О, командировки – это отдельная песня! Мне всегда нравилось ездить, поэтому командировки меня не тяготили.
Первая командировка предстояла уже через месяц… в Фергану! Но… у меня еще не было прописки (условно в общежитии). Пока меня футболили в милиции, наконец, отправили к начальнику, который радостно сказал, что городу очень нужны люди с высшим образованием и дал разрешение. Но… было поздно, в Фергану я так и не попал (до сих пор :().
Основные командировки были в Нижний Тагил. Два раза съездил в Киев в Академические институты, и один раз в Северодонецк, это не считая поездок у Москву.
Дорога
Вариантов туда добраться до Нижнего Тагила было три: 1) электричка до Москвы, поезд Москва-Нижний Тагил; 2) электричка до Москвы, самолет Москва-Свердловск, автобус Свердловск-Нижний Тагил; 3) самолет Тула-Казань-Ижевск-Свердловск, автобус Свердловск-Нижний Тагил.
Последним маршрутом мы воспользовались пару раз (а может и всего один раз – запамятовал). Рейс Тула-Казань-Ижевск-Свердловск неожиданно появился и неожиданно исчез. Но первый рейс запомнился. Зима, долетаем до Казани, рейс откладывается на несколько часов. Вечер, садимся на троллейбус и едем через весь город до вокзала и обратно. Так я побывал первый (и последний) раз в Казани. Затем летим, утром прилетаем в Ижевск, рейс опять откладывается. Выходим, гуляем в районе аэропорта, через несколько часов летим дальше. Как-то нам такой маршрут показался не очень.
Самолетом из Москвы, конечно, было быстрее, но… Прилетаем, автобусом до вокзала, от вокзала на трамвае до автостанции, а там несколько часов на автобусе до Нижнего Тагила. Свердловска мы не видели, если только из окна автобуса/трамвая. Самое неприятное было зимой. Зима на Урале – это настоящая зима, с хорошими морозами, а наша одежда не очень им соответствовала. Местные в большинстве ходили в валенках, а мы туфлях. Садились в промороженный трамвай. Все стояли – никто не желал садиться на ледяные сиденья. Но беда для нас была в другом. На окнах бала сантиметровая изморозь и мы не видели, где проезжаем и где нам выходить.
Поэтому мы чаще ездили на поезде. Да, долго – 36 часов, но тепло и уютно. Я никогда не ехал в поезде один (кроме особого случая, о котором ниже) – всегда группой 3–4 человека. Читали, играли в карты. Пили много чая. Тула меня немного приучила к чаю: дома в детстве мы практически не пили чай – молоко, компот, да и до сих пор я не чаехлеб. Из еды помню сыр и колбасу, купленные в Москве, и майонез. Я впервые ел майонез на бутерброде. На хлеб намазывался майонез, на него клали колбасу или сыр и записали чаем. Однажды я капитально отравился сырком. Купил в Москве нормальный с виду сырок, поужинал в поезде и … всю дорогу не отходил от туалета. Зато хорошая еда была по дороге из Нижнего Тагила.
Это был полузакрытый город (для иностранцев), и было очень хорошее по тем временам снабжение, даже в чем-то лучше, чем в Москве. Можно было спокойно купить в магазине курицу!!! Обилие колбас (сегодня это «обилие» выглядит смешно, но в то время…): 1–2 сорта копченной, 3 – полукопченной и 4–5 варенной! Московская полукопченная по 4 р. кг – вкуснейшая колбаса – ее трудно было купить в Москве, а тут она лежала свободно, даже очереди не было :). Так что питание на обратную дорогу нам было обеспечено. Еще покупали какую-то еду на остановках.
Никогда не пили алкоголь ни в дороге, ни в гостинице. Кроме одного руководителя группы.
Его группа работала в цехе фторопласта. Фторопласт – это еще та зараза для здоровья и приборов. Поэтому для промывки приборов, по приезду группа получала несколько литров чистейшего спирта-ректификата. Так у этого руководителя в гостинице всегда стоял на столе графин со спиртом. Вот он слегка злоупотреблял. Позже об этом узнало руководство, и спирт выписывали на технолога цеха, который давал его по потребности для прямого назначения – промывки прибора.
На длительных остановках гуляли в окрестности вокзалов. Например, в Кирове стоянка 20 минут. Мы успевали сбегать в книжный магазин (я поругаться с продавщицей, что хорошие книги продаются только с нагрузкой – какими-то мусорными книгами, и даже купить книгу без нагрузки), сбегать в продуктовый.
Запомнилась одна экстренная поездка в командировку. Надо было в течение суток слетать в Нижний Тагил, подписать у главного инженера договор о смещении сроков выполнения этапа договора. Выезжаю вечером из Тулы в Москву, сажусь на самолет в 1:00 до Новосибирска. Два часа лета + два часа часовая разница и я в 5 утра схожу в Свердловске. Интересный момент: в самолетах кормили, если полет длился более 3-х часов. Но поскольку наш самолет летел до Новосибирска – 4 часа чистого лета, то от Москвы кормили всех пассажиров без разбора кто куда летит.
В Свердловске на трамвае до автовокзала. На автовокзале висело интересное объявление, что полные георгиевские кавалеры покупают билеты без очереди (сколько их к тому времени осталось?).
Там автобусом до Нижнего Тагила (около 3-х часов в дороге), потом на трамвай до завода (13 км, между прочим!). Оформляю пропуск, прихожу в приемную главного инженера, объясняю, что мне надо подписать срочно бумагу. Но секретарша говорит, что он сейчас меня не примет, а это был уже пятый час вечера. Что делать? Задание срываю, гостиница не заказана – где ночевать? И тут… я был очень скромным и стеснительным молодым человеком, но если жизнь заставляет… я отодвигаю от двери секретаря и вхожу к главному инженеру. На мое счастье, он был очень доброжелательным человеком, и хотя он не знал о переносе сроков, но тут же согласился и подписал договор. Повезло, а ведь мог попасться «начальник», который меня просто выгнал бы из кабинета.
Далее я на трамвай, автобус до Свердловска, ночной самолет до Москвы, электричка до Тулы, троллейбус до работы. Все, успел!
На заводе
Нижнетагильский завод пластмасс находился за чертой города (как уже писал, в 13 км). До завода можно было добраться только на трамвае… или пешком. И последний вариант не шутка.
На трамвай мы садились в центре города у Драмтеатра, и, стуча «квадратными» колесами, ехали до завода. В районе 10 км от города было ответвление на известный вагонзавод, поэтом ходили разные трамваи: один до завода пластмасс, другой – до вагонзавода. Часто бывало так, что трамвай до/от завода пластмасс не ходил. Это обычно было в послеутренее время, когда на завод ехали только «бездельники» типа нас, или вечером, когда все нормальные люди уезжали домой после окончания смены. Поэтому иногда участок от разветвления до завода пластмасс (около 3-х км) приходилось проходить пешком. Один раз я прошел все 3 км, не сходя с рельса.
Но однажды был вопиющий случай. В одиннадцатом часу дня мы сели в трамвай, идущий до нашего завода. Он доходит до развилки и едет к вагонзаводу. Мы вскочили и к вагоновожатой высказывать свое возмущение-недоумение. Трамвай шел до вагонзавода без остановок, поэтому выйти из трамвая мы не могла. На конечной остановке пошли искать трамвайное начальство. И там выяснилось распоряжение, которое получила вагоновожатая: если людей в вагоне будет меньше, чем какое-то количество, то до завода пластмасс не ехать, а поворачивать к вагонзаводу. Так что она не виновата – она выполнила предписание. Мы написали жалобу и поплелись пешком километра 1,5 до развилки, а потом 3 км до нашего завода.
Чтобы попасть на завод, надо было предъявить командировочное удостоверение и паспорт со штампом с места работы. В то время в паспорт обязательно ставили такой штамп (видимо, что бы было видно, что человек «летун» - часто меняет место работы). Однажды был случай, когда у сотрудника не было такого штампа, так его не хотели пускать на завод. Я уже не помню как все разрешилось (возможно, что прислали телеграмму с места работы). А еще надо было расписаться, что ознакомлен с правилами «потребления» метанола. Дело в том, что на заводе был доступен метанол, и не очень грамотные сотрудники его потребляли вместо этанола с последующей слепотой и даже смертью.
Завод производил всякую… как бы помягче сказать… химическую «гадость». Продукция завода конечно полезна для народа. Но производство очень вредное для работников завода. Самое вредное, пожалуй, было производство фторопласта. Вредность работникам компенсировалась: ранним выходом на пенсию, кажется дополнительными днями к отпуску, надбавками и бесплатными обедами с бутылкой кефира в придачу.
По территории завода идти было не очень комфортно. Везде гудело, шипело, с труб на тебя капало (а что капало?, может кислота или щелочь?). Иногда раздавались маленькие взрывы.
Поскольку мы работали в этих вредных цехах, то и нам перепадали обеды и кефир (опять же, мы экономили семейные деньги на обедах!). Талоны нам давали на все дня командировки, включая выходные. Но тащится по выходным в такую даль ради обеда… Поэтому, если была работа по выходным, то мы, конечно, обедали на заводе. А если в выходные собирались в поход, то… нам выдавали сухим пайком, например, полукопченной колбасой (!).
Обед был стандартный, советский: супчик, макароны, пюре, котлетки, рыба жаренная. В качестве салата ломтик огурца или кусочек помидора. На третье был витаминный чай, который был налит в баки, стоящие отдельно. Как я писал выше, чай и хлеб можно было потреблять в неограниченном количестве. Бутылку кефира забирали в гостиницу – это был наш ужин. Проигравший в карты шел за булочками для кефира.
Наш цех производства фталевого ангидрида относился к вредным взрывоопасным производствам. Из-за вредности из цеха уволили всех женщин уборщиц, что их очень огорчило (деньги и льготы были важнее здоровья).
Из женщин в цехе были только лаборанты-химики, которые шли через загазованные помещения к производственным аппаратам, открывали кран с газообразным фталевым ангидридом, продували кран, подключали у-образную колбу с растворителем (тоже не мед). Через колбу проходил фталевый ангидрид и вместе с растворителем частично вылетал наружу. Потом эту колбу несли в лабораторию для хроматографического анализа. И вот на такой работе были женщины без средств защиты: респираторов или противогазов.
Вместе с ними ходил и я, кроме того, я еще изучал расположение труб, задвижек, термопар. И вот однажды я себя плохо почувствовал уже в гостинице: жутко болела и кружилась голова, ходил, держась за стенку, поднялось давление. Дня через два мы должны были возвращаться домой, а я не могу встать. Ребята уехали, а я остался на 8 марта один в гостинице в лежащем положении. Работницы гостиницы что-то покупали мне из еды. А я мог только по стеночке дойти до туалета. Приехала наша новая группа ребят. Я немного оклемался, меня довезли до поезда, посадили в мягкий вагон и я 36 часов до Москвы «долечивался». Что было со мной до конца не понятно, хотя думаю, что надышался фталевого ангидрида.
Обычно мы находились или в щитовой (помещения для операторов), в которой был подпор воздуха, поэтому никакая «гадость» туда не попадала, либо в нашем помещении через стенку. Помещение через стену – комната метров на 100. Там работники играли в настольный теннис, а мы «отняли» ее у них под УВМ.
Однажды мы открываем дверь в коридор, а там… белая мгла. Мы задерживаем дыхание и быстренько в щитовую.
В щитовой во всю стену был щит управления с десятками приборов, в основном самопишущих. Задача операторов была переписывать в журнал показания всех приборов каждые полчаса. Зачем это делать при наличии самопишущих проборов? А что бы ни уснули и не проспали аварию.
У нас появился молодой специалист – вот кто заботился о своем здоровье! Задача была такая. Нужно было промерить температуру внутри аппарата (это бочка 3 метра в диаметре и 3 метра высотой) по высоте. На конце длинной трубке была вмонтирована термопара. Специалист должен был постепенно опускать трубу внутрь аппарата на заданное расстояние. Я в щитовой записывал показания прибора. После каждого перемещения трубы нужно было выдержать время, что бы закончился переходный процесс. Короче работа долговременная. И вот мой специалист ставит стул на крышку аппарата, одевает противогаз и перемечает трубку. У операторов в щитовой были противогазы, но они их надевали только при аварии. Вид специалиста на стуле в противогазе на крышке аппарата вызывал усмешки. Но человек берег свое здоровье!
Я говорил, что наше производство было взрывоопасное, поэтому вся система управления была построена на пневмоавтоматике. Но взрывоопасное состояние все равно возникало. Для того, что бы ни дать взорваться аппарату от него выводили трубу сквозь стену на улицу, торец трубы заваривали железной пластиной. И вот когда в аппарате происходил взрыв, то взрывная волна разрывала эту пластину – звук был как от выстрела пушки.
Чем я занимался? Чем только не занимался. Обследовал все производственное оборудование в цехе, монтировал приборы пневмоавтоматики (правда, под присмотром техников). В частности, с помощью зажигалки размягчал конец полихлорвиниловой трубочки, а затем быстренько ее одевал на штуцер, пока не остыла. Однажды такая трубочка срывается с пневморегулятора. А там идет взрывоопасный процесс. Мы замерли…, но взрыва не последовало. Кто делал эту трубочку? Думаю, что не я :).
Настраивал ПИД-регулятор. Еще то удовольствие: в трехмерном пространстве найти точку оптимального регулирования.
Много времени проводил в лаборатории. Титровал, работал на хроматографе, измерял концентрацию на очень хитром стеклянном приборе, который как-то сломал. Один месяц был для меня не удачным – за 30 дней поломать 45 стеклянных вещей. Еще собирал данные активных и пассивных экспериментов для построения математических моделей.
Хроматограф применялся для анализа состава и концентрации веществ в смесях. Мы исследовали выходной продукт после реактора, куда, кроме фталевого ангидрида, входили другие вещества. Поток газа пропускался через растворитель, а затем раствор впрыскивался в хроматограф. От растворителя зависело качество анализа веществ. Мы сначала применял бензол, а потом нам посоветовали другое вещество. Его надо было срочно доставить из Тулы на завод.
Казалось бы, в чем проблема? В то время жидкости в любом количестве можно было провозить как в багаже, так и в ручной клади. Но новый растворитель при испарении давал… слезоточивый газ! И вот я в Москве. Как везти растворитель? Как он поведет себя в воздухе? В ручной клади – может заплакать весь салон, в багаже – может разбиться и заплачут грузчики. Наконец решился: зашел на почту, где мне заварили пузырек в полиэтиленовый пакет, потом во второй. Положил все в рюкзак и сдал в багаж. Доехало все нормально. Но я все думаю, а если бы обнаружили слезоточивое вещество на борту самолета? Что бы мне грозило? Это тогда, а сегодня… пожизненное, наверное.
Так прошло 4 года. Я не доработал до сдачи систему в эксплуатацию два месяца, но не совсем по моей вине. Очень жалел, что не поставил последнюю точку проекта. Еще больше расстраивался начальник КБ2: я ему был нужен на сдаче системы, он очень на меня надеялся, но… об этом позже.
В командировках с руководством ОКБА общались телеграммами. Если задерживались, писали: «Прошу продлить командировку до…». Перед моим приходов в КБ был курьезный момент с нашим сотрудником в Фергане. Присылает директору телеграмму: «Выпустили, прошу продлить командировку»… Конечно, никто ему не оплатил командировку за 15-ти суточное заключение, да еще и рабочие дни не засчитали.
Отдых в командировках
Командировки были длительные – порой до месяца. В то время срок командировки ограничивался 30-ю днями – больше было нельзя. Поэтому иногда приходилось возвращаться домой и ехать опять. Да и гостиницы не разрешали жить больше месяца.
Интересный момент. Через два года после меня приехала по распределению из МИХМа супружеская пара. У них тоже было распределение с предоставлением жилплощади. Так вот они поселились в центральной городской гостинице, и каждый месяц брали справку на работе для продления проживания. Позже мужа забрали в армию, а жена продолжала жить в гостинице.
Поскольку мы были командировке в выходные, то вставал вопрос об отдыхе. В зависимости от сезона виды отдыха были разные.
Зима. Мы выбирались за город на гору, где был трамплин для прыжков с лыжами. Соревнования там были не часто, обычно кроме нас практически никого не было. Наше любимое развлечение: на склоне параллельно трамплину спускаться на кусках полиэтилена от упаковки приборов. Спускались или группой на одном листе, или индивидуально. В последнем случае трассу продолжали по извилистой тропинке между соснами. Скорость было приличная, однажды я «не справился с управлением» и ударился плечом об сосну (хорошо без серьезных последствий).
Весной, когда снег уже подтаивал, брели в горы, проваливаясь глубоко в снег.
Интересно было наблюдать с горы смог над городом. Если завод пластмасс был далеко за городом, то в самом городе был крупнейший металлургический комбинат. Сегодня там работают около 20 тыс. работников, информационную систему на базе SAP обслуживают около 1000 специалистов (540 автоматизированных рабочих мест).
Плюс к этому в черте города работал еще Чугуноплавильный и железоделательный завод, основанный Акинфием Демидовым, действовавший в 1725-1987 годах, производивший, в частности, нержавейку (поэтому в городе много лопат и ведер из нержавейки :)).
Эти заводы, конечно, извергали в небо не озон. Когда с горы в солнечную погоду смотришь на город, то видишь «тарелочку» темно-серого, а порой и черного, смога над городом: вокруг города солнечно, а в городе пасмурно. Вот такая же картина наблюдается и в Москве, но там источников загрязнения во много раз больше. И всем эти дышат жители городов, недополучая солнечного света.
Поздняя весна и поздняя осень – самые неудобные для путешествий периоды, поэтому проводили выходные в городе. Очень неприятное время было весной, когда таял снег. По улицам было очень некомфортно ходить из-за того, что снег в городе в принципе не убирали ни с дороги, ни с тротуаров (это новая идея мурманского губернатора). Снег падал, и его утрамбовывали машины и пешеходы. Все было хорошо зимой, особенно если ходишь в валенках (а мы в туфлях). Но весной это неубранный, спрессованный снег начинал таять, и наши ноги вязли в этом мокром снеге сантиметров 20, а может и более, глубиной.
Лето. Это великолепная пора для отдыха на природе.
Летом плавали на лодке по пруду, который начинался в центре города и тянулся на… 20 км в длину – вот такой прудик. Это искусственный водоем (потому и пруд) со средней глубиной 2 м.
Однажды поплыли к острову (километров 5), хорошая погода, солнечно, красивые берега. Вышли прогуляться по острову, а тут небо потемнело, подул северный ветер. Надо возвращаться. В середине пути нас застал дождь. Все мокрые до нитки, холодно, встречный ветер тормозит наше движение – почти стоим на месте, вода заливает лодку. Немного стало тревожно: доплывем ли до берега. Гребем изо всех сил, вычерпываем воду из лодки. Наконец добрались и бегом в гостиницу, в последствие никто не простыл.
Другим развлечением было ездить в соседние деревеньки. Очень красивые, добротные, все в резьбе, окна в герани, дворы крытые, по крайней мере, у ворот.
Однажды проехались по Висимо-Уткинской узкоколейке – одной из старейших дорог такого типа в России (построена в 1895-97 гг., была разобрана в 2007 году). Она дорога пересекала географическую границу Европы и Азии. Это была очень интересная поездка: неспешная, с частыми остановками – на протяжении 75-километровой дороги было восемь станций и тринадцать остановочных пунктов.
Иногда ездили на традиционной электричке за город, выходили, где понравится.
Но самым романтическим были походы с палаткой. В пятницу вечером ехали на автобусе, проходили через село и останавливались на берегу озера. Ставили палатку, разводили костер. На озере рыбаки ловили рыбу, и мы покупали у них несколько рыбин на уху. Вечером в воскресенье возвращались.
В самом городе мы развлекались так.
В Нижнем Тагиле был отличный книжный магазин: из текущих книг было мало интересных, кроме тех, что продавали с нагрузкой в виде книг, не пользующихся спросом, но букинистические… В центре магазина был обширный стол приблизительно 3 на 6 м, на котором были разложены букинистические книги. Там было столько интересного, что я покупал пачками старые книги (потом в конце 80-х они меня очень выручали материально - я, отрывая от сердца, сдавал из в букинистический). Такие книги, конечно, можно было бы найти и в Москве, но искать, не живя там, затруднительно.
Но самое интересное, что меня поразило в этом магазине: это был фактически клуб городской интеллигенции. Все знали друг друга, здоровались, разговаривали, роясь в книгах. Мне показалось это таким уютным. Мне всю жизнь не хватало такого клуба, где можно было бы поговорить, пообсуждать, поспорить, как мы делали в школе (в частности, организовали КЛИН – клуб любителей искусства и науки). Я даже начал в Мурманске обсуждать с одни преподавателем идею городского клуба преподавателей вузов, но...
Когда я стал работать в Институте проблем управления, то был очень разочарован, наивно надеясь, что здесь-то ученые обмениваются идеями, спорят. А мне заявляют, что здесь это не принято – идею могут украсть и выдать за свою.
В Мурманске в первый же год в Полярном геофизическом институте (ПГИ) я организовал городской научный семинар по моделированию – мы даже издали сборник научных трудов по материал семинара. Потом в МГТУ создал городской семинар по информационным технология. Последним было создание ИТ-клуба «ITea» (на сегодняшний день прошло 94 заседания).
В Нижнем Тагиле был драматический театр, куда мы частенько ходили. Но ребята быстро «выдохлись». Они оставались играть в карты в гостинице, а я пересмотрел весь репертуар театра и все гастроли. Иногда ходили в кино.
А еще ходили в пельменные. На Урале всегда делали вкусные пельмени. Знатные здесь были пельмени, очень вкусные, нравились пельмени с капустой. Жаль, что порции были маленькие – 10 штук, номы брали двойные порции и наедались. На столах в пельменных всегда были соль, перец (черный и красный) и уксус. Меня очень удивила пельменная в Перми – там на столах лежали в свободном доступе дольки чеснока.
Продолжение: http://proza.ru/2022/06/01/594