Камрань. Глава 9. На току

Николай Анатольевич Пименов
- Маркелов, ну что ты все скачешь, как та коза. Ну ка постой…, погоди… – главный агроном тормознул бежавшего мимо Генку.

- Павел Семенович, да я на ток собрался. Нужно посмотреть как зерно гуртуют, температуру нужно проверить чтобы не загорелось. Ищу перекладные чтобы быстрее добраться. А что случилось?

– Геннадий Николаевич, нужно срочно ехать к соседям, в «Сергеевский», посмотреть загруженность сушилок на месте. Они что-то о большом перегрузе калякают и наше зерно не хотят принимать. Подковерные игры устроили, понимаешь ли…
- В райком жаловаться как-то не очень это…, сам знаешь, чем обернуться может...  А с другой стороны, не в соседний же район зерно возить, задачу понял?

- Я то понял, но …, Павел Семенович, а может мне можно… - замялся Гена и с надеждой посмотрел на машину главного агронома.

- Нет, нет, - замахал руками Павел Семенович – ты на мою «чаечку» даже не зарься... Ты молодой, давай-ка ехай на перекладных. Я что, из-за тебя должен пешком ходить, при моей то должности? Постой! Да ты, говорят, вроде мотоцикл себе купил. Вот давай, на нем и дуй во всю железку.

- Да нет его уже…. Украли, вчера ночью… Заявление в милицию пришлось писать.

- Да-а, дела – Павел Семенович почесал затылок – И сколько же ты на нем поездил?

- Чуть больше недели…, даже обкатать не успел…

- Ну ты парень не кручинься, милиция она у нас знаешь какая, ого-го… Нас бережет, во всем помогает... Так что не кручинься значит, найдут.

И, Павел Семенович, добрая душа, уже было, все же собрался отдать Генке машину, как вдруг с облегчением вздохнул и кивнул в сторону конторы:

 – Вон Ген, смотри, сейчас Тарасюк собирается в Сергеевку, садись к нему. И давай там, все внимательно разузнай и расспроси, а вечером на планерке доложишь.

В кабине машины, кроме водителя, уже сидел механизатор Григорий Рогожкин.

- О, начальник! – поприветствовал он Генку – Давай к Саньку садись, а я с краю сяду, мне на Черниговском повороте выходить. Ничего, в тесноте как говорится, да не в обиде. А я вот подшипники везу. Трактор на Черниговском у меня стоит – и помолчав, понес в карьер:

 – Ну никакого порядка в этом совхозе, сплошной бардак. Это что, моя работа за запчастями бегать? Когда нужно, ни тебе бригадира, ни механика, никого нет. Все сам да сам, а они за что зарплаты лопатами отгребают?

С этим трактористом у Маркелова была своя история. По весне он обходил спаханные загоны и обратил внимание на то, что углы и концы поля не обработаны. Гена, конечно, указал на это Григорию. Тот взорвался и обругал его последними словами, мол, что ты сопляк понимаешь в жизни, без году неделю агрономишь, а туда же с указаниями.

Более того, судя по поведению, Рогожкин закусил удила и впредь не собирался подчиняться молодому агроному. Он стал вести себя демонстративно вызывающе, и ни на какие замечания и указания не реагировал. Генка был в отчаянии. Механизатор становился неуправляемым.

Однажды, когда Генка сидел и обдумывал сложившуюся ситуацию, к нему подсел старый механизатор Александр Васильевич Пятко.

-Что не весел командир?

-Да так…, пытаюсь понять и сообразить…
-
-Ты по поводу Рогожкина что-ли? – угадал старый механизатор.

- Да дядь Саш – вздохнув, ответил Генка и почему-то вдруг все ему рассказал.
Александр Васильевич возмутился:

- Да за такую работу ты ему что, задницу что ли целовать должен. Не надо за ним бегать и уговаривать.

- Ты парень, должен четко сам для себя понять и решить. Он прав или нет? А здесь, видно же, что виноват и не прав – это же факт. Так накажи его рублем. И все станет на свои места, никто тебе и слова не скажет. Люди не такие глупые, поймут.

- Ну вот, представь себе, что все так будут пахать. Да от наших полей уже завтра ничего не останется. Все под сорняки уйдет и лесом зарастет.

- А с другой стороны.  Почему мы все должны напрягаться и делать работу как положено по агротехнике, а он будет дурака валять и денежки получать?

- Это же не честные, не заработанные деньги. Качество пахоты ты закрываешь? Ты. Если человек на словах не понимает, поставь ему за качество пахоты в Акт приемки работы, неуд. И он обязан будет перепахать и обработать концы. А когда увидит, что и зарплату понизили, сразу станет как шелковый. Вот увидишь.

Гена не спал всю ночь, переживал сильно, это правда. С одной стороны, и жалко было человека, ведь все-таки основную работу он сделал. Поставить неудовлетворительную оценку за качество работы, это означало оставить человека без части зарплаты.

С другой стороны, он больше всего боялся, что механизаторы не поймут его, и дружно осудят. А нести на себе осуждение коллектива в деревне — это тяжелое, даже можно сказать непосильное бремя. Но наутро, закрывая механизаторам качество за вспашку, он, чуть-ли не силком, заставил себя поставить неудовлетворительно Рогожкину.

Это был, наверное, первый и единственный случай в совхозе, когда за качество ставили неудовлетворительную оценку. Рогожкин поднял такой шум и вой, учинил такой скандал, что маленькая конторка гремела и сотрясалась.

Но когда ему предложили создать комиссию и, принять качество вспаханного поля комиссионно, вдруг затих, и, смачно обругав всю агрономическую службу и конкретно сопляка недоучку агронома, выскочил из конторы. Указания агронома Маркелова он все же выполнил, и выполнил на отлично.

И вот что интересно, механизаторы после этого случая, как-то зауважали своего молодого агронома. Правда была на стороне Геннадия Николаевича, и, с его стороны, это был достаточно мужской поступок.

В дальнейшем отношения с Рогожкиным вроде бы нормализовались, но Генка знал, что при удобном случае тот не упустит возможности его боднуть или подставить.

 И сейчас, слушая его обвинительный монолог, Генка понимал, что это камень и в его огород. А мысль здесь очень простая – все начальники плохие, а специалистов толковых так вообще нет.

Спорить не хотелось, тем более что доля правды в словах Рогожкина все-же была. Поэтому Маркелов, для поддержки разговора, лишь сочувственно поддакивал ему, а когда тот поутих, обратился к Тарасюку:

- Сань, а ты зачем в Сергеевку едешь?

- Да там понимаешь, Надька у них в бухгалтерии засела, бумагами завалилась, отчетами разными.

- А что ей в нашей бухгалтерии не сидится?

- Да ее главбухша, как бы на проверку отправила… Дебет-кредит уже второй день считает, сверка называется.

-Ну и как сверили? –улыбнулся Генка.

- Ну…, не совсем…. Сегодня может и попробуем кое-что сверить – озорно сверкнул глазами Сашка.

– Вчера вот, ехали, так я вправо подворачиваю, подворачиваю, а затем резко на-а-а, - влево, а она «ах», и ко мне на плечо. А я ей с понтом говорю, видишь, мол Надюха, колдобины тут какие, так что держаться надо. А потом газовал, газовал и еще раз, на, - влево, а Надюха хлоп опять ко мне. Всю дорогу так, играли - класс.

- Слушай, Саш, а ты не врешь? Ты прям как Санька Мороз, он один в один про Наташку мне такую картинку рассказывал.

- Хе, да врет он все! Наташка тоже ко мне клеится, будет она с ним на молоковозе кататься.

- Вам молодым только по девкам играться – в сердцах сказал Рогожкин, весь в тяжелых мрачных думах о несправедливости жизни.

- Да ладно тебе дядя – вернул его на землю Тарасюк – а то ты сам по молодости святой был. Как будто по девкам не бегал...

- Слышь Ген, хошь анекдот? Вчера услышал, дарю – Санька озорно улыбнулся:

— Значит приходит к мужику его карефан. Сели на кухне, достали закуску, пузырек, выпивают. Выпили, отдышались, и вдруг в полной тишине, за стенкой, слышно женский голос кричит. Карефан спрашивает у хозяина:
 – Слышь Вась, а кто это этот так у соседей кричит. Да это Надька, соседка наша.
- А что рожает что ли? - Да нет, беременеет.

Анекдоты от Тарасюка пошли один за другим. Рассказывать он был мастер. Единственное, что он просил, так это тему. Рогожкин в основном почему-то просил анекдоты из серии вернулся муж из командировки.

- Значица это ми, пиджаки – смеялся Рогожкин, выгружаясь на Черновском повороте у своего трактора, который сиротливо стоял в канаве, завалившись на правый бок.

– Ну, Геннадий Николаевич, счастливой дороги, бывайте и про нас не забывайте…

- И ты дядя давай, бывай, не кашляй – озорно сверкнул глазами Тарасюк и помчался в Сергеевку как на пожар, оставляя после себя клубы серой пыли.

 На ток влетели, бабы врассыпную. Высаживая Генку у сторожки, Тарасюк наскоро пообещал, что при возможности захватит его обратно, лихо развернулся и умчался за своей Надюхой.

На току работа кипела почти в авральном режиме – пошел большой урожай. В суматохе, шуме, жаркой пыли и толчее, Генка с трудом нашел агронома. Тот был на крайнем складе, куда завозили и засыпали уже очищенное и просушенное зерно.

Рабочие регулировали разгрузку, женщины гуртовали. Агроном стоял с заведующим током, крепким, еще дедком и, перекрикивая шум, что-то тому объяснял.

Поздоровавшись с ними, Маркелов объяснил причину своего приезда. Те недоуменно переглянулись и, не сговариваясь, дружно обрушили на парня то, что у них видимо накипело.

У них де своих дел по горло, они, мол, сами задыхаются, не успевают перерабатывать, так мол, еще с Вашим зерном приходится кувыркаться. Понятно, что райком приказал принять соседей, понятно, что приказы надо выполнять, а то, что у них у самих перегруз, да еще и техника постоянно ломается, никого выходит это не волнует.

Внутренне, конечно, Генка их понимал. Он знал, что эти люди ругаются не по злобе, они за свое дело переживают. Их же тоже понять можно, у всех свои задачи: агроному вовремя и в нужном количестве заложить семена, заведующему током принять весь урожай и рационально заполнить все складские помещения.

Пошуметь они, конечно, пошумели, но все же Геннадию позволили осмотреть весь технологический процесс. Пришлось изрядно попотеть, пройдя через сушилки, веялки, весовую, подъездные пути, складские помещения. Затем, в комнатушке заведующего током, Генка все старательно записывал в блокнот.

- Дотошный ты парень – отдуваясь, произнес дед – сразу видать школа Пал Семеныча. Я с ним хлопче вще при колхозах работал, а руководствовал нами тада, ныне покойный председатель наш, Петро Москаленко.

- Ох, и въедливый мужик был, скажу тебе. Тада ж машин былось мало, больше гужевым обходились, то лошадей запряжем, а то бывало и быков.

- И вот скажу тоби, ни одну телегу не выпустит в поле, пока не проверит, смазаны ли колеса салидолом.

- И не приведи Господь, если не смазаны, сразу трудодень сымал. Сразу - и дед со значительным видом выставил указательный палец.

- Так-то вот… - помолчал, нетерпеливо посмотрел, как Генка что-то старательно записывает, а затем стал делать агроному тайные намекающие знаки.

Агроном, вначале незаметно показывал деду, мол, терпение, однако, затем тоже не выдержал:

- Ну что, коллега, как агроном агроному, водку будем пьянствовать? Закуска есть…

- Нет, извините, мне еще в контору добраться надо, начальству докладываться, да и потом…, я по утрам бегаю. В общем не пью я.

- Ну, дело значица хозяйское – по стариковски мелко засуетился заведующий током, –  хозяйское, ну, а мы значица, тово, по маленькой. С устатку так сказать, по маленькой…

На скособоченном столе, изрезанном, исписанном и уже почерневшим от старости расстелили газету «Таежногорские зори» с портретами передовиков производства, интервью доярок и механизаторов, призывами выполнить пятилетку досрочно и всем встать на трудовую вахту по качественному сбору нового урожая.

Затем появились соль, жареная курица, сочные крупные помидоры, зеленые стрелки лука, черный хлеб и банка малосольных огурцов. Наконец дед с любовью достал из под наваленных пустых мешков холодную запотевшую бутылку водки и передал ее агроному. Тот одобряюще крякнул, раскупорил и уверенно разлил по стаканам.

- Ты смотри как у них все отработано – подумалось Генке, - правда непонятно почему водка была холодной, под мешками так не охладишь. Затем немного подумав Гена решил, что водку, деду, видимо привезли прямо из холодильника, и может даже не безвозмездно.

Мужики выпили, как-то одновременно удовлетворенно крякнули, занюхали  черным хлебом и закусили ароматным хрустящим малосольным огурчиком. У Маркелова от таких запахов даже слюнки потекли. Он немного помедлил и все же решился и попросил угостить его огурчиком с хлебом.

- Та ради Бога, сынку – хлебосольно откликнулся дед. - У нас тут вишь огурцов цела банка, на всех хватит, и в дорогу можем дати.

- А домой, ты можешь с рыжим добраться - успокоил агроном - видишь того, который к веялкам идет – и показал на высокого крепкого кудрявого парня. – Это Женька Савохин, механик отделения, он сегодня как раз вроде в район собирался, через твое село напрямки и поедет…. Женька у нас личность известная – улыбнулся агроном – гулена еще тот, в каждом селе по девке, да и в районе говорят, краля у него. Библиотекарша какая-то.

- Озорник он – поддакнул дед – озорник и срамник. Сколько девок ужо от него плачет, одному Богу известно.

У Генки сердце вдруг екнуло и упало, и стало ему больно, больно. Ему показалось, что он сейчас умрет.

- Так то оно так, - продолжал ничего не заметивший агроном - да вот говорят эта девица, из района, крепко его подцепила.

- Прям поедом и зацепила – подтвердил дед – сохнет прям, все говорят, сохнет.

- Он-то сохнет, да она от ворот поворот. Вот выбрал же себе городскую, своих что-ли мало? Вон глянь-ка во двор, смотри, какие красавицы по току гуляют.

- Так они ведь тоже городские – с трудом поддержал разговор Маркелов – командированные с завода.

- Да какие они городские, - вздохнул отчего-то агроном - все наши, здесь повырастали и в город подались за красивой жизнью.

Гена распрощался с хозяевами, еще раз заверил, что все обстоятельно и правдиво доложит Павлу Семеновичу, и вышел из дедовой конторки.
 
В это обеденное время солнце было еще горячим, слепило глаза и заливало ток жарким обжигающим воздухом. Но вот завихрился в зерновой пыли озорной ветерок, и потянуло осенним холодком. Через час другой лягут длинные темные тени и станет уже совсем прохладно.

И сейчас надо торопиться обрабатывать поступившее на ток зерно, потому что такие перепады температуры могут его погубить. А его, этого зерна вон сколько, буквально все завалено, а машины все прибывают и прибывают. Урожай в этом году действительно хороший и ведь хозяева правы – они и со своим-то зерном с трудом справлялись.

Маркелов огляделся и поискал глазами Рыжего. Ему хотелось найти и убить его, разорвать, четвертовать, стереть в порошок. Но тот, как в воду канул, и Генка как в тумане, уже ничего не соображая пошел было его искать.

Не успел он пройти и десяток шагов, как сзади раздались оглушительные развеселые сигналы, визг тормозов и перед Генкой нарисовался предовольный Тарасюк.  В кабине машины сидела улыбающаяся Надюха.

Судя по их влажным волосам, они видимо все-таки съездили на речку. Озорники, ох озорники!