена уроков в школе, постоянные ученики на дому. Первое письмо Ира, полное ошибок похлеще, чем у портного, получила от Гната только в роддоме, когда родила Олесю. Узнав, что у него только 7 классов образования, Ира заставила его окончить вечернюю школу, а потом вечерний техникум. Чем он её всю жизнь потом попрекал, так как после окончания техникума его поставили на работе мастером. Однако, всеизвестно в Союзе, что эта работа оплачивалась вдвое ниже, чем рабочего, а времени занимала вдвое больше. Это закончилось тем, что он вернулся обратно к токарному станку. Гнат злился на глупую Иру, которая в жизни ничего не понимала, кроме свой школы, а он только потерял время на учёбу, которая ему в жизни ничего не дала. В очередь на кооперативную квартиру Гнат стал на заводе, но чтобы заплатить первый взнос, а потом выплачивать кооператив «пахала» Ирина. А её муж Гнат только права качал, требовал много еды, в основном мяса, так как он мужчина, кричал, что на неё не «настачить», хотя заработок Ирины превышал его заработок почти в три с половиной раза. И из весёлой и грамотной девочки Ирина быстро превращалась, как в народе говорят,  в замученную злую бабу, которой было не до нежности с дочкой. Последнюю Гнат не взлюбил, поскольку ждал сына-наследника, который будет его досматривать и содержать на старости лет. А на работе Ирина стала жёсткой учительницей, делившей учеников на двоечников и отличников.
        Поговаривали, что дочь Олесю отец не любил из-за своей скупости, обзывая её неоплаченным векселем. Ведь дочь нужно красиво одевать, приданое к свадьбе собирать. Но вместо этого родители постоянно её унижали своими нравоучениями, плохо одевали и держали в шкуре Золушки.  От постоянных криков отца, дедовщине в детском саду, а потом школе, она стала постоянно моргать глазами, а родители и бабушки таскали по врачам, которые несоответствующими случайными психотропными лекарствами её только калечили. Соседки предлагали её окрестить и повезти к какой-нибудь деревенской бабке, которая сможет из неё выкачать все «переляки». Но возмущённый Гнат кричал, что он сын Красного командира, и спустит всех с лестницы, если узнает, что Олесю крестили. А Ирина тоже не сильно рвалась, так как боялась неприятностей на работе из-за этого, и поэтому постоянно пичкала Олесю таблетками, которые её не вылечивали, а только убивали у ней память. Поэтому Олеся в школе лавр не хватала, а перебивалась с тройки на четвёрку. Олеся с раннего детства больше жила в этой коммуналке у бабушки Раи, пока родители, после рождения брата построили кооперативную квартиру в районе Оболонь.
        Когда Олеся закончила первый класс, наконец-то родился её братик Андрей, а её бабушка Руфина заявила, что это её квартира и двух внуков она не выдержит. Пусть мать Ирины одного из них забирает к себе. И жребий выпал на Олесю. По диагнозу о нервных заболеваниях родителям удалось всё-таки получить трёхкомнатную квартиру, когда Олеся заканчивала 6 класс, с учётом отдельной комнаты для больной дочери. А маленькому Андрею тогда было 5 лет. По Советским законам до 8 лет ребёнку не положена была отдельная комната, а только прописка. Но, наконец-то, Ирина избавилась от своей свекрови.
         Руфина осталась одна в коммуналке, так как её любимый сын Аркадий, женившись, перешёл жить в коммуналку к своей жене Людмиле. Затем, сложив две коммуналки, удалось выменять их на одну большую, но также в коммуналке с ещё двумя семьями. Но потом одна семья съехала и им вместе с соседями удалось сделать две самостоятельные квартиры. Правда Руфина не всегда ладила с Людмилой и однажды прибежала к Гнату и заявила, что хочет жить с ними, а Раиса пусть убирается к себе. Правда в этот раз Гнат ей ответил властно, что если хочет, то пусть разменивает квартиру с Аркадием и меняется с ними. Но она не хотела ущемлять права своего любимого сыночка и отступила. Она пробовала ещё качать права Ире,  которой в прежней коммуналке кричала, что это её квартира и пусть либо подчиняется, либо убирается, а тут она тоже хозяйка, поскольку она – мать сына и имеет столько же прав, сколько и Раиса. На что Ирина ей, осмелев, ответила, что права у тех, кто работает, а не садится на шею детям, и что все её прежние права остались на старой квартире.
         Однако за кооперативную трёхкомнатную квартиру нужно было ещё много выплачивать, и поэтому Ирина продолжала «пахать» на работе и подрабатывать с учениками за отдельную плату на дому. А бабушка Рая переехала к ним жить в комнату Олеси, не только не оставив больной внучке свободной комнаты, но и спала с ней на одном диване, чтобы полностью взять в свои руки домашнее хозяйство. Гнат вечно орал и, срывал всю свою злость то на тёще, то на Олесе, но Раиса Максимовна вынуждена была всё терпеть ради дочери.
       Родители Толика Кисленко тоже со временем получили свою квартиру, а эту оставили ему, и он привёл в дом красивую и ловкую жену Валентину, которая родила ему дочь Вику.  Но Валентина была хитрющей пронырой и, в отличие от грубого мужа, который всегда пускал в ход кулаки, была «дипломатом». Часто она наставляла мужу рога, но он её хоть и бил и выгонять пробовал, но потом сам приходил мириться, так как очень её любил.  Она вначале работала кассиром в магазине. После работы начальник давал ей пять рублей и она цвела, а потом она решила не ждать от него подачек, а сама начала из кассы брать побольше, за что была уволена. Работала на почте, где вынимала из посылок, пришедшим из Америки и Израиля и других иммиграционных стран, всё то, что считала нужным, пока её снова не уволили. Потом пробовала работать экспедитором, кладовщицей. Так и продолжался поиск выгодных работ пока, со временем не «осела» на одной фабрике, где начинала кладовщицей, а потом доросла до Профорга. Тогда к ней взятки посыпались сами.
        Её мужа, отправили на три года в командировку в Германскую демократическую республику, и он, чтобы она не сбежала за это время, заставил её родить ещё одну дочь Алю. Кто знал, что это действо в дальнейшем сыграет с ним роковую историю.
        И ещё о коммунальной проблеме. Труба в туалете была маленького размера и часто забивалась. Это приходилось по роковой случайности на время дежурств семьи Марии Осиповны, пока ей всё это не надоело, и они всей семьёй решили от своей десятиметровой кухни отделить пять метров, которые тоже разделить по половине, добавить часть своего внутреннего коридорчика, и сделать себе отдельный туалет и ванную. А из двух больших комнат сделать три с чуть меньшим размером. Это вызвало сильный скандал со стороны Марии Григорьевны, так как она считала их виновными в плохой уборке туалета и боялась, что они будут плохо чистить свой туалет и все запахи пойдут на кухню. Но их не запугать! Что решили, то и сделали. А гнев Марии Григорьевны по поводу уборки общественных помещений вскоре обрушился на Валентину. Но она в отличии от культурной семьи Марии Осиповны могла в ответ закатить такой скандал Марии Григорьевне, который последней и не снился. И она приходила жаловаться на Валентину Раисе Максимовне. А сама не конфликтная Раиса Максимовна была в хороших отношениях и с Марией Григорьевной и с Валентиной.
       Алик окончил институт холодильной промышленности и получил назначение в Черновцы. Там он женился на разведённой дочери заместителя министра Молдавии, тихой, интеллигентной Алле с дочерью Зиной, от первого брака. Алла родила их общую дочь Эллу. Они получили там государственную «двушку», и он потребовал от родителей свою долю в наследстве. Тогда, они продали дачу, а деньги отдали ему. Но, Черновцы наложили на него свой особый тяжёлый отпечаток. Он стал вдруг очень злым, подлым и в нём уже нельзя было увидеть прежнего весёлого Алика, которого помнили Рая и Ирина.
         Но время шло, ничто не могло ему помешать двигаться вперёд и вперёд. Добрый Витяшка, на которого была вся надежда родителей, спился и в скором времени умер. Люда, ждавшая Алика до 30 лет, после его женитьбы, вышла замуж и ушла жить к мужу. Фёдор Сафронович умер от рака. На его комнату Люда не претендовала. Она, хоть и была большой, но оконное освещение шло сверху, из окна в крыше. Борис Андреевич просил в жилищной конторе, чтобы комнату отдали лично их семье под кухню. Контора согласилась, но только совместно с соседкой Раисой Максимовной. Мария Григорьевна пошла в туалет и, сильно «потужившись», испустила дух. Борис Андреевич нашёл её мертвой, сидящей на раковине унитаза. Тогда Алик с женой и младшей дочкой решили вернуться в Киев, а свою двухкомнатную квартиру, полученную в Черновцах, оставили старшей дочери Зине. Алика не хотели в Киеве прописывать, но он добился при помощи взяток работникам жилищной конторы. Поначалу думал оформить с женой фиктивный развод и самому вначале приписаться. Но вскоре у него всё получилось, как хотел.
         Когда в коммуналке, после сделанного с Раисой Максимовной семейного обмена, появилась Олеся, он вначале пробовал уговорить её продать ему за копейки свою маленькую комнатку, из которой он собирался сделать кухню, а из большой кухни сделать снова комнату. А из части площади, в которой был проведен кран, сделать туалет и душ. Олеся ответила, что ей самой  тогда негде будет жить. Тогда он начал её выкуривать, заставляя всё пространство своими вещами, устраивая ей скандалы за уборку, которую он объявил устраивать каждый день с мытьём полов, вместо одного дня в неделю и прочие придирки. Устраивая дезинфекцию против тараканов на кухне, они при этом не учитывали, что в шкафчике у Олеси находились продукты: мука, рис, макароны.
        Наконец, семья Марии Осиповны решила иммигрировать в США к родственникам, которые им прислали вызов. Это были последние годы, когда квартиры ещё не разрешалось ни выкупать, ни продавать, а требовалось сдавать государству. Итак, коммунальные драки продолжились.
       Алик поехал на Оболонь к Ирине и сказал, что нужно немедленно действовать. Но он не рассчитал «леность» и апатию  семьи Ирины и прыткость Валентины, которая на фабрике поставила свою семью на получение квартиры в первый ряд. Вышедшую замуж Вику, проживавшую пока у свекрови, прописала вместе с дочкой и зятем у себя в маленькой полуторке, расположенную трамвайчиком. Алик планировал, что семья Валентины переедет в трёхкомнатную квартиру Перельман, Олеся переедет в их прежнюю квартиру, а он получит вожделенную Олесину комнату. Валентина на такое предложение ответила, что только если Олеся заплатит ей 15 тысяч рублей, она подумает об этом варианте. Но родители Олеси не собиралась ей ничего платить, а думали, что контора всё решит сама в соответствии с Советским жилищным законодательством. Перед отъездом Мария Осиповна предлагала себя парламентёром, чтобы уговорить Валентину уменьшить сумму. Но родители Олеси не желали платить даже четверть названной суммы. А хитрая Валентина, паспортистку-взяточницу регулярно задаривала подарками к праздникам и не ошиблась. Последняя дала команду всем работникам жилищной конторы, чтобы все действия были в пользу семьи Валентины, которая давала, кому нужно, взятки и добилась всей квартиры и кухни выезжающей в Штаты семьи. Как только они выехали в 12 часов дня, Валентина сразу же начала разбивать кухонную перегородку из их квартиры на общую кухню и завладела всей. В трёхкомнатной квартире она поселилась с мужем и младшей дочерью, а свою полуторку оставила старшей дочери с мужем и маленькой родившейся дочкой. Алик попробовал им пакостить, позвонил с полотенцем в дверь, заявив, что ванна общая и, он желает в ней помыться, за что получил кулаком в лоб от Толика и пошёл снимать побои в милицию. Но, до квартиры соседей ему невозможно было дотянуться. Он пробовал выключать отопление, когда уезжал в командировку и забирал с собой от него ключ, тогда Толик поставил себе в квартиру отдельное отопление, а общее отрезал. Для Толика не существовало наказания. Он теперь работал простым сантехником, не был членом партии, и не занимал должностей, как его отец и поэтому на него нельзя было найти управу. Пожилого Бориса Андреевича он отшвыривал так, что тот летел, ударяясь в коридорные стенки. Но как только закончилась эпопея с квартирой…Валентина ушла к молодому мужу в его квартиру, а эту полученною оставила бывшему мужу и дочерям. Конечно, старшая дочь Вика кипела злобой, что Аля с отцом жили в трёхкомнатной ставшей самостоятельной за исключением общего коридора, а она с мужем и маленькой дочерью, остались  в маленькой полуторке трамвайчиком. Жена Алика – добрая интеллигентная Алла тоже уже еле выдерживала его властные «прибамбасы» и думала от него уйти. Но заболела раком желудка и умерла. Дочку забрала к себе на первое время её родная сестра в Кишинёв, и научила её курить и гулять. А Алик всю злобу начал снова выливать на бедную голову Олеси. Он вначале снова уговаривал её продать ему свою комнату за копейки, но получив очередной отказ, начал её выживать, в надежде сделать свою квартиру самостоятельной. Но, увы! Человек предполагает, а Бог располагает. Алла при жизни за дедом совсем не смотрела, только кричала ему под горячую руку:
         – Когда же ты, наконец, сдохнешь, старый чёрт!
        Но он потихоньку сам питался на свою пенсию, стирал свои вещи, иногда лез в чужие кастрюли грязной рукой, чтобы поживиться. Дочка Алика, жаловалась Олесе, как они ей оба надоели и когда уже оба умрут и оставят ей квартиру. Когда Алик был в командировке, она, не стесняясь деда, приводила любовников.  Пока однажды бандиты из её компании выставили на деньги её близкую подругу, которых у неё не было. Элла начала заступаться за подругу и её саму вместо подруги сбросили с моста насмерть. Алик продолжал кипеть злобой, а деда постепенно накрывал склероз.  Он ходил и показывал всем соседям во дворе газету с фотографией и описанием страшной гибели внучки и говорил:
       – Видите, какая радость у нас, о нашей Эллочке в газете написали!
       Единственной, оставшейся радостью деда, был мальчик Костик. Его покойный сын Витя, женился на женщине с двумя сыновьями. Мария Григорьевна не возражала, в надежде, что он тогда бросит пить. Но его жена сама была пьяницей, ушедшей от пьяницы мужа и перешедшей к другому пьянице, только моложе её на десять лет. Но что удивительно, несмотря на их пьяную семейку…оба сына были круглыми отличниками, умелыми мастерами от Бога. Их подделки из кружка «Юный техник», который они посещали, пестрели на всех всесоюзных выставках и занимали призовые места. Но, однажды, старшему сыну стало плохо, и мать вызвала скорую помощь, которая сделала ему инъекцию. Но ему стало ещё хуже, и мать выскочила на улицу их ловить, но остановила другую скорую помощь, которая приехала и зафиксировала его смерть. На его похороны пришли все его маленькие коллеги из класса и из кружка и поставили его поделки на его могилку. После смерти Вити, вдова вместе с Костиком вынуждены были покинуть их дом. И только маленький Костик, в отсутствие Алика иногда прибегал к деду, и они вместе мастерили разные игрушки из старых обломков деревянной мебели, найденной на выбросах. Кубики-рубики и множество других поделок дед, когда был ещё при памяти, продавал на Бессарабском рынке, как народный умелец, и мальцу подбрасывал по 3-5 рубликов, в зависимости от торговли.