***
На портрете изображена прекрасная женщина, восседающая на высоком хрустальном троне.
Её уста изогнуты не то в полуулыбке, не то в полуплаче, а в ледяных глазах читается страшная тайна. В них будто застыло бушующее море, но лицо ничего не выражает, кроме мнимого спокойствия. Кожа этой холодной красавицы кажется белее первого снега, упавшего наземь, а её длинные волосы всё равно что серебристый иней на гриве царственного зверя.
Глава 1. Картина с розой
В одной Северной стране жил юноша по имени Алан. С детства он стремился быть художником и даже равнялся на великих. Но жители Северной страны не любили его творения... Уж больно они были живыми и полными огня, и это никак не вязалось с привычками и мыслями местных.
— Опять наш Диоген со своим добром куда-то несётся! — с презрительной усмешкой проворчал толстый мясник, увидев сутулого худощавого художника, несущего какую-то картину, а затем отрубил голову очередной свинье.
— А что это за юноша? — спросила молодая девушка в красном.
— Этот юродивый вообразил себя великим художником! — загоготал мясник, продолжая разделывать тушу свиньи.
А тем временем Алан стоял на площади, бережно придерживая новый летний пейзаж с летающими бабочками и яркими солнечными лучами, просвечивающими сквозь ажурную ткань деревьев. И это казалось поразительным, ведь жизнь вокруг него не была столь же радужной, как его картины.
Спустя некоторое время к художнику подошла та самая девушка в красном.
— Какие у вас очаровательные бабочки! — воскликнула она, завороженно осматривая пейзаж. Потом, убрав с лица непослушный локон тёмных волос, добавила: — Должна признаться, у вас талант!
— Вы правда так думаете? — удивлённо спросил Алан.
— Да... А вас это удивляет?
— Ну, знаете, до вас никто не обращал на это внимания!
— Я просто не могла пройти мимо такой красоты! Должно быть, вы счастливы, раз имеете возможность создавать её? А я пока рисую только миниатюры... — она помолчала немного, потом улыбнулась и спросила:
— А можно я куплю у вас эту картину?
— Я принесу её вам завтра, если не возражаете! Где вы живёте? — спокойно поинтересовался художник.
— Правда? Я так рада! Мой дом находится в Борсгаде, недалеко от Книппельсбро.
— Очень хорошо! А как ваше имя?
— Меня зовут Берта!
На следующий день молодой художник пришёл к дому девушки. Новый светлый костюм подчёркивал его смуглое лицо, а в руках сиял пейзаж в позолоченном обрамлении. С обратной стороны картины юноша прикрепил едва распустившуюся алую розу. Отчего-то он был уверен: Берте будет приятен такой подарок.
Алан осмотрелся. По обе стороны от юноши высились тёмные ели, а прямо перед ним стоял высокий каменный дом. Просторная открытая веранда с резными перилами отделяла его от небольшого ухоженного садика.
Верхнюю часть дома венчал мезонин, а само здание поддерживали четыре белые колонны.
Под окнами расцветали розы, и воздух полнился нежным цветочным ароматом.
Два больших окна на втором этаже заливал солнечный свет. Должно быть, поэтому дом показался Алану очень тёплым и спокойным.
Несколько минут юноша не мог оторвать от него взгляда, но вскоре быстро подошёл к двери и постучался.
— Кто там? — раздался чей-то голос.
— Это художник! — громко ответил Алан. — Я принёс картину!
Дверь отворилась, и из неё осторожно выглянул старый дворецкий.
— Проходите-е, герр художни-ик! Фрекен Бе-ерта ожидает вас в гостиной!
Алан медленно последовал за стариком, который всё время что-то бубнил себе под нос. Идя по широкому коридору, художник то и дело оглядывался по сторонам. Всюду он замечал живые глаза знатных людей, которые взирали на него со старинных портретов и, казалось, сверлили юношу взглядами.
Вскоре дворецкий остановился и указал на одну из дверей.
— Мы пришли-и, герр художни-ик! — тем же дрожащим голосом протянул старик.
Алан несколько секунд помедлил, собираясь с духом, потом быстро вошёл.
Берта сидела у окна. Увидев Алана, она порывисто поднялась и устремилась ему навстречу.
— Здравствуйте, Алан! Как же хорошо, что вы пришли! — с искренней радостью воскликнула девушка.
— Здравствуйте, Берта, — улыбнулся юноша.
Вдруг Берта оглянулась и, широко раскрыв глаза, прошептала:
— Только умоляю вас, давайте будем говорить немного тише.
— Как пожелаете, Берта, — тоже перешёл на шёпот Алан, — но почему?
— Мне ужасно не хотелось бы разбудить фрау Шульте, мою гувернантку. Сейчас она как раз дремлет в кресле у камина. Это одно из любимых её занятий, — хихикнула Берта и ещё раз быстро оглянулась. — Знаете, папа никуда не пускает меня без неё.
— Однако вчера вы были одна, — невольно улыбнулся Алан.
— Я от неё сбежала! — торжествующе шепнула Берта. — Больше, чем спать, она любит только болтать с соседками. И вчера, представьте, она так увлечённо беседовала с женой мясника, что и не заметила моего отсутствия.
Алан едва удержался от смеха.
Теперь девушка казалась ему младше, чем на улице. Наверное, потому что здесь она чувствовала себя по-домашнему просто.
— Ах, ну что же это я! Говорю совсем не то, что нужно, — Берта смущённо покраснела и опустила взгляд к картине. И тут же снова изумлённо посмотрела на художника — она только теперь заметила розу. — Это... для меня?
— Для вас, — тихо ответил юноша.
— Но как вы узнали, что я люблю именно розы и именно такие? — девушка с нежностью провела кончиками пальцев по алым лепесткам. — Она прекрасна. Но всё же не так прекрасна, как ваша картина. — ещё больше покраснела Берта.
А вскоре они уже сидели в её библиотеке. Берта брала в руки первую попавшуюся книгу и протягивала Алану.
— Как вам эта? Я очень полюбила его сказки!
— Благодарю вас, Берта! Я знаком с этим автором... Только вот его роман о скрипаче не вызвал у меня восторга!
— Но сказки же у него замечательные, не так ли?
— Да, вполне!
За разговорами Алан и не заметил, как стемнело. Ему пора было — но так не хотелось — возвращаться к себе.
По дороге художник всё время вспоминал лучистый взгляд Берты и её тихий шёпот в передней: «Только непременно приходите завтра к нам на ужин. Мама и папа как раз вернутся домой, я вас познакомлю».
Глава 2. Сон
Шло время. Алан всё чаще приходил в дом Берты — вначале гостем, потом наставником — девушка оказалась очень способной ученицей. Оказалось, что их волновали одинаковые вопросы, восхищали одни и те же художники и писатели. Берту, как и Алана, привлекали незаурядные, мыслящие люди, готовые отдать жизнь ради идеи.
Алану было хорошо и спокойно в её доме. Разве что — как и в первый раз — старинные портреты знатной родни Берты вызывали у него смущение, смешанное с тревогой.
Но и оно улетучивалось, стоило лишь услышать ласковый голос Берты и устремлённый на него восхищённый взгляд.
Сколько вечеров прошло вместе! Мимолётные встречи взглядами, перешёптывания и тихий смех под мирное посапывание фрау Шульте. Семейные обеды с родителями Берты. С каждым разом Алану было всё тяжелее было уходить из этого тёплого дома, ставшего для него милее, чем родной.
В середине августа Алан сделал девушке предложение и приходил в её дом уже женихом.
А потом наступил сентябрь. Дни стояли хмурые, и всё чаще дул пронизывающий северный ветер, несущий с гор отчётливый запах снега.
Как-то вечером Алан, как обычно, проводил время в библиотеке Берты — ему хотелось написать вид на реку, который открывался из её окна.
— Алан, а разве вы не пишете портреты? — Девушка тихонько подошла к художнику, любуясь его работой.
— Я предпочитаю пейзажи. За природой наблюдать приятнее, чем за большинством людей. Впрочем, вас бы я никак не мог отнести к большинству.
— Но и пейзаж — это ведь тоже в какой-то степени портрет? Вы ведь пишете лик самой природы, разве нет? — задумалась Берта. Потом вдруг повеселела и взглянула на Алана с какой-то отчаянной решимостью.
— А могли бы вы нарисовать мой портрет? — засмеялась она.
Алан вгляделся в её черты. Живое милое лицо, тёплый взгляд. Но — странное дело — чем дольше он смотрел на Берту, тем больше ему казалось, что он уже знал её раньше, но очень, очень давно. И это отчего-то тревожило художника.
На мгновение Алану захотелось отказаться. Но вслух он сказал совсем другое.
— Конечно, Берта, с удовольствием.
Вернувшись к себе, художник долго стоял у мольберта, то хищно набрасываясь на холст, то отходя на несколько шагов назад, то застывая в неподвижности. Вдруг он почувствовал себя опустошённым.
Усевшись в зелёное клетчатое кресло, Алан и сам не заметил, как его стало клонить ко сну. На полу беспорядочно валялись наброски с женским лицом, за окном слышалось, как гулял ветер, грубо срывающий листья с деревьев, тускло светил уличный фонарь...
Молодому человеку уже видится ослепительное зимнее солнце и залитый серебром лес, над которым возвышаются заснеженные горы. По пути он замечает какую-то женщину — спящую Аврору, заметённую снегом, в объятиях которой заливается плачем ребёнок. Алана бросает в дрожь, он вдруг с ужасом понимает, что этот ребёнок он сам, а мёртвая женщина — его родная мать. Но чем дольше юноша на неё глядит, тем больше угадываются черты его возлюбленной. Да, да, это Берта... его Берта, но вместо прелестного живого лица — застывшая ледяная маска.
Алан резко проснулся. «Она была как зимнее солнце, — подумал он, — но лучи этого солнца не грели!»
Художник вскочил с кресла и принялся искать тот самый портрет матери, который когда-то показывал ему отец. Он искал его всюду: и в столе, где хранились заброшенные эскизы для будущих картин, и в стареньком комоде, и даже под кроватью, на которой он так редко отдыхал, предпочитая ей зелёное клетчатое кресло.
Вскоре Алан отыскал его. Портрет лежал в небольшом книжном шкафчике, за томиком сказок Г. Х. Андерсена.
Увидев его, юноша убедился в неуловимом, но поразительном сходстве с Бертой. В полной растерянности он переводил взгляд с портрета на свои наброски. «Что же это? — думал он, — как же это возможно, чтобы в мыслях о Берте я вспомнил её? И что на самом деле случилось в тот день?»
Алан несколько раз прошёлся по комнате. Ему необходимо было знать правду. Идти к отцу? Нет, только не к нему, отец ни за что не станет говорить с ним о матери. Лучше к брату.
Глава 3. Возвращённое кольцо
Старший брат Алана, Фредерик, недавно женился и жил с молодой женой в соседней деревушке.
— Ну здравствуй, младший братец! — радостно воскликнул брат Алана.
— Здравствуй, Фредерик! — спокойно ответил юноша. — Как ты? Как Клара?
— Уже лучше! Понемногу идёт на поправку... А ты? По-прежнему пишешь картины?
— Да, ты же знаешь, я ничего другого не умею!
— Ну, рассказывай... Что привело тебя в мой дом?
— Вот это... — произнёс художник, протянув брату портрет их матери. — Расскажи мне о ней.
— Алан! — в недоумении вскрикнул Фредерик. — К чему тебе это? Разве ты мало страдал? Я и сейчас помню день, когда ты, весь в слезах, убежал к тёте Анне...
— А что случилось?
— Один из соседей заявил отцу, что он был недостоин мамы. А ты это услышал... И её портрет в твоих руках... Точно как в тот день!
— Расскажи мне всё, прошу, — побледнев, ответил Алан. Его глаза лихорадочно блестели. — Иначе это с ума меня сведёт.
— Ну ладно, — Фредерик с опаской посмотрел на младшего брата и жестом пригласил его сесть за стол, но Алан так и остался стоять. — Ты ведь был совсем ребенком, когда она погибла. Как раз за неделю до того мне исполнилось шесть. — Фредерик отхлебнул немного эля из кружки, стоящей возле него. — Они с отцом ужасно повздорили в тот день. Как сейчас помню, мама выхватила тебя из колыбели, завернула потеплее и выскочила из дома. Она хотела вернуться в старую дедову хижину в горах, видно, думала, пересидеть там несколько дней, пока отец не успокоится. Но не успела. Началась метель, и ох какая свирепая! — Мужчина отхлебнул ещё эля и продолжил: — Даже наши старики такой припомнить не могут.
А отец отправился её искать только наутро, когда всё утихло. Ты чудом выжил.
— Да, — тихо ответил побледневший Алан. — Это она спасла меня.
— Ну вот, а когда тебе было семь, ты случайно услышал, как отец бранился со старым Бергсоном. Тот обвинил отца в том, что он был недостаточно хорош для мамы, и заявил, что лучше бы она вышла за его сынка. А ещё, что, оставь она тебя в доме в тот день, то смогла бы спастись. — Фредерик задумчиво посмотрел на младшего брата. — Да, лучше бы тебе этого не слышать. Ты был сам не свой тогда. И с отцом никогда уже не был близок...
Алан не помнил, как вернулся к себе. В отчаянии он рухнул в кресло и схватился за голову.
«Как, неужели теперь и Берта? Нет, я не могу погубить и её».
Утром Алан направился к невесте с твёрдым намерением разорвать помолвку.
Берта как будто ждала его. Увидев художника в дверях, она с сияющими от счастья глазами поспешила ему навстречу. Но тут же заметила неладное и замерла на полпути.
Юноша, казалось, хотел что-то из себя выдавить, но не решался и только опускал взгляд всё ниже, будто внимательно рассматривая щель в полу. В конце концов молчание прервала сама Берта.
— Что с вами, Алан? Что-то случилось?
— Берта! — с грустью в голосе проговорил молодой человек и, немного помедлив, поднял взгляд на девушку и продолжил: — Я должен сказать вам кое-что очень важное... Прошу, выслушайте меня!
— Да, я вас слушаю... Продолжайте! — взволнованно произнесла девушка.
— Берта, я не могу сейчас стать вашим мужем. Я должен продолжить свой путь один.
— Один? Но что это значит?
— Да, я продолжу служить искусству.
— А почему я не могу быть рядом с вами?
— Туда, куда я держу свой путь, боюсь, нет места другим людям... Там слишком разрежённый воздух!
— Я не совсем понимаю. Ещё вчера всё было иначе. Что произошло, Алан? Прошу вас, объясните мне.
— Я не могу, Берта. Я должен сам справиться с тем, что меня гнетёт.
Алан взял Берту за руки и несколько секунд всматривался в её лицо. Потом со вздохом снял со своей руки кольцо и протянул девушке.
— Вы свободны, Берта. Я не имею права заставлять вас ждать.
— Причина только в этом? — Она пытливо посмотрела на него, словно всё ещё не веря.
— Да, в этом.
Она быстро расстегнула цепочку на шее и на секунду прижала кольцо к губам. Потом повесила его на цепочку и снова надела на себя.
— Тогда я буду вас ждать, сколько потребуется... Да, Алан, я буду ждать вашего возвращения!
***
Прошло несколько месяцев. Горы были покрыты сверкающим серебристым снегом, который в предрассветных сумерках слегка отдавал синевой.
Алан стоял у мольберта, недалеко от маленькой хижины лесника, и следил, как меняется небо у горизонта.
Первые лучи солнца скользнули по его лицу и протянулись дальше, в хижину, где в окне виднелся краешек портрета — прекрасного женского портрета, который Алану наконец удалось завершить.
Но художник не смотрел на хижину и портрет, оставленный в ней. Ничто более не удерживало его там. Нет, его взгляд был обращён в долину, туда, где приютилась сонная ещё деревня. Солнечные лучи окрашивали золотом крыши домов и каменные стены, проникали в окна. Где-то там, внизу, был и дом Берты. Ещё немного, и деревня проснётся.
На сердце Алана стало тепло и спокойно. Он взял в руки кисть и улыбнулся.