Предыдущая страница http://proza.ru/2022/06/15/1142
Пётр Васильевич Казакевич, губернатор Приморской области, не забыл своего бывшего командира на транспорте «Байкал», Геннадия Ивановича Невельского. После возвращения Невельского в Петербург появились статьи в «Морском сборнике», в которых давалась нелицеприятная оценка его деятельности на Амуре.
Казакевич, переживая за своего бывшего командира, 2 сентября 1856 года написал брату из Николаевского поста: «Увидишь Невельского, передай ему от меня привет, и скажи, что честь, которую они заслужили открытием Амура, не будет здесь забыта…
Я очень жалею, что его здесь не застал, и если его примут в Петербурге худо, то это будет большая несправедливость. Он сделал много и добросовестно. Ты это внуши Николаю Карловичу Краббе, он человек доброжелательный, а не то его Завойка посредством родни загрызёт.
Здоровье команд весьма хорошо. Батарей построено много, и надобно действительно удивляться, что в такое трудное время так много сделано».
Иван Иванович Бутаков опасался, как бы не отменили приказ о назначении его командиром «Двины» и не оставили на Амуре.
Он признавался в письме родным: «До прибытия команды из плена я со страхом ожидал приезда Казакевича, нового губернатора Амурского и Камчатского,
и был почти уверен, что не пришлось бы идти с «Двиной», если б воротившиеся из плена не увеличили числа людей, долженствующих воротиться в Кронштадт».
Он имел в виду двух офицеров и восемьдесят восемь матросов, которых английский фрегат «Pique» под командой капитана Фредерика Николсона доставил из Гонконга в бухту Декастри.
Весь гарнизон поста в Декастри в это время находился в Николаевском посту, участвуя в выгрузке пришедших по Амуру барж с продовольствием.
Совершенно случайно там оказался мичман Николай Матвеевич Чихачев, который с гардемарином Александром Линденом и двадцатью пятью матросами направлялся для разработки месторождения каменного угля, чтобы снабдить им амурские пароходы.
Их сопровождал художник Егор Егорович Мейер. Он воспитывался в семье вице-адмирала Петра Ивановича Рикорда.
В Википедии упоминается единственная дочь Рикорда Серафима. На самом деле, у Петра Ивановича и его жены, в девичестве Людмилы Ивановны Коростовцевой, своих детей не было.
Речь идёт об одной из удочерённых девочек во время службы Рикорда на Камчатке. Мейер был участником Восточно-Сибирской экспедиции на Амуре в качестве «ландшафтного живописца и рисовальщика предметов естественной истории».
Из всех тогда присутствовавших в Декастри только Мейер владел английским языком. Чихачёв моментально сориентировался: на Майера надели офицерскую шинель с погонами, нацепили на него шашку, и он разыграл роль дежурного офицера по гарнизону.
После передачи пленных состоялся банкет, в результате которого на складе, где хранились провизия и спиртное, доставленные на американском бриге «Бостон» для дальнейшей отправки в Николаевск, произошли значительные утряска и усушка.
Казакевич по прибытии сразу развил бурную деятельность, и, естественно, в сферу его внимания попал и Бутаков с «Двиной». Иван Иванович получил задание доставить необходимые грузы на Камчатку.
Когда Иван Иванович Бутаков получил официальный приказ принять в командование транспорт «Двина», то первый осмотр судна привёл его в шоковое состояние. Для того чтобы ввести «Двину» в Амур, с неё сняли всё, что можно снять с корабля для его облегчения.
Весь рангоут оставили на берегу в лимане. Бутаков распорядился доставить его на судно, но увидев, что оттуда привезли, капитан-лейтенант поискал взглядом, на что бы присесть.
Гиляки из окрестных деревень, обнаружив неохраняемый рангоут, решили, что это дар небес. Всю зиму они, как наши бомжи, собиравшие металлолом в девяностые годы прошлого века, трудолюбиво отделяли и выковыривали из рангоутного дерева всю медь и железо.
Нужно сказать, что гиляки преуспели в этом. Хорошо, что крысы не успели прожрать дыры в парусах, и один комплект парусов сохранился. Шлюпки с транспорта годились только на то, чтобы с них подавать сигналы бедствия.
Все средства по распоряжению Казакевича были брошены на приведение в порядок фрегата и корвета, которым предстояло идти в Японию, а Бутакову пришлось выкручиваться из создавшегося положения самостоятельно.
Иван Иванович не стал горевать, как сестрица Алёнушка, а живо принялся за дело. Занятие нашлось каждому офицеру и каждому матросу. Часть рангоута изготовили сами, а часть взяли из того, что осталось с фрегата «Паллада».
Бутаков кое-что переделал даже в нижних палубах, например, расширил кубрик, чтобы улучшить бытовые условия матросов. Его племянника Сергея Казакевич назначил на корвет «Оливуца», и родственникам пришлось расстаться.
Чувствуется, что Иван Иванович любил своего племянника. В письмах и записках он обычно ласково называл его «обезьянкой». Они тепло попрощались и разошлись в разные стороны: один шёл на корвете в Кронштадт, а другой – на транспорте на Камчатку.
30 октября «Двина» вошла в Авачинскую губу. Она была первым судном, пришедшим в Петропавловск после ухода неприятеля. Оставшиеся в городе жители и несколько военных ничего не знали об окончании войны, поэтому чиновник Губарев и казачий офицер с опаской приблизились к транспорту на шлюпке.
Они не могли разобрать, какой флаг на судне: он свернулся. Зато какая была радость, когда услышали знакомую речь!
В городе закончилось продовольствие. Остатки муки выдавали только служащим. Инородцы не получали ничего.
Удивительная страна Россия: коренное население Камчатки называли инородцами, хотя правильней было бы так называть русских.
В Петропавловске находилось около 200 нижних чинов и десятка полтора чиновников, которые, в отличие от аборигенов и нижних чинов, питались вполне сносно.
Иван Иванович записал в дневнике: «…пришёл вельбот с хутора, расположенного на реке Аваче, и привёз мясо зарезанного быка прекрасного, и весьма жирного, картофеля, молока, репы и редьки.
Всё это от Губарева, имеющего своё хозяйство в весьма хорошем состоянии и чрезвычайно радушного и гостеприимного человека».
Видимо, чиновники – это такая порода, которые хорошо живут во все времена и при любом строе.
Автор и сам не раз убеждался в том во время своих командировок, наблюдая жизнь советских и постсоветских чиновников на Камчатке и в Сибири, где расстояние между деревнями составляет не один десяток километров.
Продолжение http://proza.ru/2022/06/17/528