По прошествии года Барон обзавёлся пасекой и с утра до ночи пропадал в поле. Петру Ильичу нравилась шляпа с широкими полями, нравилась пчелиная возня и дружная работа семей под гулкое жужжание. Запахи лета с медовыми ароматами пронзали лёгкие. Подчас сладостный воздух горчил, наполняясь продуктами горения дымаря. С помощью нехитрого приспособления Барон окуривал ульи, а после осматривал увесистые рамки с янтарными сотами и жадно облизывался. Клейкая масса выглядела настолько соблазнительно, что её хотелось тут же попробовать и специально измазаться выше локтя.
Помимо вожделенной пасеки в минувшем сезоне Барон прикупил саженцев. Молодых яблонь насчитали под сотню. Для посадки деревьев был оформлен участок, куда много раз приезжал не абы кто, а самый лучший и настоящий агроном. По такому случаю оценить работу знатока собралась целая деревня. Землю, что называется, осваивали всем миром, поэтому за день удалось разбить фруктовый сад. Лично для Барона новые увлечения приобрели чуть не единственный смысл в жизни, а с момента недавних поминок Пётр Ильич кардинально изменился. Отпустив бороду, и, отрастив усы, теперь он всё чаще молчал, ни с кем не встречался и перестал наведываться в город. Римма Генриховна отчаялась понимать Барона. Экономке казалось, что Пётр Ильич отгородился от мира стеной, и в данном глухом препятствии стремилась отыскать лазейку.
Подолгу качаясь в плетёном кресле, Пётр Ильич осматривал живописные окрестности воспалёнными бессонницей глазами. Как бы стоек ни был организм, от ярких полуденных красок тяжёлые веки смыкались, и в момент отчаянной борьбы с самим собой Петра Ильича настигала дрёма. Во снах Барона по шёлковым лугам скакала девочка в длинной светлой рубахе. Что подол одеяния её, что волосы были сильно мокрыми — в них собралась утренняя роса. Босые ноги ребёнка сбивались с пути и ступали повсюду, куда влекла чарующая птичья мелодия. Девочка шла под звонкое пение малиновки, смеялась и радовалась тёплому майскому утру. Вокруг цветов летали стрекозы, журчали быстрые ручьи и гудели макушки сосен. В ярко-красном бору, на залитой светом прогалине вырос дом. Он взялся ниоткуда, сложился из бревён и выглядел более чем приветливым. Одинокая дверь широко распахнулась, и наружу вырвались голоса. Любопытство девочки взяло вверх, и она не смогла удержаться на месте. Ей во что бы то ни стало хотелось узнать, кто живёт в этом доме, кто решил в столь красивом лесу поселиться? Барон видел, как ребёнок переступил порог и обратно наружу больше не вышел. Петру Ильичу оставалось лишь крикнуть, позвать за собой хоть кого-то на выручку, но каждое вырвавшееся слово звучало так тихо, что Барон даже сам ничего не расслышал. И теперь нужно было спешить, скорей отправляться на помощь...
Ворвавшись в дом, Барон обнаружил Валентину Сергеевну. Она как и раньше сидела в кровати, молчала и почти не двигалась. В помещении сделалось душно, красный луч солнца пронизывал окно и разливался по стенке. В ярком свете того пятна летали мелкие пылинки и беспокойные дрозофилы.
— Прям эффект дежавю. Что дальше-то делать? — прошептал Барон.
Но делать ничего не пришлось. Простой вопрос остался без ответа, и в следующее мгновение с домом стали происходить немыслимые метаморфозы... Вместо крыши распростёрлось небо с плывущими ситцевыми облаками. Нежная лазурь не имела ни конца, ни края и была сравнима с океаном, поглотившим затерянный маленький остров. Клочок суши представлялся единственной надеждой на спасение, но и та с каждой новой секундой призрачно таяла. Сон Барона прервался также быстро, как и начался. Свалившись с кресла, Пётр Ильич скомкал плед, отбросил его в сторону и помчался домой. У рабочего кабинета он столкнулся с Риммой Генриховной. Экономка как раз завершала с уборкой, и ей оставалось расставить лишь стулья, которые лежали на столе и тянулись к люстре изогнутыми ножками. Вдыхая ароматы сирени, Барон поблагодарил Римму Генриховну за чистоту, достал из бюро стопку бумаги, а после уселся на любимый диван и попросил закрыть двери.
Пётр Ильич ещё долго смотрел за ползавшей по стеклу бабочкой. Качая крыльями, она взбиралась до самого верха, срывалась оттуда и вновь карабкалась по скользкой поверхности. Неудачных попыток было сделано столько, что Барон даже сбился со счёта, прежде чем трезвая мысль заставила его проследовать к окну. Пётр Ильич сдвинул занавеску, открыл дверь на балкон и стал наблюдать за робкими действиями насекомого. Почувствовав лёгкое дуновение ветра, бабочка дёрнула усиками и быстро сомкнула крылышки. В доли секунды они расправились так же, как если бы гафельный парус фрегата наполнился свежим и мощным пассатом. Вспорхнув на плечо Барона, бабочка вырвалась на волю и понеслась над цветочными лугами родных просторов. Её хрупкое тельце с жёлтыми крыльями мелькало вдали ещё долго-долго, пока не исчезло за пышной кроной гигантского дуба. Пётр Ильич поднял к небу глаза и поймал себя на мысли, что пришёл в кабинет за чем-то другим и более важным. Кипа бумаги, лежащая на диване, напомнила Барону о письме, которое предназначалось единственной женщине...
"Здравствуйте, Римма Генриховна! Я, правда, не знаю, какой сегодня день и время года, однако с уверенностью могу утверждать, что последнюю просьбу вы не колеблясь исполнили. Всё началось с той дурацкой затеи, когда подбил вас на участие в простой и казавшейся столь безобидной церемонии. Прежде всего, хочу поблагодарить за отклик и моральную поддержку. Кто-то назовёт это мелочью, но всякое участие близкого человека в жизни другого есть подвиг, и его не всегда дождёшься. Поминки по требованию обернулись игрой, в которой я лично выдумывал правила. Вспыхнувший азарт ослепил меня, сделал глухим и принудил паясничать. Возможно, поступать так не стоило, но по-настоящему хотелось прочувствовать настроения публики, что была знакома со мной долгие годы. Помогло ли это? Не знаю, на ваш вопрос теперь не отвечу, зато я остался с верными и сильными духом людьми, сделал определённые трезвые выводы...
Наша жизнь, Римма Генриховна, сродни колесу обозрения. В неокрепших руках мы сжимаем полученный билет, с недоверием и опаской ступаем в корзину, а вяло ползущий механизм добавляет неизвестного прежде волнения. С каждым метром оно нарастает, и нашему взору открываются совершенно иные картины. Воздушные течения уносят куда-то волосы и тут же возвращают их с широкой улыбкой и восторгом. Теперь и ногами хочется топать, и руки спешат бросить поручни — мы зависли в наивысшей точке столь короткого земного путешествия. В этом месте хотелось бы задержаться, но время циклично, стремится вперёд и обернуться вспять уже не может — остаётся хватать сиюминутные эмоции. Сделав круг, и, ступив на истёртый помост, наши мысли превратятся в молнии, родится желание прочувствовать всё сначала. Голос из окошка маленького киоска сухо пояснит, что аттракцион закрывается — следует прийти в другой раз!
Римма Генриховна, я стал жутко сентиментальным, очеловечился, если можно так выразиться, и вы должны были это заметить. С уходом Валентины Сергеевны внутри оборвалось что-то, хоть знакомы с ней были всего ничего. С тех пор я сильно изменился, пытаясь исправить течение скверной болезни. Помните, как раку желудка противостояли? Ничто не спасло её, все финансы оказались бессильны. Человек угас за мгновение, но душа осталась стойкой. Мне сотни раз представлялось, что приходит она и тоскует по родным, домочадцам своим... Я бы также страдал, Римма Генриховна, четверо детей как-никак. В итоге случается, пока одни растрачивают время на бестолковые поминки, другие цепляются за истлевшие ниточки, чтобы вернуться к жизни...
Римма Генриховна, совсем скоро мой юрист сообщит о дате новой встречи. Забегая вперёд, раскрою лишь важные пункты, подробности которых озвучат в нотариальной конторе в присутствии всех участников моего закрытого завещания. В собственность Дмитрия Леонидовича переходят все машины нашего славного автопарка. Мне видится, он сильно обрадуется! Здесь есть на чём денег заработать или просто пощеголять... Леонидыч волен распоряжаться машинами как захочет. Степану пригодится золото. На продаже слитков можно выручить не меньше пятидесяти миллионов. Я уверен, полученными деньгами Степан распорядится грамотно, ведь для его большой семьи это самое лучшее подспорье. Теперь что касается главного, Римма Генриховна... Вы всегда мечтали о собственной гостинице, поэтому не откладывайте дело в долгий ящик, берите наш громадный дом в свои руки и действуйте. С этих пор ваши самые любимые сюжеты из фильмов с конюшнями постоялых дворов, вечерами подле камина и беседами за чаем с интересными и новыми людьми станут реальностью. Делайте то, что вам нравится, Римма Генриховна, долго обо мне не думайте и уж точно не тоскуйте. Уверен, вы предали мои останки ветру. Хочу остаться наедине с природой у глади чудного Круглого озера. Люблю вас!"