БУРСА (ЧАСТЬ IV)
НА СЛУЖБЕ У МОРСКОГО ДРАКОНА
Друзьям сказал - ушёл в запой,
А сам весь вечер был с тобой.
И, в общем, пил, и в целом - плотно,
И пьяным был смешным и потным,
А утро головною болью
Мешало тошноту с любовью…
Билли Новик & рок-группа «Billy’s Band», песня «Двести кубиков агдама» из альбома «Парижские сезоны»
Я открыл глаза и увидел перед собой серый подволок.
Собрав всю волю в кулак, я сделал попытку встать с кровати, но тут же испытал резкий приступ тошноты.
Вечеринка удалась на славу.
На столе, словно молчаливые свидетели вчерашней вакханалии, стройными рядами стояли початые бутылки из-под кофейного виски. При одном только виде этой стеклотары меня вновь начало тошнить.
На нижней шконке мирно похрапывал Ершов, который, очевидно, дожил до конца вечерники и теперь как ни в чём не бывало почивал на своём скромном ложе.
Я попытался вспомнить события вчерашнего вечера, но память безмолвствовала.
К тому же в результате активной мозговой деятельности у меня зверски разболелась голова. Ощущение с похмелья было такое, словно китайцы добавили в свой виски вместо кофе клофелин. Эдакий клофелиновый вискарь! Вот уж воистину глаголют в народе — напился до беспамятства…
Пока я пытался прийти в себя, дверь резко распахнулась и на пороге появился боцман Гаврилыч собственной персоной, который был как всегда бодр и слегка пьян. Пристально оглядев нашу с Ершовым диспозицию, Гаврилыч рявкнул:
— Что, суки, дрыхнем в рабочее время! А ну вставай, дармоеды!
Ершов открыл глаза и виновато уставился на Гаврилыча.
— А сколько времени? Мы что, проспали развод?
— Вы, бля, всё проспали! Студент вон вахту свою проспал!
— Как проспал? — встрепенулся я. — Не может быть!
— Ещё как может! Хорошо, вчера с чифом договорился, что ты у меня на палубе вместо Кости поработаешь. Пусть теперь Костя на мостике кофеи погоняет, а ты вместе с матросиками побатрачишь! Аль не согласен?
— А кто ж моего согласия-то спрашивал? Уже всё за меня решили…
— Ну, а коли решили, давайте руки в ноги и живо ко мне в каюту на развод. Даю вам пять минут на сборы — время пошло!
— Погоди, погоди, Гаврилыч, а как же Чук и Гек — они вернулись из города?
— Вернулись, только под утро… Помпу чуть удар не хватил — всю ночь не спал, думал, что всё — сбёгли ребяты!
— А они чего говорят, где были?
— Говорят, мол, заблудились, сели на такси, сказали китайцу — вези нас, мил человек, на контейнерный терминал, он и привёз, правда, не на тот. Поехали к другому терминалу, и опять не туда. Короче, пока все терминалы Шанхая объехали, уже солнце взошло над Янцзы, а комиссар весь валидол на пароходе сожрал! Такие дела! Короче, хватит языки чесать, подъём по кораблям!
Через отведённых Гаврилычем пять минут мы были, как штыки, у него в каюте.
При нашем появлении боцман оживился и даже, странное дело, перешёл на английскую речь:
— How do you do, дармоеды! Завтрак проспали, развод проспали! Кто же о вас позаботится, как не боцман, — и с этими словами он подошёл к холодильнику, откуда извлёк яичницу с сосиской и початую бутылку пресловутого кофейного виски.
При виде виски у меня начались спазмы в желудке.
— Гаврилыч, а может, не надо? — вкрадчиво произнёс я, глядя ему прямо в глаза.
— Надо студент, надо! Это называется инструктаж по технике безопасности, слыхал про такой? О вас, о дураках, пекусь! Вот и порцию с завтрака заначил, а он ещё нос тут воротит!
— Да какой же это инструктаж, когда это самое настоящее похмелье! — вырвалось у меня в сердцах.
— Цыть у меня, студент! Боцман сказал будешь пить, значит будешь! — потом добавил по-доброму: — Не одному же мне бутылку добивать… И молча разлил коричневую жижу из бутылки по гранёным стаканам, поднял свой бокал и торжественно произнёс:
— За технику безопасности! — и залпом опрокинул его содержимое.
Мы с Ершовым, беспрекословно повинуясь команде боцмана, взяли каждый по своему стакану и молча осушили их до дна. Удивительное дело, но на сей раз вискарь я выпил легко и, можно даже сказать, с удовольствием.
Заботливый Гаврилыч пододвинул нам тарелку с нехитрым завтраком, который мы с Ершовым по-братски тут же и разделили промеж собой.
— Ну, други мои, инструктаж закончен! Теперь за работу! У вас сегодня, можно сказать, работёнка не пыльная будет! Гы-гы-гы!
— И что же ты нам придумал, драконище? — поинтересовался Ершов, у которого от выпитого алкоголя стал развязываться язык.
— Будете скатывать палубу! Чиф с утра распорядился, сказал, мол, чтобы блестело, как у кота яйца! Понял, Ёрш?
— А куда её скатывать и зачем? — осмелился я спросить у краснеющего на глазах боцмана.
— Дурила ты, студент! А ещё будущий капитан, бля! И чему вас только в вашей бурсе-то учат? Скатывать — это значит драить, мыть в смысле, понятно?
— Не, не понятно! Как же её мыть, шваброй, что ли?
— Сам ты швабра, студент! Ты у меня ещё напильником у якоря лапы не затачивал? Ёрш, в общем, ты старший — объяснишь ему что к чему, заодно и покажешь!
Засим Гаврилыч вытолкал нас из своей каюты, и мы, уже изрядно захмелевшие, направились на шлюпочную палубу.
На палубе нас ждала бухта скрученного шланга, которую мы аккуратно раскатали и подключили к пожарному насосу.
Ершов включил насос, и мы начали окатывать палубу бьющей под напором струёй воды. Поначалу работа спорилась, и доселе пыльная палуба приняла сверкающий вид, словно её только что выкрасили зеленью. Однако монотонная работа нам быстро наскучила, и мы начали попросту дурачиться, обливая друг друга водой из шланга. Вдоволь наигравшись, мы уложили шланг на место и, покончив с работой, отправились в каюту. Сбросив с себя мокрую одежду, я забрался на свой второй ярус и, едва коснувшись подушки, моментально провалился в сон.
Снился мне краснолицый боцман Гаврилыч, который шевелил своими длинными драконьими усами и изрыгал на меня языки пламени, которые изрядно отдавали сивухой. Я пытался скрыться от него, но Гаврилыч, распушив свои крылья-плавники, вновь и вновь настигал меня и обдавал сивушным жаром.
В очередной раз настигнув меня, Гаврилыч дыхнул огнём, отчего я закричал от боли и моментально проснулся. В каюте царил полумрак, а на нижней шконке как ни в чём не бывало мирно посапывал Ершов.
Я лежал с открытыми глазами, уставившись в серый подволок, и думал о том, что завтра мы покидаем гостеприимный Шанхай. И ещё я думал о том, что через три дня заканчивается мой первый загранрейс, а вместе с ним заканчивается морская практика на «Пионере Находки», и от этих невесёлых мыслей мне стало чрезвычайно грустно.
Я спустился со второго яруса на палубу, потряс Ершова за плечи, и когда он наконец открыл глаза, произнёс вкрадчиво:
— Ёрш, пошли к дракону здоровье поправлять.
Ершов медленно поднёс руку к своим глазам и посмотрел на циферблат наручных часов, после чего пристально взглянул на меня и дрожащим голосом спросил:
— Опять завтрак проспали?
От этого нелепого вопроса у меня начался приступ безудержного смеха.
Ершов презрительно покрутил пальцем у виска и демонстративно перевернулся на другой бок. А я вытер слёзы, выступившие на глазах, и пошёл в столовую команды к вечернему чаю.