Тельняшка. IV. Глава 21. Гавань девяти драконов

Игорь Шулепов
БУРСА (ЧАСТЬ IV)

ГАВАНЬ ДЕВЯТИ ДРАКОНОВ

Шестнадцать лет тому назад нога европейца в первый раз ступила на этот дикий необитаемый остров, и вот, точно ударом волшебного жезла, выросли из его камней дворцы, готические башни, сады, обхватившие роскошною, благоухающей зеленью выступающие террасы, спускаясь густыми массивами в ущелья и расплетаясь зелёными лентами по весёлым бульварам и скверам.
Выросли магистрали, фактории, флаги всевозможных наций развеваются на высоких мачтах.
На рейде… фрегаты и клиперы, суетятся… стучат своими винтами, наполняют воздух чёрными струями дыма, свистят и действуют.
Поминутно пристают лёгкие канонерки, речные пароходы с целыми домами на палубе приходят и уходят, китайские джонки везут груз на купеческие суда, между ними мелькают грандиозные… шампанки… точно плавучие рогожные возки.

Русский путешественник Алексей Вышеславцев


На горизонте показались сопки острова Гонконг и Коулонского полуострова.
Небо окрасилось в алые тона — над Гонконгом вставало солнце.
В предрассветном небе расправил серебристые крылья авиалайнер и, пройдя над пиками сопок, растаял в нежно-розовых облаках.
«Пионер Находки» заползал в лоно живописной гавани, названной в честь английской королевы Виктории.
Я стоял на шлюпочной палубе и с интересом наблюдал за происходящим вокруг.
Перед моим изумлённым взором развернулась причудливая картина: я увидел тысячи судов, стоящих на рейде, среди которых сновали джонки, морские трамвайчики, паромы на воздушных подушках и прочие экзотические корабли и кораблики. С проходящих мимо джонок меня приветствовали загорелые китайцы, для которых их утлые судёнышки, очевидно, служили не только средством к существованию, но и крышей над головой. На растянутых между мачтами и надстройками грязных верёвках сушилось бельё, а на палубе, крепко-накрепко прикованные цепями, стояли огромные чаны с лапшой и большие медные чайники. Обитатели этих «плавучих домиков» были заняты своим привычным делом и абсолютно не обращали никакого внимания на проходящие мимо пароходы.
И вдруг, о чудо, я увидел на горизонте алые паруса! Они стремительно приближались, и вот я уже отчётливо различал причудливой формы парусник, который, подобно мифическому дракону, нёсся по волнам, раздувая красные перепончатые крылья. Красный «дракон» поравнялся со мной, и я приветливо помахал ему рукой.
«Пионер Находки» приблизился вплотную к берегу, и я, словно во сне, увидел сказочный город: величественные небоскрёбы из стекла и стали, поражающие воображение своими формами. Я смотрел на это чудо света и не верил своим глазам!
Из состояния эйфории меня вывел вездесущий матрос Ершов, он панибратски хлопнул меня по плечу и крикнул мне в самое ухо:
— Слышь, студент, хватит ворон ловить! Тебя старпом на мостик зовёт!
— Зачем я ему на мостике-то нужен?
— Мы сейчас будем на бочку становиться! Меня чиф попросил срочно тебя разыскать! Говорит, мол, найди студента, пусть дует срочно на мостик!
— На какую на фиг бочку?
— Да ты глаза-то разуй, видишь, пароходов сколько на рейде стоит?
— Ну, вижу! И что с того? Мы тоже на рейд встанем?
— Да, встанем! Вон она, наша бочка! — и он указал пальцем в направлении, где, по его прикидкам, должно было находиться наше временное пристанище.
— Ладно, пойду на мостик — оттуда виднее! — согласился я.
— Учись, студент! А то будешь всю жизнь концы тягать, как наш брат матрос! — поучительно произнёс Ершов, затем привычным жестом натянул на голову каску и побрёл вразвалочку по направлению к баку.
Я поднялся на мостик и с интересом стал наблюдать за процессом приготовления к швартовке. На баке матросы под руководством боцмана расклёпывали якорь-цепь и готовили швартовные концы и выброски.
Тем временем к борту судна подошёл лоцманский катер. С нашего борта подали шторм-трап, и маленький, но очень ловкий китаец в белоснежной рубашке с сумкой, перекинутой через плечо, поднялся на борт нашего лайнера.
На палубе его встречал четвёртый помощник, который помог ему выбраться на палубу и препроводил его на мостик.
— Hello, mr. Pilot! I’m master! Give me please our mooring position! — прямо с порога изрёк капитан и указал лоцману на навигационную карту, лежащую на штурманском столе.
— Hello, mr. Captain! My name is mr. Che! Please cheсk your mooring position! — и с этими словами лоцман вытащил из своей сумки карту, на которой было обозначено место нашей стоянки. После чего он вытащил из кармана маркер, ловким движением обвёл буй с порядковым номером и указал на него капитану. Капитан внимательно посмотрел на отметку и утвердительно кивнул головой ему в ответ.
— Александр Антонович, будьте любезны, отметьте место нашей стоянки на навигационной карте! — обратился мастер к четвёртому штурману и протянул ему лоцманскую карту-схему. Четвёртый отметил место на карте, после чего сообщил пеленг и дистанцию до него. Лоцман внимательно посмотрел на точку, утвердительно кивнул и направился к столику подле иллюминатора, где специально для него был сервирован традиционный ланч в виде кофе и бутербродов с маслом и сыром.
Он самостоятельно налил себе кофе и вытащил из нагрудного кармана пачку сигарет Marlboro. Глубоко затянувшись сигаретой и выпустив дым через ноздри, словно огнедышащий дракон, он пристально уставился в иллюминатор и, отхлёбывая кофе мелкими глоточками, начал на чистом английском языке подавать команды рулевому и капитану на телеграф.
Мистер Че искусно проводил наш контейнеровоз среди скопления малых и больших судов, стоящих на рейде. Ловко лавируя между пароходами, мы наконец приблизились к нужной бочке. У бочки нас уже поджидал буксир с китайцами в ярко-оранжевых комбинезонах и касках. По команде лоцмана боцман начал травить якорь-цепь. В результате из правого клюза показалась осиротевшая якорь-цепь, которую «оранжевые» китайцы ловко подхватили баграми и аккуратно завели на бочку. Спустя некоторое время с бака доложили, что швартовка окончена. Капитан крепко пожал лоцману руку, подписал какие-то бланки, очевидно о выполнении швартовки, и четвёртый штурман отправился провожать мистера Че к трапу.
Не успел лоцманский катер отойти от борта, как к нашему пароходу подошли два огромных плашкоута, внешне напоминающие плавкраны. Однако вместо подъёмных кранов на борту плашкоутов были установлены грузовые тяжеловесные стрелы. Они весьма ловко ошвартовались к нам с обоих бортов, после чего на нашу палубу выскочили рабочие в разноцветных касках и белых перчатках. Они дружно принялись за дело — раскрепили контейнеры, которые стояли на крышках трюмов. Освобождённые от пут стальные коробки они выгружали при помощи тяжеловесных стрел на стоящий с правого борта плашкоут.
— Обрати внимание, студент, как работают китайцы! — заметил старпом. — Вот, в Восточном мы почти двое суток простояли, а здесь и суток не простоим — ночью в Шанхай снимемся!
— Не может этого быть! За один день выгрузить и загрузить пароход — это нереально!
— Ещё как реально! Впрочем, всё увидишь своими глазами!
Я спустился на главную палубу. Вахтенный Ершов передал мне свою повязку РЦЫ и умчался в каюту переодеваться. И пока я во все глаза пялился на экзотические кораблики, которые облепили наш пароход, к борту подошёл катер с властями.
Процесс оформления продолжался не более получаса. После чего власти спустились на свой морской трамвайчик, который тут же резво помчался к пароходу, ошвартовавшемуся к бочке по соседству с нами. А через пару минут у трапа собрался весь экипаж, за исключением вахты.
Забавно было наблюдать за преобразившимися членами экипажа. Их было просто не узнать!
Девушки были нарядно одеты и, очевидно, по случаю схода на берег, сделали элегантные причёски и, несмотря на тридцатипятиградусную жару, подвели глаза и накрасили губы, а вечно чумазые мотористы вымыли добела свои закопчённые лица, отскоблили руки, надели белоснежные рубашки, отчего стали похожи на грешников после чистилища. Словом, в воздухе витал запах праздника, который известен каждому моряку, который хоть раз в своей жизни сходил на иноземный берег во время рейса. Однако я оказался лишним на этом празднике жизни, а посему искренне обрадовался, когда к нашему борту подошёл рейдовый катер.
Я с сожалением посмотрел вслед уходящему катеру и, чтобы отвлечься от невесёлых мыслей, отправился понаблюдать за работой китайцев.
Выгрузка и погрузка контейнеров происходила одновременно: в плашкоут, стоящий с правого борта — контейнеры выгружали, а из плашкоута, стоящего с левого борта — контейнеры загружали.
Азиатские докеры работали слаженно и быстро — никаких перекуров и чаепитий. Лишь однажды они ненадолго прервали свой напряжённый труд — в тот самый момент, когда с плашкоута подали обед — чаны с традиционной китайской лапшой.
Во время обеда я умудрился немного поболтать с рабочими и с удивлением обнаружил, что докеры оказались весьма приветливыми парнями. Предложенную ими лапшу я есть не стал, из-за специй, которыми она была изрядно сдобрена, а вот от сигаретки Malboro не отказался. Чтобы не остаться перед ними в долгу, я вытащил из кармана пачку папирос «Беломорканал» и угостил папироской самого любознательного китайца. Было весьма забавно наблюдать за его реакцией, когда я демонстрировал, как правильно курить папиросу. Убедившись в том, что в папиросу забит «разрешённый» табак, а не «запрещённая» марихуана, мужественный китаец сделал пару затяжек, закашлялся и под бурные овации коллег затушил окурок. Пятнадцатиминутный перерыв моих друзей подошёл к концу, и на прощание мы обменялись подарками — я получил от китайцев пачку Malboro, а взамен им отдал пачку «Беломора», чему они были несказанно рады.
Отстояв у трапа свои положенные четыре часа, я сдал вахту практиканту Косте и отправился отдыхать в каюту. Вздремнув пару часов, я поднялся на палубу, чтобы посмотреть в каком состоянии находится пароход. Оценив обстановку на «выпуклый морской глаз», я пришёл к выводу, что вездесущий старпом оказался прав — при таком темпе грузовых операций мы должны будем покинуть Гонконг сегодняшней ночью.
Меж тем над городом спустились вечерние сумерки, я поднялся на мостик, вынул из ящика штурманского стола бинокль и принялся с любопытством разглядывать ночной Гонконг.
Тысячи неоновых огней осветили город, который стал похож на новогоднюю ёлку, украшенную серпантином, мишурой и разноцветными гирляндами. Отчего мне на мгновение показалось, что я стал свидетелем волшебства, в которое тайком верил.
И вот оно вдруг случилось — я созерцаю сказку, но не могу к ней прикоснуться. Словно кто-то большой и могущественный дал мне на мгновение посмотреть в свой калейдоскоп. Я смотрел в него и не мог оторвать глаз.
Где-то там, среди волшебных огней гуляла капитанская дочка, где-то там, среди небоскрёбов бродил Ершов, где-то там, среди парковок и светофоров уверенно шагал старпом…
Неизвестно сколько я так простоял бы с биноклем на мостике, любуясь огнями ночного города, если бы не услышал протяжную сирену рейдового катера, который подходил к нашему борту. Судовые часы пробили ровно двенадцать, и золотая карета превратилась в тыкву!