Как-то мама сварила суп. Куриный. Правда, вместо обычной лапши там плавали разноцветные звездочки. И надо-ж такому случиться, ровно в тот момент, когда занес ложку, на стол легла открытка "Рождение Венеры".
Можно долго рассуждать о волшебной силе искусства, скажу проще, - они, лапша и Венера, сцепились раз и навсегда.
С диким воплем отказался, поскольку испугался, что на меня из тарелки полезет голая тетенька.
Долго-долго успокаивали, но суп-лапшу больше не предлагали.
Прошло время и я решил нанести визит Лоренцо Великолепному - прибыл во Флоренцию и направился прямиком в Уффицы.
Таки нашел. Лапша плавала по всему полотну, а в раковине, изящно изогнувшись, стояла очаровательная куриная ножка
В семидесятом папа помог Лене вступить и оплатить взнос в кооператив, в результате они с Гошей съехали на улицу Елькина. Однажды, уже не помню в честь какого праздника, мне разрешили погостить у них с ночевой.
Улеглись поздно, а утром пошли гулять. Само собой, только во дворе, честно наобещали мы тете Лене и, само собой Гоша тут-же предложил смотреть секрет.
До секрета ходу оказалось немного - минут пять дворами, и когда пришли Гоша, перейдя на секретный шепот, сказал, что если хотим остаться в живых, необходимо спрятаться.
От кого, немного испугавшись спросил я.
Немцы, важно процедил он.
Залегли в кустах и через какое-то время я услышал странный гул, затем шипение, стук, а потом раздался длинный пронзительный гудок.
Что это - и тут я его увидел. Это был самый настоящий, взаправдишный, живой, черный, шипяще-стучащий, весь из себя кривошипно-шатунный и стремительно приближающийся паровоз.
Удивительность момента заключалась не столько в самом паровозе, сколько в его близости - он шел практически по двору.
По младости заставляли мыть руки. Непременно мылом после чего насухо вытирать полотенцем. Даже локти, а когда во двор приходила машина с песком, сбегались все.
Песок был свежим, влажным, но главное, с мокрой глиной комками. Приличный замок строился только из такой смеси. Соответственно, руки. Глиняные, песочные и красноватые, но мамашам было совершенно наплевать на средневековье. Высунувшись в форточки, строгими криками настойчиво требовали обеденного присутствия.
Немедленно, поэтому по пути домой лихорадочно сбивал песок и оттирал глину. Сначала руками, потом о штанину, а иногда тер по асфальту. Еще плевал на ладони. Для полировки.
Быстро мыть руки и обедать!
Зайдя в ванную, обязательно громко включал воду, считал до тридцати, закрывал кран и шел на кухню.
Молодец, говорила мама, а ведь есть дети, которые не моют руки и поэтому у них глисты.
Согласитесь, усилия, затраченные на имитацию, превышали затраты на собственно мытье в десятки раз. И по времени, и по количеству калорий.
Телефон. Лет в семь научился. Общими усилиями. До этого знал, что он есть. Иногда звонил сам, иногда звонили с него. Имелся и телефонный террорист. Шура. Пребывая в приступах безумия терзала на протяжении многих лет.
Сперва запомнил шесть цифр - номер бабы Поли. Тридцать три двадцать три семнадцать. Накрутил, дождался длинных и в первый раз вменяемо поговорил с бабушкой - привет, как дела, у меня хорошо, да, набрал сам, да, буду звонить,да, каждый день. На этом восторги закончились и звонок по телефону превратился в обыденность.
Потом узнал, что далеко не всем можно позвонить, что для тех, у кого нет домашних, существуют уличные, с почты можно поговорить с другим городом, а еще, что мы на блокираторе. Последнее напрягало особо, поскольку соседская Лена вовсю пользовала телефон для длинных воркований и затяжных любезничаний.
Лет в двенадцать заболел. Модой, внезапно, но истово - очень хотел джинсы-клеш. Каждые встреченные расклешенные брюки рассматривались пристально, внимательно и завистливо. Слишком широкий, моремановский не нравился, как не нравился клеш, сделанный путем вставки клина, а вот с болтами, армейским ремнем и правильным лейблом типа Levis или Levi Straus, являлись предметом жадного вожделения и дерзкой юношеской мечты.
Итальянская тетка, как назло, прислала старческие фасоны-дудочки, которых страшно стеснялся. Будучи один дома вскрыл до колена прошлогодние брюки и попытался вшить клин. Вот до чего дошло. Надо ли говорить, не получилось, и пришлось прооперированные штаны затолкать в темный угол кухонной антресоли. Коновал.
Спас дядя Витя. Прислал польский джинсовый комплект - клеш от колена, который видно спереди, сбоку и сзади, не подкопаешься. Сговорившись с одноклассником, в гардеробе которого имелся клеш с карабашской швейной фабрики, явились на школьный субботник гордо неся на себе предел человеческой моды, а Борька еще умудрился дополниться модными махровыми носочками. Зелененькими.
Классную чуть Кондратий не хватил, крику было не приведи господь. Нам попомнили все, прически и музыку, учебу и пропуски политинформаций, америку и погибших на фронте дедов.
Удивительно, но через какое-то время болезнь прошла и более не возвращалась, тем самым лишив пациента множества милых треволнений, которые законным образом ежедневно испытывает всякий нормальный человек с психологией
Вот и билеты исчезли. Раньше плюнуть некуда, попадешь. Читательский, военный, комсомольский, профсоюзный, студенческий. Партийный, а карманы полны бумажных шариков - трамвайных, троллейбусных, автобусных.
Роскошные самолетные, твердые как сталь - на электричку. Кино, театр, филармония. Цирк. Лотерея. Все по билетам.
Если сумма цифр в правой и левой тройках номера совпадают, гласила народная мудрость, скушай, и будет тебе Счастье. Даже денюшки назывались банковскими билетами.
Ныне все расфуфыренное. Билет на концерт - глянцевый, с фотами и рекламой, а затраты на его изготовление превышают годовой гонорар всех музыкантов бывшего союза.
Или весы. Уличные. Белые, советские, железные. Жили в поликлиниках, санаториях, школьных медкабинетах и приморских бульварах. Гирьки с приятным щелчком. Мизинчиком туда-сюда. Не снимая ботинок. И тетенька в белом халате. Двадцать копеек.
Для младенцев. Сложные. Куча рычажков, подкруток, крючков. Космос.
Базарные. Рычажные. Под мясо и овощи. Грязно-синие, с кривовато подрагивающей стрелкой. Дотронуться страшно. Ничего, если палец вовремя заметить, худо-бедно вес казали.
Безмен. Кто-нибудь помнит эти опыты. Когда авоську с картошкой взвешиваешь на вытянутой руке. У бабы Поли был такой. Черный. Со страшным, ржавым крюком. Тугой, как арбалет.
Домашние напольные. Для снижения веса. Можно подкрутить и пару кило долой.
Школьные лабораторные. Тонкая работа. От них пахло физикой, микробиологией, алхимией. Храм науки. Казалось, оттуда глядит Циолковский. Или Мичурин. Гирьки маленькие, аккуратные, блестящие. Полевые, плечевые, чашечные...
Баста. Электронные. Долой Архимеда и Гука - надоели хуже горькой редьки.
Папа рассказывал, что по молодости придумал название ненаписанной им картины - советские эсминцы в штормовую погоду делают поворот все вдруг.