Сад, в котором всегда светит солнце

Елизавета Герасимова 3
В третьем классе мне пришлось нелегко. Ровесники обходили меня, приезжую из маленькой, неизвестной страны, стороной. Учительница постоянно  придиралась. И только Карина Рябинина на первой же перемене подошла ко мне и предложила дружить.

Карина поразила меня с первого взгляда. Она была самой худой и маленькой в классе. Густейшие золотистые волосы доходили ей до талии. Бледность и тёмные круги под глазами придавали Карине  что-то загадочное, хрупкое, нездешнее.

Вскоре я стала бывать у Карины в гостях. Её мама Елена Олеговна всегда ласково улыбалась мне и чем-нибудь угощала. Познакомилась я и с Ксюшей, младшей сестрой Карины, черноволосой малышкой лет четырёх или пяти. Ксюша  не умела разговаривать, и родители возили её к врачу на другой конец города. В отличие от наших ровесников, Карина буквально боготворила  мать. Всегда охотно помогала ей по дому, ходила в магазин. Елена Олеговна и её муж Вениамин Антонович были владельцами первого и на тот момент единственного частного медицинского центра в нашем городке.


- Сегодня мама приезжает. На автобусе, - как-то сказала Карина. - Заберу Ксюшу из садика, и мы с ней пойдём на вокзал. Хочешь с нами?

Я согласилась. Мы долго шли по дымчатым улицам мимо сумрачных девятиэтажек, разноцветных киосков и желто-красных остановок.    Голубое апрельское небо дремало в лужах талой воды, солнечные зайчики играли в догонялки...

- А разве  Елена Олеговна куда-то уезжала?

Но Карина проигнорировала мой вопрос. Забрав Ксюшу из обители пригоревших сырников, потасканных игрушек и давно не крашеных лесенок, мы отправились на вокзал. Подъехал красно-белый автобус, из него вышли смеющиеся студентки   с длинными волосами, мрачные парни, печальные старушки и усталые матери с детьми.

- Нет, мамы здесь нет, - Карина нахмурилась и взяла Ксюшу за руку. - Подождём другого автобуса.


- Карина, ты опять? Сколько же тебе твердить: не приедет она!

Мы синхронно обернулись и встретились взглядом с Еленой Олеговной. Выглядела она расстроенной, каштановые волосы растрепались. "Почему же она пришла из города, а не со стороны автобусов? - мысленно удивилась я. - И кто  не приедет?"

- А я говорю  приедет! Она выйдет из другого автобуса, вот увидите, - Карина чуть не плакала.

"Почему Карина  стала называть свою маму на вы?" - размышляла я. В конце концов после длительных слёз и  уговоров Елене Олеговне удалось увести Карину с вокзала. Ксюша тоненько, на одной ноте плакала.


***

На следующий день Елена Олеговна заглянула к нам в гости.

- Карина увела вашу девочку на вокзал. Так неудобно, - бормотала она.- Простите нас. Она всё не может забыть... Девочки ведь... Они... неродные мне. Приёмные.  Это дочери моей соседки. Она сейчас в тюрьме.  Карина  ждёт свою маму и иногда ходит встречать её на вокзал. Да и Ксюша что-то чувствует даром, что маленькая совсем.



И Елена Олеговна поведала моим родителям удивительную  историю. Я делала вид, что учу уроки, а на самом деле внимательно прислушивалась. Перед глазами у меня вставали мрачные комнатушки, полные грязи, порока и сигаретного дыма. Я как будто воочию увидела издёрганную женщину, мечтающую накопить на нормальное жильё и вздрагивающую от каждого шороха. Представились мне  и потерянные молодые люди, уснувшая навсегда девушка. Я услышала детский плач, похожий на писк замерзающего котёнка, увидела жуткий ожог.


Июль тысяча девятьсот девяносто восьмого года


Жаркий летний день медленно и немного манерно угасал, лёжа на шёлковой простыне цвета спелой вишни. Краски меркли, и удлинялись тени. "Я самый несчастный человек на земле. Самый-самый", - от этой  печальной музыки чёрных, набивших оскомину мыслей кололо в груди, а на глаза наворачивались слёзы. Чемодан с двумя ручками казался неподъёмным.

За последние два года жизнь Елены превратилась в ад.  Как-то в январский снежинный, звонкий день   она вместе с десятилетним сыном Славкой пошла в гости к подруге. Ели торт со сливками цвета первого снега. После Славка  смотрел  диснеевский мультсериал, а они с подругой пили кофе, говорили о детях и мужьях. За окном танцевали крупные, белые снежинки.

  На обратном пути Елена замешкалась, никак не застёгивалась молния на сапоге. Нетерпеливый Славик  выбежал в подъезд, вызвал лифт и... Елена так никогда и не узнала, почему дверцы открылись, а пол остался далеко внизу. Но как бы там ни было Славик свалился в шахту с восьмого этажа. Умер до приезда спасателей и врачей. Муж обвинил во всём Елену и бросил её.

Потом не стало мамы. Хитрая беспринципная сестра Катя разменяла доставшуюся по наследству квартиру. Переехала в просторную "двушку", а Елену выселила в комнатушку гостиничного типа.

- У меня муж любит смотреть телевизор, а моему сыну Сашке надо уроки учить. Ему жизненно необходим свой уголок. Ты же теперь одна. И на восьми метрах проживёшь, - рассудила Катя.

И вот теперь Елене предстояло поселиться в крохотной комнатке, похожей на тюремную камеру. Обходиться  без газа и горячей воды.  "Да ещё и жить среди всякого сброда. Там же одни преступники, пьяницы и... чёрт  знает кто. Того и гляди дом подожгут или ограбят. Или вообще убьют. Впрочем, может быть, это и к лучшему. Что я без Славика?" - Елена тяжело вздохнула.

- Тётенька, вам же тяжело. Давайте помогу, - в розоватом свете засыпающего солнца Елена с трудом разглядела крохотную фигурку. Не спросив разрешения, малышка схватилась за ручку чемодана. Нести стало, и правда, легче.

- Меня Карина зовут. Мне сегодня семь лет исполнилось. Мама сказала, - щебетала девчушка.

- Здорово. Тебе, наверное, день рождения отмечали. С играми, подарками, друзьями и большим-пребольшим тортом, - Елена грустно улыбнулась, вспомнив последний, десятый день рождения сына.

- Что такое день рождения? Нет, я торты только в кулинарном цехе видела. Они дорогие. А друзья во дворе. Домой их приводить нельзя.

- Ну, спасибо. Помогла донести. Ты сейчас домой? - Елену почему-то влекло к этой неизвестной Карине. Такой маленькой, хрупкой,  беззащитной и загадочной.

- Нет, гулять.

- Так поздно? - ахнула Елена. - Тебе мама разрешает бродить по тёмным улицам?

- Она занята, - ответы Карины стали отрывистыми, даже грубоватыми.

- Чем же она занимается?

Но странной провожатой и след простыл.

"Ничего себе! Семилетняя девчушка бродит одна в такое время! Куда её мама смотрит?" - Елена вошла в тёмный, пахнущий  мочой и плесенью подъезд. Так началась её новая жизнь.


Февраль тысяча девятьсот девяносто девятого года


Елена сидела на заваленной одеждой и всяким хламом кровати и прислушивалась к звукам. Рыданиям соседки за стеной, музыке, доносившейся откуда-то снизу, завыванию ветра. Зима выдалась снежной и удивительно холодной. В синие, хрупкие утренние часы Елена пробиралась на работу по узкой дорожке. Ей казалось, что сугробы, высокие, в человеческий рост, вот-вот набросятся на неё и загрызут. Граз-ррраз, и прекратится эта бессмысленная, мучительная жизнь.

Елена по образованию была врачом, но зарплату в больнице не платили месяцами, и она продавала соки, воды и джин-тоник, сидя в уродливом, бело-голубом киоске. Иногда, возвращаясь домой, Елена болтала с соседской девчонкой Кариной. Малышка с восторгом рассказывала про школу - длинное, серое здание, похожее на барак, про одноклассников и добрую учительницу Анастасию Ивановну. О доме говорила неохотно, пару раз упомянула о сестре Ксюше, которая всё время кашляет. На вопросы о матери отмалчивалась или начинала грубить.

Несколько раз Елена встречала на лестнице маму Карины - нервную блондинку, напоминавшую загнанного в ловушку зверя. Мысли о соседях сменились размышлениями о собственной безотрадной участи. "Грязь, теснота и беспорядок. Сколько ни убирай, всё без толку. Да и кому это нужно? Какой смысл? Славика не вернуть", - Елена закрыла глаза. Ей вспомнился бывший одноклассник Вениамин Рябинин. Он открыл первый в городе частный медицинский центр, звал Елену к себе и неоднократно предлагал жениться. Дарил ей цветы и конфеты, говорил комплименты.

- Я полюбил тебя в пятом классе. А теперь ты мне ещё дороже, - Вениамин тяжело вздыхал.

- Зачем тебе развалина с выжженной, опустевшей душой? Кстати, роды у меня были тяжёлыми, и врачи сказали, что детей больше не будет. Зачем тебе такая? Найди себе нормальную, - отвечала ему Елена.

- Другой мне не надо, - качал головой Вениамин.

Грустило дешёвое печенье "Алиса" в шелестящей бело-розовой упаковке, стыл жидкий чай в большой, тёмно-зелёной кружке. Занятая своими мыслями, Елена не сразу услышала стук в дверь. Точнее, тихое, еле слышное царапанье.

- Кто? - голос Елены прозвучал грубо, резко. Ей представился  рецидивист   из сорок восьмой комнаты. Несколько раз в приступе белой горячки он бросался на соседей с топором и то и дело хвастался, что отсидел семь лет за убийство.

- Это я, Карина. Пожалуйста, пустите.

Елена открыла дверь. Под глазом у Карины наливался нехорошей синевой здоровенный синяк.

- Тётя Лена, беда! Ксюша обожглась, плачет сильно. Я ей тряпочкой ногу повязала, но без толку.  А тётя Кристина спит. Не могу её разбудить. Мама уехала, - бормотала она.

И Елена пошла за девчушкой по тёмным, выкрашенным масляной краской коридорам, по заплёванным, усыпанным использованными шприцами ступенькам. Комната, куда провела её Карина, была полупустой.  У треснувшего окна тосковал грубый, кое-как сколоченный из досок самодельный стол.   На плитке стояла облупившаяся бело-голубая кастрюля.  Пахло чем-то едким, тревожным. На кровати, заваленной тряпьём, спала брюнетка лет двадцати. Лицо её показалось Елене застывшим, белым, как снег за окном. Женщине почему-то вспомнились  одинокие ночи без сна и безысходные, нецветные сновидения:  далёкие, ужасающе пустые поля, где воют волки и тоскует ветер.

  Малышка лет трёх в застиранной футболке забилась в угол. Она пищала, как замерзающий в холодный январский день котёнок. Елена размотала неумело наложенную повязку. Нога   напоминала черно-красные ужасы, которые порой видишь в температурно-горячечном бреду.

- Побудь с сестрой, а я вызову "скорую помощь", - как была в домашнем халате Елена бросилась вон из неприглядной комнаты. В тапочках на босу ногу женщина  бежала по снегу, к тёмно-зелёному пятиэтажному дому, где в уютной квартирке жил Вениамин Рябинин. «У него есть телефон. Нужно торопиться», -  бормотала себе под нос Елена.


***

Серое существование Елены изменилось до неузнаваемости. В жизни её появились тревоги, недомолвки, сострадание. А Пустота ушла, тихонько прикрыв за собой дверь. На истерику и злобу Прозрачноглазая, как известно, не способна.

Карина теперь жила в комнатушке Елены. "Как просто всё было в девятнадцатом веке! Человек брал в дом  голодную, всеми оставленную сиротку.  И никто не требовал никаких бумаг, не существовало зудящемухих комиссий. А сейчас? Мне не отдадут детей, так как я одинокая женщина, ютящаяся в восьмиметровой комнатушке. Ребёнку нужен уголок. Можно подумать в детском доме он будет! Или в их родном материнском аду. Мать... Вряд ли соседка захочет отдать мне дочерей. Она ведь не безнадёжная пьяница. Да и алкоголички в таких ситуациях встают в позу. Кричат, что у них отнимают родную кровиночку", - размышляла Елена бессонными ночами.

Карина спала беспокойно. Ей часто снились кошмары. И всегда в одно и то же время - между двумя и тремя часами ночи."Теневой пришёл. Теневой. У него нож", - бормотала несчастная девочка и в страхе жалась к Елене.  По утрам женщина  отводила Карину в школу. Длинное здание  из серого кирпича в утренних сумерках походило на уродливое, уставшее от жизни чудовище.      

- Тётя Лена, чего вы меня за руку тащите? Я по всему городу брожу одна. Даже на окраинах была, - недоумевала Карина.

В обеденный перерыв Елена забирала девочку из школы, и они шли в больницу, проведать маленькую  Ксюшу. Девочка была очень ослаблена, ожог заживал плохо. К тому же, врачи обнаружили у неё хронический бронхит и недостаток веса.

По вечерам Елена кормила Карину магазинными пельменями и неизменным печеньем "Алиса". И по крупицам выведывала  правду.

- Ксюша перевернула на себя чайник с кипятком? - спросила она.

- Нет, тётя Кристина с дядей Серёжей винт варили. Она и подсунулась. Я стала кричать на них, а дядя Серёжа мне дал кулаком в глаз. Я сама ожог лечила, но становилось хуже. Вот и пришла к вам. Только вы никому не рассказывайте, -  лицо Карины исказилось от ужаса, и она замкнулась. Поняла, видно, что сболтнула лишнее.

 На похоронах Кристины хотелось выть от безысходности и тоски. Чёрные птицы оплакивали её нелепый, предсказуемый конец. В сторонке дрожали от холода худые, бледные молодые люди, друзья умершей. Было в них что-то нереальное, обречённое и в то же время опасное. Они напоминали химер, случайно попавших в чужой, человеческий мир.   Сергея, парня Кристины, как успела шепнуть Карина, среди них не было. "Уехал куда-то", - и девочка прибавила непечатное словцо. Елена пожурила Карину. Сказала, что о взрослых, даже плохих, так говорить нельзя и вообще нецензурная брань...

- Вы ничего не знаете, - в голосе Карины слышалась такая горечь, что Елене стало стыдно за свой педагогический порыв.


А потом Елена узнала, что мать Карины и Ксюши арестовали в другом городе с крупной партией наркотиков. Карину отправили в детский дом. Ксюшу  после выписки собирались определить  туда же.

Елена проплакала весь день. Вечером кто-то   поскрёбся в дверь её комнатушки. Тихо, неуверенно. Совсем, как Карина. На пороге стоял Вениамин Рябинин. С букетом алых роз и коробкой конфет.

- Я не вовремя? Ты плакала? Тебя кто-то обидел? Расстроил? - забормотал он.

И Елена рассказала Вениамину о несчастных дочерях наркоторговки, жившей по соседству.

- Мне же их не отдадут. Я одинокая. Да и жилищные условия... - Елена всхлипнула.


- Ты можешь выйти замуж за меня. Я живу в "трёшке", у меня неплохой доход и кое-какие связи.

- Я согласна,- пробормотала Елена.  -  Спасибо тебе. Я была... такой дурой.


Елена и Вениамин сыграли скромную свадьбу, а потом начался бумажно-канцелярский ад. От равнодушных щекастых лиц серокостюмных женщин сводило скулы. Дурацкие вопросы выводили Елену из себя. Но в конце концов им удалось добиться опеки над девочками.

Постепенно, по крупицам Карина рассказывала Елене о своей прежней жизни. Картина получалась нерадостная, безнадёжно-синяя. Дни походили один на другой. Мама всё время курила и вздрагивала от каждого шороха.   Вещи плавали в синеватом табачном тумане. Ксюша постоянно кашляла. Раньше  она умела произносить отдельные слова. "Кровава" - порезала палец. "Синява" - наступил вечер. "Калина" - вернулась с прогулки сестра. "Титак", - бормотала малышка, указывая на дешёвый синий будильник в виде домика. 

Ксюша часами сидела в углу, баюкая старую золотоволосую куклу с выцветшими голубыми глазами. Раздавался условный стук - тук-тук-тук. Три раза, не больше и не меньше. Мама шла открывать. Люди-тени отдавали ей  деньги и уходили.  Мама прятала купюры под половицей. Говорила, что когда-нибудь они смогут переехать в просторную квартиру, где живут белые занавески, горячая вода, газовая плита и звонкая тишина.

- Только никому о моих гостях не рассказывай. Кто и зачем ко мне ходит, учителям и одноклассникам знать не надо, - наставляла Карину мать перед первым сентября. - А то меня в тюрьму посадят, а вас в детдом сдадут. Кому вы нужны, кроме меня?


 Однажды ночью Карина проснулась от грохота. Кто-то выламывал ненадёжную дверь.  Части разбитой комнаты плавали в сигаретном дыму. А потом... Один из постоянных визитёров по прозвищу Димка-псих  угрожал маме  ножом.

- Всё-всё забирай, только детей не трогай, - шипела она и напоминала ободранную, беззубую кошку, в которую дворовые мальчишки кидали камнями.


С тех пор Карине снились кошмары, а Ксюша разучилась говорить и стала по ночам мочить простыни.  К маме приходили какие-то тёмные люди, угрожали.

- Что я виновата, что этот, - тут следовал целый ряд запрещённых слов, - у меня весь товар  забрал?

Потом мама уехала во внеплановую командировку, как она выражалась.

- За детьми смотри. И без глупостей, - говорила она на вокзале тёте Кристине.

Рассеянно погладила по голове Ксюшу, обняла Карину и села в красно-белый, пахнущий бензином автобус.


- Что же, у вас никого не было, кроме мамы и тёти? - удивлялась Елена. -  Кристина ведь... болела и не могла за вами присматривать.

- Моего папу зарезали, когда мне было два года. Не помню его. Папа Ксюши сидит в тюрьме. Бабушка умерла до нашего рождения. Отравилась водкой. Про других ничего не знаю,  - задумчиво протянула Карина.

Елена и Вениамин делали всё, чтобы избавить девочек от прежних кошмаров. Зимой ходили в лыжные походы, летом возили их на озеро, всей семьёй любовались закатами, разводили костёр. Елена рассказывала Ксюше сказки, дарила Карине книги в ярких переплётах. И постепенно девочки оттаяли.

- Вот такая история. Мы справимся. Я верю.  Ксюша рано или поздно научится говорить. Она ведь когда-то умела произносить отдельные слова. И Карина перестанет видеть плохие сны. Сестра осуждает меня. Говорит, что девочки кончат, как их мама и тётя. А я в это не верю. Они вырастут хорошими, добрыми людьми. Надо дать Карине и Ксюше  как можно больше любви. Сил иногда не хватает. Но... Я очень стараюсь. И Веня тоже. Я ведь всю жизнь его любила. Просто не понимала этого. История Карины и Ксюши помогла мне по-другому взглянуть на жизнь и перестать себя жалеть. Жалость к себе - один из самых  страшных, разрушительных пороков.


***

Недавно  встретила на улице Елены Олеговну. Я сразу узнала её по густой шевелюре и лёгкой, летящей походке.

- Как у вас дела? - спросила я. - Как Карина и Ксюша?

Мы не виделись много лет. Когда Карина училась в пятом классе, её приёмные родители переехали в другую часть города и перевели девочку в новую школу.

- Замечательно, - заулыбалась Елена Олеговна. - Ксюша работает медсестрой  в нашей поликлинике.  Болтает без умолку. Как в шесть лет произнесла  первое слово "лампа", так и не останавливается. Карина - врач на "скорой помощи". Жизни людям спасает.  Обе с детства к медицине тянулись. Может быть, на нас с Вениамином глядя.  Карина всегда говорила: "Хочу спасать людей от смерти. Даже непутёвых". Часто приезжает на вызовы в дом, где прошло её раннее детство. Там ведь ничего не изменилось. Убийства, драки, передозировки, отравления, суициды и изнасилования. Недавно я юбилей праздновала. И знаешь,  какую мне смску прислала Карина? Сейчас  зачитаю: "Мамина любовь - это сад, в котором всегда светит солнце и время года всегда весна". А Ксюша  написала, что я лучшая в мире мама. Смотрела я на них, сидящих за столом, и думала-думала.  Такие они у меня красивые, добрые. Одна  чёрненькая, другая беленькая. Всё у них хорошо. Вот только замуж пока не торопятся. А так хочется внуков понянчить. Но ваше поколение из молодых да поздних. Теперь даже сестра взяла свои слова обратно. У неё-то как раз сын непутёвый, нигде не работает. Эх!

- Я хотела спросить. Надеюсь, мой вопрос не покажется вам бестактным. А что стало с настоящей матерью девочек? - почувствовала, что краснею. Но слово, как говорится, не воробей...

- Умерла  в тюрьме при странных обстоятельствах.

Мы ещё немного поговорили о разных мелочах, и Елена Олеговна растворилась в весенней дымке, пахнущей сиренью. "Мамина любовь - это сад, в котором всегда светит солнце - красиво сказано", - размышляла я. 


В жизни всегда есть место чуду. Дети, росшие в комнатах смерти, рукотворном человеческом аду, могут вырасти добрыми и отзывчивыми  Души их, похожие на  изломанный злыми людьми и непогодой сад, зацветают от ласки и любви. Там  всегда весна, нет места  ветру, вьюге и синеве. Застарелые страхи и ночные кошмары обходят этот оазис стороной.

Конец

Имена, фамилии и названия изменены