Глава 11. Разочарование
Факел расположился с кружкой у костра так, чтобы легко дотянуться до кучи сухих веток, сложенной здесь загодя. У многих эбрайлов принято: кто управляет костром, тот владеет вниманием. Опросить кулак следовало до речи Валькирии, а сейчас — сразу после обеда — лучшее время для этого. Все пятеро кишикуа уселись и улеглись вокруг кострища, молча ожидая. Их позы Факел определил как расслабленные. Интересно, что их собачьи морды укоротились, разгладились, сделались более человеческими. Впрочем, вокруг столько «хуманообразных», что принятие этой ипостаси вовсе не говорило об их желании подстроиться под конкретно Факела. В любом случае, это играло ему на руку.
Траппер подбросил в огонь несколько ветвистых палок, подождал, глядя как занимается древесина. Костёр защебетал, защёлкал, поглощая пищу.
— Итак, свободные кишикуа, — начал траппер. — Я хочу послушать, что вы увидели здесь. Какими вы находите вайкингов и их предприятие? Говорите полно и правдиво, как и привыкли.
— Здесь нечего видеть, — заявил Шонк. — Кулак, который строит новый завод. Потом, наверное, построит ещё один.
— В Тохесу мы тоже строим иногда, — добавил Хирхок. — Когда что-то нужно. Только Тохесу — большой город.
— Я не увидел чего-то нового, — подключился второй «летун» Шик-шик. — А сами вайкинги — они смотрели на меня так, будто я бродяга или Низший, а у них Клан, Исатара. Он им крыша и стены и свет, что разгоняет тьму. Они смотрели на меня, будто у меня этого нет, а у них есть, — эбрайл возмущённо фыркнул, помолчал, уставившись на Факела.
— Однажды в Тохесу я работал каменщиком, — снова влез Хирхок, — мы строили силосный элеватор.
Затем Шонк рассказал о своём опыте промышленного альпинизма, Чепуха завёл тему о колодцах… Кишикуа вспоминали прошлое, всё дальше уходя от изначальной темы разговора. Обычная эбрайлская манера. Факел терпеливо ждал. А минут через десять убедился, что им просто действительно нечего рассказать об этом месте и его обитателях.
Что это означало? Как это повлияет на его планы? В сердце вдруг зародилась тревожная тоска. С недоумением Факел следил, как она вырастает из горошины в яблоко, а затем заполняет всё его существо.
«Я пытаюсь загнать этих эбрайлов в круг, из которого они ушли, — это признание себе возникло как бы само и стало развиваться во всё более жестокие самообличения. — Моя затея не принесёт мне свободы. Наоборот, придется железной рукой неустанно поддерживать порядок. Я хочу этого? Я смогу как Валька повести за собой эбрайлов, превратить их массы в полноценный народ?»
Вспомнилось, как он вчера изумлялся бойкой работе строителей, восхищался планами Вальки и технологиями быстрого разворачивания производства. Теперь Факел отчетливо видел, что в глубине души тлел тогда и задолго до этого индикаторный огонёк, который он старательно игнорировал. Он притворялся перед собой, что ему интересно создание своего княжества, с самого начала притворялся. Пора это признать. И лучше сейчас, когда в руках еще ничего нет.
А еще ему почему-то стало вдруг обидно, что начинание Вальки никак не зацепило этих аборигенов.
Захотелось побыть в тишине. Факел поднялся (кишикуа сразу смолкли).
— В пять часов Валькирия скажет речь, — сказал он. — Можете прийти послушать. Мне интересно, как вы её оцените.
Факел вышел за ворота периметра и стал спускаться по кочковитому склону к протекавшей мимо подножия речушке. Вообще-то бродить по Планете без охраны или вездехода — не лучшая идея, но Факелу сейчас было не до осторожности. Враг подкрался изнутри, от него не спасёт ни бластер, ни быстрый вездеход. Да и врядли рядом с лагерем появятся ненавистные Вальке бандиты или опасные Низшие.
Усевшись на тёплый валун у реки, траппер засмотрелся на воду, перебирая в руках высохший стебелёк. Итак, прежде всего, нужно решить, что делать с затеей о своём княжестве. Как-никак года полтора он готовился: подобрал места, скопил оборудование и местных денег, прощупал спрос, продумал предложение. Не верится, что всё зря. А раз жаль затраченных усилий, значит, результат этих усилий какую-то ценность для него имеет. Не очень-то убедительный аргумент за то чтобы продолжать вкладываться на сто процентов. Но и отказываться — выше его сил.
Однако почему всё-таки идея оказалась слабой? Как технарь, Факел привык чётко формулировать проблему. А проблема в масштабе. Как там говорил тот вайкинг? «Великое желание». Без него эбрайлы не пойдут за тобой. Разве что рядом с тобой, да и то лишь до ближайшей остановки. Валька придумала Эусгард, но эбрайлы клюют не на него. Они, скорее, очарованы харизмой самой Валькирии. Что же до Эусгарда… Масштаб просто смешон, если задуматься, кто такие эбрайлы, насколько они отличаются от нас. Можно ли вообще построить стабильное княжество среди них? По рассказам самих эбрайлов, маленькие «страны» рождаются и умирают здесь регулярно и живут обычно не дольше нескольких лет. Значит, идея княжества ещё сыра, собственно, нет идеи, потому что нет стержневого посыла. Вот о чём следует задуматься в первую очередь. Вокруг чего сплотить эбрайлов?
Факел поднялся, побродил ещё у речки и стал подниматься по склону. Вспомнилась эбрайлская легенда, рассказанная ему Сийомлом — его информатором.
Идниш — это область на карте Планеты с размытыми границами, в которой сконцентрированы остатки эбрайлской цивилизации — города, заводы, рынки, производство. Идниш не имеет ни единой армии, ни власти, но не распадается на кучку первобытных племён веками, тысячелетиями.
Легенда гласит, что есть Владыка Идниша, который, оставаясь в тени, незримо управляет последней квазистраной Ауберы. Именно благодаря ему кланы не истребляют друг друга, и места под солнцем хватает всем. Никто не видит Владыку, но его могущество не измеримо. Как он правит — никто толком не скажет, разные вариации легенды говорят о колдовстве, божественной сущности, множестве копий Владыки, внедренных в каждый клан, о его невероятных технологиях и так далее. Это всё, конечно, сказки, но ведь на чем-то же они основаны? Эбрайлские сказки часто становятся исходными данными для трапперских приключений. Особенно такие, которые знает даже самый последний бродяжка. Впрочем, из мифа о Владыке никто не сумел извлечь хотя бы грубых предположений о направлении поисков его логова.
Интересно всё же, что (или кто, если на то пошло) заставляет эбрайлов из разных концов Идниша заявлять «я — иднищик»? Может быть, и правда, витает над этой областью какая-то магия? Иного объяснения не прослеживается.
На небольшой выровненной площадке, примыкающей к валуну со срезанным верхом, собрались почти все обитатели лагеря, недоставало только постовых. Эбрайлы издавали редкие звуки, почесывались, коротко переговаривались, казалось, они ничего особо не ждут, а просто подобно стае пингвинов или морских котиков пассивно отдыхают: все в куче, но каждый сам по себе.
Факел расположился несколько в стороне от площади на дереве среди ветвей. И тенёк и видно хорошо. Оглядывая вайкингов, он подумал, до чего их группа отличается от людской толпы на митинге или шоу. Люди в таких ситуациях обычно готовятся воспринять выступление, предвкушают или ожидают с тревогой, напряжённо или радостно разговаривают, словом, проявляют вовлечённость. Даже если их пригнали на мероприятие против воли, большинство решит: «Раз уж я здесь, посмотрю на это». Эбрайлы вели себя так, будто предстоящее их абсолютно не касалось.
Появление Валькирии Факел прозевал, увидел её уже на валуне, являвшем собой сцену. В её движениях и выражении лица Факел заметил уже привычную твёрдость лидера. Однако, поприветствовав кулак, Валька переключилась в какую-то другую роль, более мягкую, даже можно сказать, лиричную. С интересом Факел стал следить за поведением эбрайлов.
— Я знаю, в чём ваша боль, — говорила Валькирия. — Я не такая как вы, но именно благодаря этому могу посмотреть на вашу боль со стороны. И излечить её! Вы полны сил, и эти силы разрывают вас изнутри. Я научу вас, куда направить эти силы. Вы излечитесь сами, а затем будете учить других — таких же неприкаянных, какими были сами.
Эбрайлы смотрели и слушали, чуть ли не затаив дыханье. «Ну да, здесь она попала в точку, заинтриговала», — подумал Факел.
— Что может преобразовать вашу энергию и силу в радость? Какой мир бесконечен и по разнообразию и по объему? Что никогда не наскучит, не подведет тебя, всегда отзовется как часть твоего тела? И наполнит тебя радостью, гордостью за твои деяния? — Валькирия сделала паузу, пристально всматриваясь в глаза своих воинов. — Я говорю о творчестве. Знаете ли вы, что такое быть творцом по жизни? Каково это — постоянно создавать что-то, чего еще не было, и стремиться довести свои творения до совершенства? Это постоянный самоотверженный поиск и попытки сделать лучше. И в этих попытках расти, становиться сильнее! Сам процесс созидания, сначала в сердце, в мозгу, затем в реальном мире, делает тебя хозяином жизни. Теперь ты двигаешься в реке жизни, а не её воды несут тебя как безвольную щепку. А когда ты получаешь результат — в этот миг ты испытываешь счастье… Этот миг докажет, что ты достоин жить и избрал верный путь.
Глаза Валькирии полыхали, голос звенел, оголенные руки, разведенные в стороны, застыли в приглашающем жесте.
— Хочу вам кое-что показать. Мастер Дженга.
Верный помощник, стоявший у сцены на земле, достал из-за спины ножны с торчащей из них рукоятью, подкинул воительнице. Девушка ловко поймала предмет, протянула перед собой, держа обеими руками.
— Любой, кто имеет дело с холодным оружием, сразу поймет, что это не просто меч, — она плавно вытянула клинок из ножен, взмахнула им. — У него есть имя: Луч звезды. Он идеально сбалансирован, прочен, им можно рубить или колоть. Одинаково удобно, форма рукояти совершенна для хватательной кисти, будь у тебя хоть четыре, хоть восемь пальцев. Наконец, просто взгляните на него! — девушка подняла меч над головой, закатное солнце отразилось на лезвии раскаленным золотом. — Он прекрасен. Луч звезды создал один мой знакомый кузнец. Много месяцев он сотворял этот шедевр в уединении в глухих горных лесах, куда ходят лишь Низшие. Многие вожди отдали бы за Луч состояние. Но мне он достался даром. Кузнец вложил в свое детище часть своей души и гордился результатом. Оставалось только вдохнуть в него жизнь, дать мечу возможность быть примененным. Создатель Луча подарил его мне, а затем вернулся к своей работе — создавать новое произведение. По сути, я неправильно назвала его кузнецом. Он художник, а не ремесленник. И находит новую радость в каждом своём изделии.
Факел смотрел на Валькирию и пощипывал бородку. Вроде хорошо она сказала, но поняла ли её публика? Луч, меж тем, пошел по рукам, вайкинги примерялись к нему, одобрительно кивали и ухали друг другу. Даже кишикуа подержали меч в руках и выказали восхищение.
— Я хочу, вайкинги мои, — продолжала Валькирия, — чтобы вы прислушались к себе; посмотрели вокруг на своих соратников. И нашли, что вас вдохновляет. Я помогу вам в этом!
Толпа грянула приветственными восклицаниями и долго не могла угомониться.
К ужину Факела снова пригласили в штабную палатку. Валька была в ударе: подшучивала над Факелом, над Дженгой, над вайкингами, над собой. Она не скрывала, что довольна эффектом от сегодняшнего выступления.
— Ну, скажи, дорогой Факелочек, — настаивала Валька, — задело всех: и моих балбесов, и твоих оборванцев и, кажется, даже Дженгу, хотя он и не слушал.
— Да слушал я, — возразил Дженга.
— Ай, помолчи, — отмахнулась Валька. — Как по-твоему, Игорь?
— Ну, пожалуй, как-то задела, — ответил Факел.
Ему не нравилась эта её приподнятость, хотя он пока не мог себе ответить почему. Может, просто завидовал? А ещё хотелось поговорить с Валькой наедине по душам, как в старые времена. Хотя, о чем именно поговорить, Факел бы сейчас не ответил.
Но Валькирия будто уловила его желание. А может быть, сама нуждалась в разговоре с ним. Так или иначе, а хозяйка лагеря повелела Дженге:
— Так, ладно. Милый, а пойди-ка ты к нашим упырям, они сейчас после ужина наверняка балаболят. Послушай, попробуй разузнать, зацепило ли, какие вообще настроения в связи с выступлением моим. С тобой они будут раскованней, чем со мной.
— Сейчас?
— Конечно, сейчас. Потом спать завалятся, а я хочу понимать ближайшие эмоции, — Валька мило и просяще улыбнулась ему.
Дженга вздохнул, поднялся, на пороге обернулся, но, ничего не сказав, вышел.
— Ну вот, — Валька беззаботно откусила кусочек печенья. — Он ушёл. Дальше что?
Факел пожал плечами:
— А что?
— Я ведь вижу, что ты хочешь что-то сказать. М? Может, в чем-то меня упрекнуть? Или даже обвинить?
— Я?? Нееет.
— Ну как нет? Я же от тебя сбежала, кинула тебя.
— Да, это ты, конечно, мерзавка.
— Во-во.
— Но ничего, я смирился. Мало ли чего хорошего есть в мире помимо тебя.
— Аа, вот как даже. Тогда чего сидишь как сыч? Не понравилась речь моя?
— О, что ты, речь зашибись. Только всё же я не могу ее толком оценить, наверно. Я же почти ничего не знаю про твой этот Асгард.
— Эусгард. От Эу, понимаешь? Траппер, блин.
— Да-да… — Факел отстраненно поглядел в сторону. — Скажи, Валь, зачем тебе всё это? Я помню, тебя интересовала политика. Но… Ты правда веришь, что можно сварить кашу с эбрайлами? И не увязнуть в Планете как в болоте?
— Тебя удивляет, что у человека может быть дело жизни?
Усмешка в её голосе кольнула Факела, смутно напомнила о его давних раздумьях о причинах их разрыва. Захотелось сменить тему.
— Расскажи о своём деле, — попросил он. Каким ты видишь Эусгард?
Взгляд Валентины стал внимателен и твёрд. Она небрежно бросила печеньку на стол, откинулась на спинку.
— Ты серьёзно?
Факел кивнул.
— Мне показалось, ты обо мне… — она запнулась, видимо, передумав продолжать.
— Валя, — сказал Факел. — Я тебя знаю с разных сторон. И поверь, не только за... твоё тело… тебя любил… Я траппер, давно живу на Планете. Мне интересны эбрайлы.
— Вау, прекрасно. Ну хорошо. Давай попробуем.
Она поднялась, подошла к экрану на стене палатки, достала из кармана наладонник. Экран залился темно-серым.