БУРСА (ЧАСТЬ IV)
БУРСАКИ И МОРЕ
Утро началось с построения личного состава роты перед усадьбой Воробьёва.
Командир роты майор Гамолин был с утра в приподнятом настроении. Ещё бы, ведь вчера вечером он познакомился с местным командиром танкового батальона, который тоже был в звании майора, и они быстро нашли общий язык! Танкист приехал на «Урале» и привёз с собой угощение — бутыль самогона. Пили до утра со всем вытекающими отсюда последствиями!
Когда старшина построил роту, Гамолин произнёс речь, которая поразила присутствующих небывалым доселе красноречием майора.
— Товарищи курсанты, нах! Напоминаю вам, что помимо вас на территории базы проживают отдыхающие — преподаватели и сотрудники нашего славного училища. Вчера я стал свидетелем, нах, как курсант Якименко, купаясь в море, во всеуслышание выражал свой восторг, нах, нецензурной бранью! А между прочим, на берегу в этот момент находились женщины… Что они могут подумать про курсанта ДВВИМУ?
— Товарищ майор, там же не женщины были, а девушки! — выкрикнул из строя Малой.
— Якименко, я вам, нах, слова не давал! Я лично слышал, как вы, вылезая из воды, прокричали на всё побережье: «Как же мне хорошо, еб@но в рот»!
Виталик опустил глаза. Он всем своим видом выражал искреннее раскаяние, но в глубине души явно посмеивался над майором.
— Что, Якименко, стыдно?! Вам я объявляю два наряда вне очереди на камбуз! А весь личный состав предупреждаю, что тот, кто произнесёт хоть ещё одно матерное слово, будет наказан, нах!
И тут мы не выдержали! Нужно сказать, что хохотали мы от души, не обращая никакого внимания на майора.
Гамолина этот факт серьёзно смутил, но поскольку он был с похмелья и у него жутко раскалывалась голова, то он, очевидно предвкушая сегодняшний приезд своего новоиспечённого друга — танкиста, скомандовал:
— Вольно, разойдись! Старшина, разведите личный состав, пусть занимаются по распорядку! — а потом совсем тихо добавил: — Ясенков, я сегодня вечером буду отсутствовать, проведёте вечернюю поверку без меня, а завтра утром мне доложите!
Старшина молча кивнул и скомандовал:
— Вольно, разойдись!
И мы отправились завтракать.
Что за чудо были эти завтраки, а также обеды и ужины в Сидими!
За годы обучения в училищах я и не мог даже помыслить, что курсантов так могут много и вкусно кормить, да ещё и в полевых условиях!
Конечно, никаких изысков в нашем меню не было, но с нами был замечательный училищный повар. Поваром был мужчина, и звали его Павлом.
С первого дня пребывания на базе в Сидими он попросил нас называть его по имени. Так и сказал, мол, называйте меня просто — Паша.
Ну, Паша так Паша! Правда, Паше было уже далеко за тридцать, но этот факт не смущал ни его, ни нас.
Дело в том, что в нашей училищной столовой, а вернее на камбузе (кухне), работали в основном женщины, которые были настоящими «профессионалками». Их профессионализм заключался в том, что из привозимых поставщиками мясных туш мякоть удивительным образом испарялась, а в дело шли кости. Кости тщательно вываривались в огромных котлах, и в результате полученный бульон шёл на приготовление первых блюд, а кости — на приготовление вторых.
Оно и правильно, зачем курсанту жирная пища? От неё только один вред — холестерин и прочие неприятности! Оттого среди личного состава училища практически невозможно было отыскать полного курсанта. Примером тому служил наш здоровяк Эдичка, который вечно недоедал, хотя и исправно вкушал положенную ему двойную порцию. Словом, снабжение продуктами было отменным, однако на выходе в столовой мы получали «вкусную и здоровую пищу» без лишних жиров, белков и углеводов, которые, вероятно, оседали в организмах наших предприимчивых поваров и их родственников!
Что же касается Паши, то он был единственным мужчиной в этом царстве «вечно сытых тёток» в поварских белых колпаках. Возможно, именно поэтому его и отправили вместе с нами в Сидими. Мол, езжай, Паша, корми курсантиков! Вот Паша и кормил, что называется «на убой», за что ему низкий поклон!
Основательно подкрепившись за завтраком, мы уселись на завалинке барака, закурили и стали невольными зрителями отечественного сериала под названием «Два танкиста — два весёлых друга»!
Действие сериала происходило прямо на глазах у изумлённых зрителей.
Ровно в 9:30 со страшным рёвом на территорию базы на всех парах влетел мотоцикл с коляской «Урал», которым лихо управлял тот самый майор, который был одет в чёрный комбез и танкистский шлем. Осадив своего трёхколёсного друга возле командирского домика, он трижды нажал на кнопку клаксона, и словно по команде из домика выскочил взъерошенный Гамолин. Делая вид, что он не замечает наших пристальных взглядов, майор морской пехоты уселся в коляску майора-танкиста, надел танкистский шлем, и «Урал», сделав резкий разворот, понёсся аки конь по полям, оставляя за собой огромный столб пыли.
— Пропал майор, нах… — многозначительно произнёс Малой.
— Опять нажрётся… — задумчиво добавил Эдичка.
— А нам-то что, пусть бухает, баба с возу — кобыле легче! — закончил я.
Однако не прошло и пяти минут с отъезда майоров, как за дело принялся дядя Миша.
— Так, старшина, почему курсанты до сих пор на берегу? — послышался зловещий голос Каргина.
— Так ведь только завтракать закончили, товарищ начальник практики! — попытался оправдаться Ясенков.
— Та-ак, завтракать, говоришь! Слушай распорядок дня! До обеда будем отрабатывать технику гребли на ялах, после обеда — практические занятия под парусами! Вопросы есть?
Вопросов у нас, как всегда, не было.
— Ежели вопросов нет, то экипажам занять свои места в ялах, да поживее! — гаркнул Каргин и первым устремился в сторону шлюпочной стоянки.
Доводилось ли вам хоть раз в жизни ходить на шлюпке по морю? Именно по морю, а не по речке или по озеру? Если нет, то вы многое потеряли!
В особенности, когда море не спит, а бодрствует. То есть когда на море появляются волны, и не просто волны, а волны с такими белыми барашками! Вы сидите на банке (скамейке) в яле, упёршись ногами в палубу, и усердно налегаете на вёсла. При этом вёсла жалобно скрипят, словно несмазанная телега, а ял подбрасывает на волнах так, что аж дух захватывает, и солёные морские брызги летят вам прямо в лицо. Ял непременно нужно держать «носом на волну», в противном случае его может развернуть лагом (бортом) к волне, и он перевернётся!
И вы гребёте, гребёте и гребёте! И когда вы чувствуете, что сил грести больше нет и солёные брызги перемешиваются с солёным потом в ваших глазах, вдруг, совершенно неожиданно, появляется второе дыхание! И вам становится легко! И вы вкладываете всю силу, которая есть в ваших мышцах в гребок, и, сжимая зубы, вторите рулевому — ря-яз-два-а, ря-яз-два! И ял летит над водой, словно летучий голландец!
Кстати говоря, ял — замечательное изобретение голландцев. Ведь ял — это не просто шлюпка, а шлюпка, которая легко трансформируется из гребной шлюпки в парусный бот. Управлять ялом под парусом одно удовольствие, особенно когда свежий морской ветер наполняет паруса, и ял скользит, слегка накренившись, по волнам. А вы, подобно древним мореплавателям — викингам, подчиняя себе волю волн и ветра, мчитесь навстречу неведомым горизонтам!
Именно так и проходила наша шлюпочная практика — до обеда на вёслах, после обеда — под парусами. Каждый божий день мы просыпались, делали утреннюю зарядку, завтракали и выходили на ялах в море, потом обедали и вновь выходили на ялах в море, но уже под парусами. Следили за нами дядя Миша и старшина, поскольку своего командира мы видели крайне редко. Каждый вечер майор-танкист привозил Гамолина в бессознательном состоянии в люльке своего «Урала» и молча выгружал его, словно мешок с мукой, возле командирского домика. После чего танкист уезжал, а утром возвращался вновь.
По выходным свободных от нарядов и вахт дядя Миша отпускал в увольнение. Поскольку в посёлке было нечего делать, да и ходить туда было опасно, то мы ездили по очереди в город.
Добирались до города на теплоходе, который шёл из Славянки и по пути заходил за пассажирами в Безверхово.
В один из таких дней, возвращаясь из увольнения, Эдичка привёз из города целый 25-литровый анкерок с пивом.
Решение привезти пиво в анкерке было неслучайным, ибо анкерок — это такой специальный бочонок для пресной воды, который хранится в шлюпке.
Дабы бдительный дядя Миша не смог нас заподозрить в хранении и употреблении культового курсантского напитка, анкерок был до поры до времени надёжно укрыт в одном из домиков, после чего со всеми необходимыми мерами предосторожности перенесён и погружен в ял.
Для распития пива оставалось только выбрать день, причём оттягивать сие мероприятие не представлялось возможным, поскольку пиво могло просто-напросто прокиснуть. Однако на сей раз нам повезло, и ждать пришлось совсем недолго.
Буквально на следующий день, после того как мы спрятали анкерок в яле, выдался погожий денёк, идеально подходящий для осуществления задуманного.
День был ясный, а главное — ветреный. Ветер был умеренный, то есть самый подходящий для плавания под парусом. По правилам, выходить в море без тренера категорически запрещалось, без особого на то распоряжения начальника практики.
Но, поскольку дядя Миша уехал в город на пару дней для решения каких-то важных вопросов, временно исполняющим обязанности начальника лагеря был назначен тренер нашего яла.
В этот день он был чрезвычайно занят в лагере, а посему, назначив вместо себя Эдичку, отправил нас в море, предварительно проинструктировав.
Дабы укрыться подальше от преподавательских глаз, мы испросили разрешения у тренера отправиться в бухту Нарва. Разрешение было получено, но при условии, что к назначенному времени мы должны будем вернуться на базу.
Отправиться в Нарву мы решили после обеда. Поскольку расстояние от базы до бухты было весьма приличным, то решено было идти туда под парусами.
Плотно отобедав, мы демонстративно натянули на себя спасательные жилеты и отправились на шлюпочную стоянку. Спустив ял на воду, мы отошли от берега на вёслах, подняли паруса и отправились в плавание.
Ял плавно скользил по морской глади, подгоняемый попутным ветром. Над нашими головами кружились чайки, что-то выкрикивая нам на своём птичьем языке, и нещадно палило солнце, обжигая кожу на лице и на руках.
«Скорее бы добраться до берега, окунуться в прохладную воду и выпить холодного пива!» — думал я, глядя на пузатый анкерок, который лежал прямо передо мной.
Маневрируя галсами по ветру, чтобы не наскочить на песчаную косу, которая перегородила нам путь, мы аккуратно подошли почти к самому берегу бухты, убрали паруса и уткнулись носом в песок. Подобно конкистадорам, мы сошли на берег и выбрали место для будущего пира среди причудливого вида камней.
Стояла ужасная жара, а посему алюминиевый анкерок прилично нагрелся на солнце.
— Пацаны, пиво надо охладить! — предложил Эдичка. — Давайте его смайнаем за борт и привяжем кончиком к ялу — пусть охлаждается!
На время об анкерке все забыли. Кто-то из ребят прихватил с собой из лагеря волейбольный мяч, и мы дружно кинулись в воду и стали играть в водное поло.
Первым пену на воде заметил Эдичка.
— Пацаны, а чё за пена возле яла? — выкрикнул он, привлекая наше внимание.
И до меня вдруг дошла мысль, которая обожгла мозг — АНКЕРОК!!!
— Мужики, анкерок, анкерок! Тащите скорее анкерок из воды! — заорал я во весь голос.
Эдичка бросился к верёвке, выдернул анкерок из воды и вытащил его на берег.
Затем он открыл крышку и сделал глоток. Казалось, что наш грозный Эдичка вот-вот расплачется. Видели бы вы его лицо в тот момент!
— Морская вода вперемешку с пивом! — прорычал Эдичка. — Бл@ть! 25 литров пива и всё в жопу!
— Не в жопу, а в воду! — попытался пошутить ДВ.
— А ты у меня ещё поумничай! — проревел Эдичка, грозно глядя на Бохана.
— Да ладно, Эдик! Мне самому обидно, реально его пить нельзя?
— А ты возьми да попробуй!
— Да чего там пробовать, и так всё ясно… Попили пивка…
Настроение было безнадёжно испорчено. С последними почестями коктейль из жигулёвского и морской воды был предан морю.
Делать было нечего, и мы решили заблаговременно вернуться в лагерь.
На обратном переходе на борту яла царило скорбное молчание. Экипаж скорбел о безвременно ушедшем жигулёвском.
Ещё издали, на подходе к стоянке, мы разглядели языки пламени и чёрный дым, который стелился над нашей морской базой. Когда ял уткнулся носом в берег, вахтенный побежал нам навстречу, размахивая руками, и прокричал:
— Скорее в лагерь! Пожар, пожар на базе!
Мы впопыхах вытолкнули ял на песок и побежали к лагерю.
Пламя валило из домика, где жили отдыхающие! Возле домика суетился камбузный наряд с вёдрами. Они выливали воду из вёдер, сбивая пламя. А когда мы подбежали к горящему домику, пламя уже исчезло, а вместо него изнутри валил чёрный дым, который окутывал густой пеленой весь периметр лагеря.
Неожиданно, словно огнедышащий дракон, из дыма возник дядя Миша, который, очевидно, вернулся из города на вечернем катере.
— Х@ле вы встали, как истуканы! Тащите воду и заливайте огонь! — прокричал он нам и кинулся к ближайшему домику. И надо же такому случиться, что в этом самом домике мирно дремал Виталик Якименко, который был дежурным по камбузу.
Каргин ворвался в домик и увидел спящего на шконке Малого. Возмущению дяди Миши не было предела, и он во всю глотку заорал:
— Какого х@я спим? Встать!
Виталик открыл один глаз, спросонок посмотрел на Каргина, потом перевернулся на правый бок и произнёс:
— Пошёл на х@й!
От неожиданности дядя Миша потерял дар речи, потом подскочил к Малому и дал ему хорошую затрещину, отчего Виталик слетел со шконки и с непонимающим видом уставился на Каргина.
— Ну, Якименко, практику на ледоколе я тебе гарантирую! — крикнул дядя Миша напоследок Малому и выскочил из домика.
Меж тем пожар был локализован. Последствия пожара оказались не столь значительными — обгорела тумбочка, на которой, очевидно, и стоял злополучный стакан с кипятильником, а обитатели лагеря, курсанты и отдыхающие, порядком посудачив о пожаре, вновь вернулись к привычной жизни.
Фото из архива выпускников ДВВИМУ.