Тельняшка. V. Глава 2. Курсантская мудрость

Игорь Шулепов
АКАДЕМИКИ (Часть V)

КУРСАНТСКАЯ МУДРОСТЬ

В моём родном городе Владивостоке самым престижным ВУЗ (ом) долгое время считалось ДВВИМУ – Дальневосточное Высшее Инженерное Мореходное Училище. Несколько лет назад его переименовали в Академию. Выпускники ДВВИМУ получали в своем училище такое потрясающе разностороннее образование, что, по окончании своей Alma mater, шли работать в бары; в политику; в крупные рестораны – поварами; менеджерами самодеятельных ансамблей; визажистами и парикмахерами; артистами эстрады и кино. В моря же уходили только романтические, твердые троечники, с надеждой о том, что в каждом порту на пирсе их будет дожидаться Ассоль-Вертинская в развевающемся по ветру платьице из алого шелка...

Marchant (booket), http://booket.livejournal.com
               

Преподаватель дисциплины «Теория и устройство судна» — профессор, а ныне доктор транспорта Вячеслав Анатольевич Субботин говаривал так: «Из присутствующих в этой аудитории курсантов капитанами станут лишь единицы! Все остальные найдут своё место в жизни, но, увы, не в море!»
И в качестве доказательств приводил примеры из собственной практики:
«Угнали у меня, значит, автомобиль. Прихожу в уголовный розыск, а за столом сидит молодой человек в штатском с очень знакомым мне лицом. Смотрю на него, представляюсь, а он мне и говорит, мол, не волнуйтесь, Вячеслав Анатольевич, найдём мы вашу машину, а потом скромно добавляет: помню, какие вы нам замечательные лекции в бурсе читали, и улыбается. Спрашиваю: судоводитель, ДВВИМУ заканчивали? А он в ответ головой кивает.
Или, скажем, пригласил меня приятель на пивзавод — отведать нефильтрованного пива. Приезжаем, заходим в кабинет директора — за столом сидит молодой человек. Смотрит он на меня и произносит сокровенную фразу: Вячеслав Анатольевич, здравствуйте, очень рад вас видеть! Спрашиваю: судоводитель, ДВВИМУ заканчивали? А он в ответ головой кивает…»
 Курсанты ДВВИМУ
Невероятно, но выпускников нашей alma mater, и в особенности судоводительского факультета, можно было встретить в самых различных профессиях. Министры, губернаторы, депутаты, дипломаты, менеджеры, финансисты, энергетики, юристы, маркетологи, айтишники, чекисты, милиционеры, спасатели, военнослужащие, а также музыкальные продюсеры, артисты эстрады и кино, писатели, музыканты, бармены, повара — вот неполный перечень профессий, освоенных выпускниками нашей бурсы.
Нужно сказать, что уровень образования в бурсе в те времена был действительно высочайшим, кроме того, в связи с получением статуса «академии» и переименованием ДВВИМУ в ДВГМА (Дальневосточную морскую академию) в апреле 1991 года, качественно повысился и уровень преподавательского состава.
Для этих целей из научно-исследовательских институтов были выписаны корифеи точных наук. И эти самые «доценты с кандидатами» с небывалым энтузиазмом, и я бы даже сказал, чудовищным фанатизмом, взялись за бурсаков.
Некоторые из этих учёных мужей проявляли самый настоящий геноцид, безжалостно уничтожая романтиков, пришедших обучаться морскому делу.
Достаточно вспомнить одного только профессора Смирнова, который наводил ужас на всю академию, и благодаря которому был отчислен не один десяток будущих судоводителей, механиков, электромехаников и радиоинженеров.
Для того чтобы получить зачёт у Смирнова, необходимо было решить десяток задач по физике из сборника задач для МФТИ (Московского физико-технического института). Причём задачи, которые предназначались для студентов-физиков, нужно было не просто решить, а ещё и лично защитить профессору.
Курсанты решали проблему с получением зачёта у Смирнова по-разному, в силу, так сказать, своих способностей — кто умом, а кто хитростью.
Умом Смирнова было взять сложно, а вернее сказать — практически невозможно.
Ибо, как истинный профессор, он считал, что физику «на отлично» может знать только сам господь бог, «на хорошо» — он сам, а курсант морской академии, «обладающий примитивным интеллектом», в лучшем случае может знать сей предмет «на удовлетворительно».
Лучшие из лучших курсантов, так сказать, сливки нашей 10-й роты, окончившие физматшколы, корпели над его задачами, остальные же вовсе и не думали заниматься этим неблагодарным, а главное бесполезным делом, рассчитывая лишь на чудо при получении зачёта в конце семестра.
К примеру, один из таких разгильдяев, прогуляв весь семестр, принёс на зачёт решённые задачи. Когда же изумлённые светлейшие умы поинтересовались, каким образом ему удалось их решить, он без ложной скромности пояснил, что намедни нанёс визит в физфаковскую общагу ДВГУ (Дальневосточного государственного университета), где за пару бутылок коньяка, блок сигарет и канистру пива успешно справился с профессорским заданием. Однако зачёт у профессора он так и не получил, поскольку корифей, предварительно изучив представленное решение, начертал в его тетради красными чернилами резолюцию, которая гласила, что решение представленных задач верно, но не блещет оригинальностью, засим предложил решить сии задачи другим — альтернативным способом, таким образом, не допустив его даже до защиты.
Обескураженный курсант в сердцах разорвал тетрадку и больше не предпринимал отчаянных попыток получить зачёт у Смирнова…
Мне повезло с физикой несколько больше, поскольку лекции и практику у нашего потока вела замечательная женщина и преподаватель от бога — Галина Фёдоровна Иванова.
Подобно профессору Смирнову, Иванова славилась своим крутым нравом, но в отличие от этого самого профессора, Галина Фёдоровна, будучи женщиной, относилась к курсантам с изрядной долей лояльности.
Нужно сказать, что Галина Фёдоровна искренне любила физику, и её любовь к предмету проявлялась во всём, а особенно в её манере изложения материала.
Вы бы слышали её лекции! Это были не те обычные занудные лекции, кои можно услышать в любом техническом вузе, а самые настоящие театрализованные представления!
Вот, скажем, читает Галина Фёдоровна лекцию по такой сложнейшей теме, как квантовая физика. И речь заходит о теории атома по Бору, а проще говоря, о знаменитых постулатах Бора.
И вдруг, совершенно неожиданно для всех присутствующих, она резко меняет голос, мимику и с воодушевлением произносит примерно следующее:
«О, Резерфорд великий учёный! Он уподобил атом солнечной системе! Я же пришёл к убеждению, что электронное строение атома Резерфорда управляется с помощью кванта действия! Чтобы доказать вам это, я выдвину собственные постулаты и буду опираться в них на постоянную Планка!»
Затем как ни в чём не бывало поворачивается к доске и записывает эти самые постулаты. Отчего вся аудитория приходит в неописуемый восторг и рукоплещет ей, словно она вовсе не лектор, а знаменитая актриса, исполняющая главную роль на собственном бенефисе.
На практических занятиях у Ивановой, как и на лекционных, скучать не приходилось. Защита реферата или лабораторной работы у Ивановой выглядела примерно так: мы подсаживались к ней парой, она просматривала наши тетрадки, ставила там свой автограф, а затем совершенно серьёзно произносила: «Бохан, вам с напарником такое задание — вывести первый закон термодинамики через второй закон Ньютона».
Поначалу мы воспринимали такой её посыл как полный бред, однако, довольно быстро осознав, что преподавателя интересует вовсе не результат, а ход наших мыслей, лихорадочно «изобретали велосипед» до конца пары, а в конце пары — демонстрировали Ивановой содеянное. Она внимательно изучала наши каракули, морщилась и даже ругалась, расставляя галки красной пастой напротив выведенных нами формул, после чего одному из счастливчиков ставила зачёт, а второму предлагала поработать над ошибками до следующего раза.
Вот таким вот удивительным человеком была Галина Фёдоровна! И что самое главное, она не требовала от нас тупого зазубривания её предмета, а заставляла мыслить, и мыслить творчески, находя выход из, казалось бы, самой безнадёжной ситуации. За что ей низкий поклон!
Помимо Смирнова, в академии в известном смысле звучала ещё и другая фамилия — Чистяков. Сей доблестный муж преподавал электротехнику в нашем вузе, и славился своей жестокостью по отношению к курсантам. В начале своей преподавательской карьеры он стал инициатором отчисления за неуспеваемость по электротехнике не одного десятка бурсаков.
Про Чистякова ходили разные байки. К примеру, рассказывали, что его неоднократно, без всяких видимых причин, избивали хулиганы у подъезда собственного дома, а пару раз преподаватель подвергся бомбардировке — из окон курсантской общаги на него, совершенно неожиданно, упала 32-килограммовая чугунная гиря, которая только по счастливой случайности не причинила ему абсолютно никакого вреда. И вот только после таких нехитрых «воспитательных мер» преподаватель стал более лоялен по отношению к «тупоголовым» курсантам.
Однако, как говорится, нет худа без добра, а добра без худа, и как свидетельство этому попадались в нашей академии и добрейшей души преподаватели.
И в этом смысле я не могу не вспомнить замечательного преподавателя физики — профессора Маренникова.
Поскольку основная часть нашей роты отбыла в город Санкт-Петербург, где и находилась в ожидании посадки на учебный парусник «Надежда», то в академии остались курсанты, которые по тем или иным причинам не удостоились великой чести — кругосветного плавания на «Надежде». Таким образом, в третьем учебном семестре преподаватели лишились своих любимчиков, а их место заняли мы — по большей части разгильдяи и троечники. Преподы какое-то время ещё сетовали на тяжёлую жизнь и на контингент, с которым им приходится работать, затем успокоились, и учёба вошла в своё привычное русло.
К предстоящей сессии я подошёл вполне уверенно и намеревался её сдать в срок.
Самым сложным экзаменом в этой сессии обещал быть экзамен по физике, который должна была принимать Иванова. Но произошло чудо, и буквально накануне зачётной недели Галину Фёдоровну вызвали то ли в Москву, то ли Питер на защиту кандидатской, и она, окрылённая предстоящей защитой, проставила нам досрочно зачёты и в срочном порядке отбыла, поручив нас профессору Маренникову.
Мы абсолютно ничего не знали о профессоре Маренникове, поэтому в срочном порядке навели о нём справки, и, совершенно неожиданно для всех нас, оказалось, что Сергей Иванович причислен курсантами нашей академии к лику святых. Да, да, именно к лику святых, а знаете почему? Да потому что именно таким в представлении курсантов и должен быть настоящий профессор!
Вот представьте только себе, что сразу после сессии нам предстояла индивидуальная практика на судах Дальневосточного морского пароходства, что само по себе являлось высочайшим стимулом для своевременной сдачи сессии! А тут ещё и подфартило — деканат поставил физику в расписании последним экзаменом!
Таким образом, успешно получив зачёты и сдав экзамены, мы всей группой явились на консультацию к Сергею Ивановичу. Когда старшина открыл дверь кафедры физики, то перед нашим изумлённым взором предстал одиноко сидящий за столом бородатый человек в больших роговых очках.
— А, ребята, заходите, пожалуйста! — произнёс он.
Мы робко вошли на кафедру, а он снял свои огромные очки, под которыми оказались абсолютно живые глаза, и произнёс:
— Разрешите представиться, Маренников Сергей Иванович, а вы, очевидно, курсанты Галины Фёдоровны?
— Так точно, товарищ преподаватель! — хором отрапортовали мы.
— Давайте без этих формальностей, вы, очевидно, пришли насчёт экзамена? — мягко продолжил он.
— Сергей Иванович, мы к вам на консультацию, — ответил за всех старшина Ясенков.
— Вижу, вижу. Насколько я понимаю, у вас экзамен по физике последний в этой сессии?
— Так точно, последний! — подтвердил старшина.
— Полагаю, что вы можете его совершенно спокойно сдать мне досрочно, разумеется, с разрешения деканата, — медленно произнёс профессор и с интересом посмотрел на наши изумлённые лица.
Мы несколько опешили, и Ясенков, будучи гласом народа, спросил за всех:
— А разве это возможно?
— Конечно, возможно, у меня все ребята сдают досрочно, тем более, вы воспитанники Галины Фёдоровны, и она любезно передала мне список курсантов, получивших у неё зачёт, — успокоил нас Сергей Иванович.
Такого поворота событий мы, конечно, не ожидали, но если удача сама идёт в руки, то зачем ей препятствовать?
— Теперь насчёт экзамена, — продолжил Сергей Иванович, — я разрешаю пользоваться лекциями и учебниками на экзамене. Разумеется, шпаргалками в таком случае пользоваться не разрешается, — добавил он и улыбнулся.
— Спасибо, Сергей Иванович. А на какой день вам удобнее назначить экзамен? — поинтересовался Ясенков.
Маренников пристально посмотрел сперва на календарь, лежащий у него под стеклом на столе, затем на своё расписание, после чего произнёс:
— В это воскресенье вас устроит?
— Гм, в воскресенье, выходной ведь, вам удобно будет? — несколько смутился Ясенков.
— Удобно, удобно, давайте часиков на 9 утра? — предложил профессор.
— Ради такого дела, конечно, согласны! — подтвердили мы хором.
— Замечательно, ну вот и договорились! Не забудьте только принести на экзамен разрешение от декана и экзаменационную ведомость! — напомнил Сергей Иванович.
— Мы сейчас же в деканат, уговорим декана и возьмём у него ведомости и разрешение! — заверил профессора старшина.
— В таком случае будьте здоровы, до встречи на экзамене! — подытожил Сергей Иванович и углубился в свои записи.
Разрешение у декана на досрочную сдачу экзамена мы, конечно же, получили и в условленный день, ровно без пятнадцати девять, собрались всей группой у второго учебного корпуса. Без пяти девять мы поднялись к кабинету кафедры физики, где должен был проходить экзамен, но он был заперт.
Покурили, подождали ещё театральных пятнадцать минут, но профессор так и не объявился.
Было прекрасное воскресное утро — законный выходной день, и каждому из нас очень хотелось уйти из академии как можно раньше. Но вместе с тем очень хотелось сдать последний экзамен в этой сессии, а профессор не соизволил явиться к назначенному часу.
Когда стрелки наших часов показали ровно десять, мы отчётливо увидели в самом начале коридора силуэт профессора. Он медленно двигался по коридору, и когда в свете лампы мы разглядели его лицо, то оно показалось нам несколько озабоченным.
— Прошу простить меня великодушно, коллеги, что заставил вас ждать! У меня возникли некоторые проблемы, но поскольку я обещал прийти на экзамен, то я на него пришёл, хотя и с большим опозданием. Полагаю, что группа в полном составе, или некоторые коллеги не дождались и ушли?
— Что вы, Сергей Иванович, все здесь! Мы так и подумали, что у вас что-то случилось!
— Ну и замечательно! Поскольку я опоздал на экзамен, то не смею вас долго задерживать, ведь сегодня воскресенье — законный ваш выходной. А посему, старшина, благоволите собрать зачётки у тех курсантов, кто уверен, что он подготовился к экзамену и готов его сдать на «хорошо».
И тут у меня «от радости в зобу дыхание спёрло»! Получить у Ивановой «четвёрку» по физике было не так-то просто, а вернее сказать, лично для меня это был высший пилотаж, а тут, пожалуйста, час в коридоре и экзамен по физике на блюдечке с голубой каёмочкой!
— Старшина, ну чего же вы стоите, собирайте зачётки!
— Гм, Сергей Иванович, а как быть тем, кто претендует на «отлично»? — поинтересовался Ясенков.
— Хороший вопрос, старшина! С этими товарищами мы побеседуем отдельно. И пока я буду проставлять оценки в зачётки и в ведомость, попрошу этих ребят вытянуть билет и начать потихоньку готовиться к ответу. Как я уже и говорил ранее, у меня на экзамене можно пользоваться учебниками и собственными лекциями.
Претендентов на «отлично» оказалось немного, но они всё- таки были, а посему Маренников открыл свой кейс, вытащил оттуда пачку экзаменационных билетов и разложил их веером на столе. После того как билеты были успешно вытянуты потенциальными отличниками, он усадил экзаменующихся за стол напротив себя, а сам принялся проставлять оценки, сперва в зачётки, а затем — в ведомость.
Через пятнадцать минут с формальностями были покончено, нам были розданы зачётки, и Сергей Иванович, поздравив нас с успешным завершением сессии и пожелав нам удачи на плавательной практике, отпустил нас на все четыре стороны.
Таким образом, несмотря на все трудности, полтора курса академии остались позади, а впереди нас ждала бескрайняя морская дорога, полная романтики и приключений!
Ну а мудрость, какая бы она ни была, как известно, приходит с годами!

Фото из архива МГУ им. адм. Г.И. Невельского.