Мелодия, под которую она потеряла невинность

Мак Овецкий
— Да не буду я слушать «Интродукцию и рондо каприччиозо ля минор» Камиля Сен-Санса! Пошел к черту — я потеряла невинность под другую мелодию. Тем более, что ты мне и без этого деньги на карточку «Мир» переводишь за то, что я с тобой сплю. Чем, к твоему сведению, я подаю дурной пример подрастающему поколению (см. картинку над текстом).
И мой папа не Карл Великий, если моя мама говорит правду. А я ей почему-то верю. Но тебе, нехристю, на волне своего народного возмущения я сейчас знаешь, что сделаю? Быстро меня отпустил, кому сказала!
— Коль речь у нас зашла о вокале, кукла Лена то я хочу сказать тебе следующее:
В СССР был или официоз про успехи в труде, или блатняк про трудности в личной жизни. Это были две разные вселенные, которые в реальной жизни никак не пересекались. Третьего было не дано в принципе. Плюс огромное тюремное население. Помноженное на то, что вся повседневная деятельность советского народа была криминализирована по определению. Под тюрьмой реально ходили все включая парализованных и затерянных в тундре представителях Малых народов Севера.
Лозунг «Сколько не воруй — своего не вернешь» имел глубокое хождение в народе отнюдь не зря. Как и закон «О трех колосках». Такого феномена всенародного нарушения закона, как в СССР, не было нигде в мире.
Для трудового крестьянства, к примеру, воровство тогда было единственным источником существования, так как труд в колхозах фактически носил принудительный характер и никак не вознаграждался. И, тем более, таким он был в густонаселенных советских местах лишения свободы.
Поэтому советский блатняк, а, фактически, это народная песня, столь богат и разнообразен. Но не обращай на него внимание, кукла Лена. Сегодняшний официоз — это уже не бульдозер, а от силы электросамокат. Причем с аккумулятором дышащим на ладан. А сегодняшний блатняк — это наше всё. Просто потому, что нет ничего другого.
— Угу. Тем более, что это я уже где-то видела. В каком-то детском в кошмарном сне. Поэтому уже давно молчу про старые времена, а этот мне про них всё рассказывает и рассказывает. В манере старшего брата.
— У еврея острый взгляд устремлен в светлое будущее до глубокой старости, кукла Лена. Может быть поэтому?
— Потому, что вечно подготавливаешь ты почвы, прощупываешь людей в регионах, навязчиво так выявляешь пятые колонны, мировая закулиса. Вот же тебе хочется шатать все, что стоит незыблемо, христопродавцу! Сорос чертов — вот ты кто после этого.
— Пусть я Сорос, кукла Лена. А тебя я всё равно люблю.
— Вот ты, всё-таки, достаточно предсказуемый товарищ. Сделал воинственное заявление. Но, как обычно, конкретных акций за ним так и не последовало. Ограничился тем, интриган, что шлепнул меня по попе. Всё бы тебя меня пугать, христопродавец, на пустом месте. А я-то думала — что ты действительно …
— Могу тебя утешить, кукла Лена. Я не планирую останавливаться на достигнутом.
— Понятно. Как говорит соседка моей мамы в деревне под Рузой:
— Замуж то мне очень хотелось, бабаньки. Но не довелось. Нет, когда все побежали, «Летите, девушки, летите» типа — то и я побежала. За облаком то без штанов. Но это фальстарт оказался. Так что сошла я дистанции, так и добежав до финиша. Хотя большие надежды подавала!
— Какая ты у меня горячая барышня, кукла Лена. Прям всем на зависть.
— Да не лезь ты, я сама расстегну! Лыбится он, ветеран сцены. Иосиф Кобзон чертов. Ты знаешь, когда ты первый раз перевел мне деньги на карточку «Мир» — я в тебя сразу всем сердцем интуитивно поверила, космополит безродный. Именно после чего я с тобой и стала такой легкой и воздушной.
— А для меня это стало неким символом завтрашнего дня, кукла Лена.
— Но, всё равно, мне интересно наблюдать иной раз за твоей истерикой.
— Именно поэтому я себя и чувствую Роберто Лорети, кукла Лена. А вовсе не Иосифом Кобзоном, как многим кажется …