Шейза. Замок Колиземис. 25-й век.
Сама-то я из Гаити. Благословенный край был когда-то. Сейчас там нищета, голод. А вот раньше были другие времена, когда этой колонией владели французы-рай там был, право слово, рай.
Семья наша в то время служила одному богатому французу , был он человеком неплохим, и жена с дочерьми иной раз пожалеют многодетную ораву-подкинут еды, не гнушались своими рабами.
Старый Пуассон, зачинатель нашего рода, был при французе важной шишкой, все финансовые дела вёл, при деньгах господских состоял, но был честен, ни копейки у него не украл, а приумножал достояние хозяина. Пуассон был обучен грамоте с малолетства. Горький сирота нашёл покровителя в лице патера Игнасио.
Тот и обучал его грамоте, и слову Божьему. По протекции патера и был взят в дом месье Брегона, хозяина. Женой Пуассона была креолка Леонтина. По рассказам, хороша была собой, прислуживала в господском доме и бегло изъяснялась по-французски. Но была распутной, падкой до мужчин.
Потому и приклеилось к ней имя Мессалина, в честь жены римского императора Клавдия.Та тоже была мастерицей по этой части. Каждый год наша Мессалина приносила в подоле, потому детей было много. И все они были разношерстыми. Кто их знает, кем были их отцы. Думаю, и сама Мессалина об этом не знала.
Пуассон, любя жену, весь исстрадался, но терпел. Крутила она шашни с французами, испанцами, поляками. Изнывая от сердечной тоски, начал практиковать тайное ремесло гаитянских негров-вуду. Да сделался таким просвещенным, что вскорости стал жрецом-хунганом. Много чего он умел, все тайны были ему ведомы.
Так он узнал, что готовится восстание против французов, и поспешил к своему хозяину предупредить о грозящей опасности. Но не успел. Там уже вовсю хозяйничали рабы. Они быстро управились с месье Брегоном, воткнув вилы в его брюхо, а жену и дочерей долго насиловали, а потом придушили.
Жутко вспоминать его рассказы, переходящие из поколения к поколению. Но такая была жизнь. Гаитянцы боролись за свою независимость, свирепо убивая своих господ, не многим удалось спастись. Мужчин убивали на месте, а женщин заставляли выходить замуж за негров.
С тех пор Гаити стал свободным, но голодным. Все богатства проели,пропили, всё прахом пошло. Шли годы, подрастали дети, они плодились и размножались, умирали, опять рождались. Так пришла и моя очередь появиться на свет.
Много воды утекло с тех времен. Волею случая занесло меня в Лотарингию, в замок Колиземис. Стала я служить своим господам верой-правдой как дед Пуассон. И открылись мне тайны нашей религии.
Стала я жрицей-мамбо. Просветил меня Бог, а может и дьявол. Гадала я, излечивала людей, снимала порчу и сглаз. Читала я книгу судеб в людских глазах и по ладони. Подвластны мне стали тайны.
Входила я в круг веве, приносила я в жертву петухов, куриц, кружилась в вихре танца, падала ниц, пророчествовала. Служила я Папе Легба, поклонялась божествам Лоа-невидимым духам между богом и человеком.
Внезапно в клетке заверещал Джук. Говорят, его прародителем был попугай, сидящей на плече одноногого пирата Сильвера. Тут и Саския, кошка ангорской породы, вздыбила шерсть на загривке. Значит, видение на подходе. Кошки и попугаи каким-то образом чувствуют это раньше меня. Возможно, в них жив дух Вуду. Кто знает, что творится в их душе.
Внезапно стены комнаты раздвинулись. Возник портал, связавший прошлое с будущим, будущее с настоящим. Меня охватил ураган чувств, подобный томлению океана перед цунами, зрачки расширились, руки нервно подрагивали. Я входила в транс. Чудился мне дед Пуассон, грозился корявым пальцем.
В мгновение ока пронеслись предо мной в сумасшедшем вихре картины судорожных метаний гаитянских колдунов, шипение змей, звуки заунывных песнопений спиричуэлса, чёткий ритм барабанов, разнузданность ритуальных танцев. Тело моё подломилось, я упала навзничь, ударившись затылком.
Качалось небо, вихри взрывали недра небес, шевелились гибкие ветви исполинских деревьев, крались зыбкие тени причудливых существ, во мраке шныряли невиданные доселе чудища, пожиравшие своих нерожденных детёнышей.
Небо рвалось в ад, в светящуюся преисподнюю. Меня швыряло.
Крошилась земля под ногами, толчками выходила кровь из ноздрей, волосы встали дыбом. Я рожала видение, и оно было страшным, как анафема, как бич Божий, как порождение ехидны, как скрип челюстей древней рептилии.