Перевёрнутый мир

Владимир Врубель
Сколько себя помню, ещё с того времени, когда маршала Тито рисовали с топором в руках, с которого капала кровь, мы всегда боролись за мир.

Лично моя борьба выражалась принудительным участием в хоре, когда нас заставляли разучивать и петь «Мы мечтою о мире живем. В эти грозные годы мы за счастье бороться идем…».

А шли мы, когда это мучение наконец-то заканчивалось, не бороться с поджигателями войны, а  на Приморский бульвар, или, как мы его называли, Примбуль, купаться у памятника Затопленным кораблям, где прыгали в воду от основания колонны, что было занятием довольно опасным из-за подводного укрепления цементными плитами основания памятника.

Мы шли по Матросскому бульвару, где на фанерных щитах рядом с палачом Тито красовались главные поджигатели войны: Дядя Сэм, тощий высокий тип в полосатых штанах и в цилиндре, и Джон Буль, низенький и толстый, в жилетке, похожей на английский флаг, и тоже в шляпе.

Это было время, когда очки и шляпа служили признаком интеллигентности, которая далеко не всегда являлась положительным качеством. «А ещё в шляпе!» - это служило презрительным укором.

Мы твёрдо знали, что наша страна за мир, а поджигатели войны – бывшие союзники по антигитлеровской коалиции. Почему они нам помогали, так и оставалось неясным не только для меня.
 
Тогда же я прочитал толстенный роман Николая Шпанова «Поджигатели», в котором рассказывалось о кознях США и Англии, мечтавших начать новую войну.
 
Потом начался период взрослости. Многое стало мне понятно. Апофеозом борьбы за мир были стихи Евгения Евтушенко, переложенные на музыку: «Хотят ли русские войны?»

Шли годы, многое менялось. Изменился строй, мы тоже стали капиталистической страной, но какой-то не такой, как другие. Изменилась мораль. Много было уголовников, ставших бизнесменами.

Нас успокаивали, что все страны прошли такой период, мол, посмотрите, что творилось в США!

После двух чеченских войн наступил короткий период спокойствия. Постепенно налаживалась жизнь, нефтяные и газовые деньги текли рекой, иностранцы ринулись с нами торговать, создавать совместные предприятия.

Но уже тогда было заметно: происходит что-то такое, чего раньше не было.

Появилась масса кинофильмов на военную тему, с огромной помпой стали проводиться военные и военно-морские парады,

9 Мая принялись отмечать с невероятным размахом.
Кто-то подал идею «умным» мамам наряжаться в этот день в платья военного типа, пилотки и напяливать на своих малолетних деток гимнастёрки. Не менее умные «папы» с помощью картона стали превращать детские коляски в танки,
 
появились фанерный рейхстаг, «партизанская землянка» и прочая бутафория с кашей из полевых кухонь. Фальшивые ветераны сидели на трибуне у Мавзолея, георгиевская ленточка стала символом благонадёжности и поддержки власти, двинулись «Бессмертные» полки.

На машинах стали писать «На Берлин», «Можем повторить», какие-то мордатые мотоциклисты в кожаных куртках и совершенно бандитского вида собирались ехать по Европе с флагом, но их остановили.

Сложилось впечатление, что нас всех готовят к тому, что война – это не страшно, мы обязательно в любой войне победим.
 
Вскоре случились скоротечная война с Грузией, «Крымнаш», вооружённые столкновения в Донбассе с созданием бутафорских республик, война в Сирии с эффектной стрельбой ракетами с кораблей на Каспийском море.

Борьба за мир канула в лету. И, наконец, случилось то, что запрещено называть войной, а велено называть специальной военной операцией, и длится это уже сто четырнадцать дней: десятки тысяч убитых и раненых с обеих сторон, уничтоженные города и сёла, миллионы беженцев.

Понятно, что мечты пройти в парадных расчётах по Крещатику  через три дня после вступления войск на территорию Украины развеялись, как дым. И никто не знает, чем всё окончится.

Слова Евгения Евтушенко «Хотят ли русские войны?» приобрели совсем иное звучание.