В эту душную летнюю ночь Женя никак не могла уснуть – от счастья. Вернее, от его ожидания. А еще от множества нахлынувших разом воспоминаний. Дело в том, что утром она с родителями пойдет на вокзал – встречать бабушку, которая ехала в поезде уже целых четыре дня, «тряслась» - как говорит мама. Из Сибири, городка с названием Черемхово...
Бабушка! Женя не видела ее почти пять лет – с тех пор, как они с родителями переехали сюда, в Белгород. Покинули уютный бабушкин дом, в который принесли кроху-внучку из дома родильного. "Родильный" – какое странное слово – думала Женя, ворочаясь в кровати. Радильный – повторяла она про себя. Это, наверняка, от слова радость, хотя и знала ученица третьего класса, что пишется оно через О. Еще это слово музыкальное - диль! Чуть-чуть на будильник похоже.
Она любила вслушиваться в слова, перекатывать их буковки во рту. И заодно в уме. Они, слова, были интересны ей как живые существа. И слово "бабушка" из тысяч слов - самое вкусное, доброе, любимое...
Бабушка вспоминалась Жене как фея-волшебница, которая всё может, всё умеет - и коврики цветные шить, и читать с выражением стихи, и танго танцевать. А какие оладьи со сгущенкой утрами ждали девочку в кухне, где бабушка возилась с раннего утра. Стройная, ладная, ловкая и молодая – такая восхитительная бабушка у Жени. И как же она соскучилась по ней!
Они писали друг другу – два-три раза в месяц обязательно. И бабушка всегда рисовала что-нибудь в уголке странички – ягоды, цветы, зверушек и обязательно – солнышко. Но письма это письма. Ведь не прижмешься, не почувствуешь ласковую руку на голове или плече, не вдохнешь родной запах, читая листочки в линейку. Хоть сто раз прочти…
Конечно, она и строгая – бабушка, потому что королева должна быть такой, и у нее надлежало спрашивать – что можно, а что нет. Или где что лежит. Словом, у бабушки имелись свои правила. Ведь дедушки у Жени погиб на войне. А папа после аварии в шахте стал угрюмым и почти не вмешивался в жизнь бабушкиного дома, разве что смастерить что-нибудь: будку собаке, забор деревянный подправить, прибить купленную мамой картинку. Да и то – часто это делала сама бабушка – чтобы не трогать лишний раз папу – пусть газету «Шахтер» читает.
И Женя отца тоже старалась не трогать попусту. Как и маму, которая целыми днями пропадала в своей школе. Ей, Жене, вполне хватало бабушки – сколько у них было общих тайн, песенок, присказок, удивительных событий! И цветные лоскутки, и старинные книги с загадочными рисунками, и осколки разбитого китайского блюда – для секретиков в земле и под стёклышком, и кормление бездомных «животинок» - так их звала бабушка, ну, то есть, котов, ежей, голубей а один раз – и зайца с вывихнутой, ужасно длинной ногой. Он приполз к дому бабушки из соседнего сосняка, и она всплескивая руками, всё повторяла: «Батюшки, а как это он через линию-то перебрался!» И правда, ведь его запросто мог задавить товарняк (тоже бабушкино выражение), они проносились мимо часто… как часто, Женя сейчас не могла бы сказать – ведь тогда она была мала и не умела считать время. Одно можно сказать точно – время с бабушкой светилось всеми красками радуги и никогда не было скучным…
И вот завтра Женя наконец-то снова увидит её.
***
Вокзал обдал их запахами солярки, пыли и пота, оглушил длинными гудками и лязганием железа, ненатурально звонкими голосами встречающихся после разлуки людей. К их числу сейчас относились и Женя с родителями. Мама взволнованная, в нарядном сиреневом шарфе, всё спрашивала у папы, правильно ли мы идем и какая платформа. Папа сосредоточенно шагал вперёд и особой радости на его лице под соломенной шляпой Женя не видела.
Несмотря на утро, жарило вовсю, здесь такое лето – к полудню асфальт уже плавится, как сырок «Дружба». Жене пришлось надеть ненавистную панаму, но это нисколько не могло испортить ее восторга – вот сейчас, сейчас придёт поезд – он, запыхавшись, придет из ее детства, из того городка, где она жила до шести лет. С бабушкой!
Томительное ожидание в толпе на перроне тоже не в счёт – замирание сердца будто поднимало девочку над всеми вокзальными неудобствами, над толстыми тетями, неприятно-мокрыми от жары, ревущими и ноющими детьми, остервенелыми людьми с чемоданами и узлами, которые опаздывали на свой поезд и пихали ожидающих локтями, прорываясь вперёд.
И вот он, усталый, разгоряченный железный путник, временное пристанище непосед, замедляя ход и отфыркиваясь, подкатывается к перрону. Они почти угадали, где встать, вагон такой-то, в котором бабушка. Неужели?!
«Форменный», важный проводник с усилием открыл двери, откинул ступеньку – как же всё медленно! Женя рванулась было туда – внутрь, ее бы не остановил даже окрик мамы «Женя, ты куда? Стой!» Но тут стали плотным потоком выходить люди, навьюченные, встрепанные, напряженно ища глазами своих встречающих. Видно было, что качало их долго и кислорода не хватало – так подумалось Жене. Совсем по-взрослому. Но главное – где же бабушка?
Из вагона уже вышли все, он опустел. Папа поднялся и прошел внутрь. И только еще через несколько невыносимо томительных минут в проеме показалась пожилая женщина в плотной не по сезону темной шали и немодном пиджаке. Она стояла в дверях, держась одной рукой за поручень, а другой – за грудь и тяжело дышала.
Мама подбежала к ступенькам, неловко помогая старушке спуститься с высоких ступеней. Они обнялись, и старушка заплакала. Так это бабушка?! Как? Женя стояла как вкопанная. Она ничего не понимала. Где же ее бабушка – молодая и весёлая? Вот эта одышливая, морщинистая старуха в помятой юбке и жутком платке – ее бабушка? Нет, этого не может быть! Но папа уже вынес старый чемодан, обвязанный веревкой, какой-то полосатый мешок, свернутый рулоном ковер и сумку, похожую на огромную жабу. Кажется, этот чемодан Жене смутно знаком…
- Женя, ну иди же, целуй бабулечку! – восклицание мамы выводит из ступора.
И Женя заставляет себя подойти к бабушке, подставить щеку, закрыв почему-то глаза. Но она успевает рассмотреть, что у бабушки очень некрасивые зубы, кажется, один выдается далеко вперёд. А над блеклой верхней губой торчит жесткий ус.
Бабушка без слов, как-то судорожно обнимает внучку и прижимается к ее горячей щеке дряблым, мокрым от слез лицом.
Смятение охватывает Женю.
- Ты что как каменная? - спросила тогда мама. Но тут же отвлеклась на расспросы своей матери, одновременно пытаясь помогать мужу тащить немаленький багаж.
А Женя плетется, переставляя чужие ноги, механически вежливо отвечая на вопросы бабушки, односложно – нет, да, нормально. Она идет, не глядя никуда, спотыкаясь, начиная осознавать, как сквозь сон, что той бабушки, которую она так мучительно ждала, которую сотни раз представляла в своем воображении, той озорной и артистичной подружки и королевы уже нет и не будет. Есть и будет вот эта – измученная, седая и по сути чужая женщина… девочка старалась вспомнить, скольки лет. И не могла. Будто отупела сразу.
***
По дороге мама оживленно щебетала. Как там тетя Лиза? Всё так же любит в карты играть? А соседка-одноклассница Милка, всё женихов ищет? Мама, а почему бы тебе не покрасить волосы? А у нас открыли зеленый театр...
Папа, как обычно, помалкивал, к тому же ему было физически тяжело.
Из разговоров взрослых Женя поняла, что бабушка продала свой дом, и теперь она будет жить по очереди у своих троих детей. Так решили... Деньги за дом – поровну между всеми ними. Правда, они все по разным городам, но ничего, у нее еще хватит сил на переезды, к тому же не такие уж частые они должны быть, по идее...
Дома для Жени продолжилось то же самое нехорошее сновидение, которое следовало смотреть до конца.
Бабушка стала чуть-чуть ближе, когда надела свой бордовый байковый халат, зачесала поредевшие волосы под гребень – привычными Жене движениями. Но что-то изменилось в бабушкином взгляде, манере – не садиться, а присаживаться, мол, я тут на минутку. И как-то не видна стала гордая осанка бабушки…
Она как скромная гостья только притронулась к еде, словно боясь взять лишний кусочек, что также неприятно удивило Женю. Так же, как слезливость… маминой мамы. Еще Женя зорким взглядом отметила, что на руках бабушки, на тыльных сторонах ладоней стали видны вспухшие синие прожилки, а сами руки изменили свою форму, и уже совсем не такие ловкие. И подрагивают...
"А ведь в письме бабушка обещала научить меня вязать – с горечью вспомнила девочка. Как же такими распухшими пальцами петли делать?"
Потом прибывшая стала вынимать подарки из распакованных баулов. Она собирала эти дары давно и с любовью: кедровые орехи, конфетки-тянучки, не-сколько статуэток, носочки-чулочки и отрезы цвет-ной материи – дефицит, постельное белье – еще больший…
Мама ахала, папа молча, но удовлетворенно, по-хозяйски, наблюдал. О, а вот и кукла – та, из детства, целлулоидная Лариса, которая осталась тогда при их отъезде у бабушки. И платье на ней – в красный горох, они его шили вместе… Женя успела убежать в туалет. И там заплакала.
Эта кукла... Зачем она тут, когда бабушки нет? Той бабушки...
А следом ее ошеломила ужасная мысль: а что, если бабушка всё поняла, всё почувствовала? И что же теперь делать ей, Жене?
У нее горела-раскалывалась голова и неровно стучало сердце. Хорошо, что ее послали за хлебом, и она с облечением выскользнула в безлюдный июльский двор.
Вечером бабушку пораньше – с дороги! - уложили на кресло-кровать в той же комнате, где спала и Женя. Комнат всего-то и было две – в их малогабаритке-хрущевке. Бабушка долго охала, видимо, у нее что-то болело, но Женя не могла спросить об этом. Отчего, она и сама не понимала. «Ох, тошно мнеченьки» – бормотала бабушка, скрипя пружинами неудобного ложа. О том, чтобы лечь вместе, обнявшись и пошептаться, как часто бывало в сибирском детстве, не могло быть и речи. И не потому что узко, нет… Просто для Жени это было исключено.
Но и не думать о бабушке она не могла. Заняться своими делами как ни в чем не бывало? Нет, это тоже невозможно. Наверное, надо подождать…
***
Так прошла неделя или больше. Женя не смотрела на бабушку прямо, но видела всё. И замечала, как робко бабушка входит в кухню – там хозяйничал зять, не работающий пенсионер по инвалидности, он взял на себя обязанности повара. И экономия стала его естественным, жестко соблюдаемым принципом.
Ничего не ускользало от внучки: как боится бабушка положить сахар в чай, а ведь всегда любила сладкий – всплывало у Жени. Как сдерживает кашель, чтобы не раздражать зятя, как стесняется включить любимый фильм по телевизору…
Подружки по двору заметили, что Женька "как не в себе". Решили, что влюбилась.
А в ней просто что-то росло и билось клювиком, как будто раскалывая скорлупу яйца. И в какой-то из дней, а точнее, ночей измученную Женю осенила молния: да ведь они с бабушкой просто поменялись местами! Да,да, именно так! И всё до смешного просто: бабушка теперь для Жени маленькая, а Женя – большая. И сильная! И ничего, и никого не боится.
И с этим открытием, поставившим всё на свои новые места, на нее накатила волна блаженной радости – почти такой же, как в раннем детстве, радости от взаимной любви и, главное, заботы…
Едва дождавшись утра, девочка тихонько, на цыпочках подошла к еще дремлющей бабушке и погладила ее по морщинистой руке. С нежностью, с узнаванием… Нашла под кроватью второй тапочек, чтобы бабушка не искала. А потом побежала в кухню (пока мама спит, а отец бреется в ванной - долго, потому что опасной, как он сам ее называет, бритвой) и намешала большую кружку чаю с молоком – любимый напиток бабушки. И сахару в него положила четыре полных ложечки! И бутерброд с маслом и сыром – на самую красивую тарелочку. И свежую телепрограммку с карандашом – ей на столик – вот обрадуется! Чтобы кино заранее подчеркнуть…
А для вечно теряющихся бабушкиных очков, что явно раздражает родителей, Женя купит специальную цепочку - сэкономит на мороженом... И их с бабушкой опять будут накрепко связывать маленькие, но такие важные тайны и секретики.
Которые бывают только у любящих…
14 июня 2022