В тот день синоптики предсказывали дождь. Но наша чудесная классная руководительница, преподавательница украинского языка и литературы Тамара Ивановна Мирошниченко, видимо, не слышала прогнозов погоды. (Или не стала обращать на них внимания, потому что их обещания обычно сбывались лишь на 50%) И как раз в это воскресенье она собралась вместе с классом в коллективный поход – в лес, за грибами.
Родители отпускать меня не хотели, но я плакала, топала, истерила, и, не помню уже в каких выражениях, доказывала, что они слишком уж сильно обо мне пекутся, и что почему-то, моих главных подружек, тоже, между прочим, докторских дочек, их родители в лес всё-таки отпустили. Наконец, я настояла на своём.
На место встречи на ближайшей железнодорожной станции в районе Тракторного завода, в результате всех этих препирательств мы с папой, разумеется, опоздали. Пришлось на следующей электричке догонять, без больших шансов на то, что на пересадочной станции опять не случится облом. Никакой мобильной связи тогда, естественно, ещё не было.
Я даже не помню, что там тогда мелькало за окнами, помню только, что сердце моё стучало в темпе колёс, ударявших по шпалам: «ус-петь, ус-петь, ус-петь»…
И мы всё же успели. Небольшая группа самых отчаянных моих одноклассников из 5-го А, замыкаемая самой Тамарой Ивановной с её самой прекрасной прической – русой косой средних размеров, обёрнутой вокруг головы небольшой короной, как раз загружалась в электричку нужного северного направления. Я пулей помчалась туда, и тоже успела вскочить в уже закрывающиеся двери вагона. Желтые лакированные сидения в вагоне были расположены не «в затылок», как в автобусе или в самолёте, а наоборот, навстречу друг другу, так, чтобы в дороге можно было приятно беседовать.
Но мне было не до беседы. Надо было выдохнуть своё «ус-петь ус-петь…»
В электричке было пасмурно. Лампы днём не зажигали, а снаружи нас окружали рваные низкие тучи разной степени серости.
И я рассматривала сквозь эту серость, кто же всё-таки с нами поехал. Главное, мои Ани – Аня Брагинская и Аня Шефтель, те самые докторские дочки, были здесь. А вот Иры Терновой, моей тезки и соседки по лестничной клетке, в вагоне не было. Оказалось поехали всего-то человек 10-12, включая двух собственных сыновей Тамары Ивановны - Серёжи и Игорька. Остальных не помню. Кроме Лиды Шабельниковой – моей любимой «полу-подружки» с соломенными косичками и ясными голубыми глазками. Хорошенького кареглазого Олежки Череватого, объекта моей тайной детской любви, в вагоне не оказалось. Остальные мальчики меня не интересовали. Я смотрела на сидевшую через две скамейки Тамару Ивановну и думала о том что украинский язык и литература стали моими любимыми предметами только потому что вела она. У неё было очень правильное лицо с тонкими, сростающимися на лбу бровями. Ни на кого не похожее, и в то же время кого-то удивительно напоминающее... И язык, который она преподавала своим грудным мелодичным голосом, лился из её уст, как прекрасная песня...
Грибы искать я, разумеется, не умела. Да и боялась напороться на какую-нибудь поганку или ложный опёнок. Я в журналах читала про грибы съедобные и ядовитые много, у меня даже была специальная книжка с картинками на эту тему была. Но практики не было никакой. Поэтому в мою желтую хозяйственную сумку, заменявшую пресловутое лукошко попадало всё что угодно, только не грибы…
Были там шишки, желуди, и какие-то интересные сучки с загогулинами, похожие на людей и зверей. Неизвестно как залетевшие в мачтовый сосняк желто-розовые кленовые и рябиновые листья и пёстрые пёрышки птиц…
Дождь хлынул внезапно, сразу сильно и беспощадно. И судя по обложному, беспросветно-серому, лежавшему низко, почти касаясь верхушек хмурых сосен-великанов, небу, заканчиваться в ближайшие часы он не имел ни малейшего намерения.
Заботливо припасённый папой зонт, извлеченный немедленно из-под шишек и сучков, служил лишь имитацией защиты от льющейся с неба воды, поскольку струи были косыми и то и дело меняли направление. Так что вся моя одежда и ботинки уже через несколько дождевых минут набухли и отяжелели от влаги. Зонт прикрывал лишь голову.
Самое ужасное было то, что мы успели довольно далеко путаными лесными тропами отойти от станции, и как к ней возвратиться никто, включая нашу замечательную классную руководительницу, понятия не имел. А у меня ещё и шнурок на ботинке постоянно развязывался, и приходилось останавливаться, чтобы его завязать.
Тамара Ивановна была расстроена и обескуражена больше всех и ужасно переживала, что так нас всех подставила. Она специально задержалась, чтобы встретить нашу ползущую в арьергарде группу из двух Ань, Лиды и меня
- Простите меня девочки, - сказала она – я не должна была так рисковать… Молюсь, чтобы вы все после этого не заболели.
Слово «молюсь» из учительских уст я тогда услышала в первый и, кажется, последний в жизни раз.
- Идём прямо по тропинке, - инструктировала нас Тамара Ивановна, - никуда не сворачивая, она нас обязательно куда-нибудь выведет. И старайтесь не терять нас из виду, чтобы не заблудиться… Она, хоть и преподавала украинский язык, и делала это сбольшой любовью, с нами, естественно, говорила по русски - во вне урочное время.
- Не расстраивайтесь так, Тамара Ивановна, - как могла, утешила я её. Если бы дождь не пошел, это была бы обычная лесная прогулка. А так вышло приключение. Мы его на всю жизнь запомним.
Тропинка, постоянно раскисающая вглубь, действительно постепенно расширялась и, наконец, привела нас к какому-то камышовому тыну, за которым грозно лаяла собака. Я осторожно заглянула между прутьями и громко вскрикнула: прямо под забором в грязи валялась огромная свинья. Лаять она точно не могла.
В тот же момент из окошка высунулась голова хозяйки в синей косынке.
- Где это мы? – недружным хором закричали мы ей.
- А то Терновая…
- Терновая с нами не поехала – не сообразив, что речь не идёт о фамилии, пискнула было я…
Но она меня, слава богу, не услышала.
- Отуточки по дороге обойдите – там рельсы. Вы прямо по ним дойдёте до станции. Идите отудА - на север, там вже Белгородьская электричка. Тут это вам ближе будет…
Хлюпая мокрыми до нитки ногами, мы вскоре стали шагать по деревянным шпалам, глядя под ноги, чтобы не сковырнуться ненароком. Так хотя бы не приходилось тонуть в грязи. Долго ли мы так шагали – коротко ли – часов на нас не было…
Пока вдруг не услышали грудной, чуть хрипловатый голос нашей классной:
- Смотрите, тут дом. Он, кажется, не достроен, но хоть одежду выжать сможем и газетами обмотаться. Что означало последнее выражение, я не очень поняла, поскольку обматываться газетами мне до сих пор не приходилось.
Но спрятаться хоть ненадолго от беспощадной льющейся нам на головы холодной воды казалось соблазнительным, и мы безропотно заковыляли к стоящей на пригорке постройке.
Деревянный сруб и впрямь оказался недостроенным, но уже заселенным. Там были женщина, мужчина и очень много детей. Считать мне их было неудобно, а на первый взгляд, не меньше семерых. Двое близнецов с соломенными головками ползали прямо у нас под ногами. Из мебели – одна неструганная лавка и
печка-буржуйка посреди огромной комнаты. Самовар тоже стоял в углу – прямо на полу.
Пол из досок был постелен, но ещё, видимо, не закреплён, поэтому доски скрипели, качались и легонько прогибались под ногами.
- Разувайтесь – приказала молодая хозяйка. – я вам тут одеялко постелю.
И она действительно расстелила пёстрое и широкое лоскутное одеяло прямо возле печки. Я с огромным наслаждением скинула с ног пудовые свои ботинки (при этом пришлось разорвать проклятый шнурок, завязанный на этот раз так крепко, что никакому другому решению не поддавался) и села, вытянув мокрые ноги к буржуйке...
Меня немного беспокоил вопрос: это уже Россия или ещё Украина? Но вопрос этот был совершенно лишним - ну какая разница?! И я его так и не задала.
- Кружек у вас, конечно, нет, так я вам в свои налью. Липового. От простуды это лучше всего, - сказала молодая.
Она налила из самовара чудодейственный напиток в три или четыре слегка облупленные на сгибах жестяные эмалированные кружки. Мы пили его по глоточку, обжигаясь, и передавая кружки из рук в руки. Какая там гигиена!
Тамара Ивановна тоже села, подогнув ноги на лоскутном одеяле и принялась заворачивать мальчиков в газеты. Мокрые рубашки и майки снимались. Одна, сложенная вдвое газета шла на голую спину, вторая – на грудь. Одежда отжималась в ведро и затем надевалась поверх этой политически проверенной и сухой прокладки. За сыновьями нашей классной пошли заворачиваться другие ребята из нашего класса. Девочкам тоже было предложено – газет хватило бы на всех - но мы, включив своё стыдливое ново-девичье воображение, дружно отказались.
Когда процедура была закончена, пришлось нам всем обуваться на крыльце в нашу пудовую, напрочь убитую обувь, никак не приспособленную ни для таких дорог, ни для таких погодных условий, и чавкая грязью, шкандыбать до станции. Благо она - станция - оказалась совсем близко, и обратной электрички долго ждать не пришлось…
Никто из участников этой грибной прогулки не заболел: то ли липовый чай помог, то ли включились защитные механизмы наших юных организмов, то ли молитвы Тамары Ивановны сработали…
________________________________________________________
Вспомнила я название Терновая в связи с военными сводками последнего времени. Эта оказавшаяся пограничной деревня без конца переходит от ВСУ к ВСР и обратно, и обе стороны нещадно палят по ней из всей доступной им артиллерии: «смерчами», «градами» и «ураганами»
Недавно прямым попаданием чего-то из этой эффективной техники там были убиты два старика – родители моего одноклассника доктора Вити. Их обгоревшие тела обнаружили и временно захоронили соседи. Сын из Харькова добраться к этому месту не может никак.
- Как же так?! – бессмысленно спросила я свою подружку Аню Брагинскую, уже больше двадцати лет живущую в Америке.
- Соседи говорят, они вышли из подвала, чтоб умыться и горячего чаю попить, - неожиданно стала она отвечать, на мой не предполагавший конкретного ответа вопрос. – Просто замёрзли старики долго в сыром подвале отсиживаться, ноги неметь стали...
Сегодня проблем с мобильной связью нет. Даже через океан. Если только человек по своей воле не решит, что эта связь ему больше не нужна. И тогда уж никакие технологии не помогут. Я, как могла, выразила, соболезнования столь внезапно и резко осиротевшему Вите - мы с ним до сих пор состоим в переписке. Но так и не решилась задать вопрос, чей это был боеприпас: ВСУ или ВС РФ. Да, в сущности, какое это теперь может иметь значение?
А мой одноклассник Андрюша, бывший артиллерист, живущий с 90х в Подмосковье, написал так:
- Я всегда подозревал, что за выражением: «они умерли в один день» кроется что-то не очень позитивное…
И хорошо подумав, я с ним согласилась…