Гл.5
Иван Иванович Лагода сидел в своём дворе и задумчиво смотрел на луга, которые хорошо были видны с его участка, потому что небольшая хатка, ещё построенная дедом, находилась на возвышенности, и любоваться отсюда родимой местностью Иван Иванович имел счастье хоть каждый день, пока ноги ему позволяли дойти до длинной и широкой скамейки, утопающей в зарослях сирени.
Вдруг старик услышал, будто его кто-то окликнул. Он прислушался, может, показалось? Но крик повторился:
- Иван Иванович! Вы дома?
- Дома. Кто там, заходите.
К нему редко приходили гости, он пережил всех друзей. Семьи у пенсионера так и не случилось, но на то были особые причины.
- Да где же вы? – вновь донеслось до него.
- Здесь я, за кустом сирени.
Пред ним предстала молодая женщина, очень красивая. Иван Иванович скривился, он тоже подумал, что это явились из редакции. Такую братию он не жаловал, ему и так-то досталось, после того злополучного происшествия.
- Уходите! – старик махнул рукой в сторону Таисии. Женщина обратила внимание на эту руку, она была совершенно белой, покрытая тонкой кожей, с выпуклыми синими венами. Пальцы скорее напоминали кости, до того были тонкие, почти прозрачные.
Женщина прониклась такой жалостью к этому старику, что присела на корточки напротив и тихо проговорила:
- Я не журналистка. Я здесь в отпуске, честное слово.
Он внимательно посмотрел в её глаза и не увидел там подвоха. Жизнь научила различать людей, чуть ли не по запаху.
- А у кого вы остановились? – всё же спросил Иван Иванович.
- У Милы Кулешовой. Мы давно знакомы.
- Я верю вам. - вдруг сказал Лагода. - Но дело в том, что вы ничем не отличаетесь от журналистов, потому что пришли ко мне не просто так, а всё по той же причине. Я прав?
Тая вздохнула, она боялась, что разговора не получится. Женщина понимала старика, он об этом говорил разным людям, наверное, уже миллион раз. Ну кто она такая, чтобы заставлять его ворошить то ужасающее прошлое? И Тая заплакала. От обиды. Ну почему она такая, почему от неё одни проблемы окружающим, где бы она не появилась. Ученики не очень её жалуют, за строгость. Арсений ушёл, она не смогла подарить ему наследников. К Милке приехала, так и тут, для подруги сплошные переживания. И сейчас, перед нею тот, кто, возможно, жизнь потратил на то, чтобы всё забыть к чертям собачьим, а она пришла и всё испортила.
- Простите меня, я такая неудачница. Муж бросил, вам тут тоже - всем доставляю неприятные минуты. Простите, Иван Иванович, я ухожу. Мне правда за себя стыдно. – Тая встала и собралась идти, как старик, всё время не сводящий с неё выцветших и слезящихся глаз, не грубо приказал:
- Сядь. Сзади табуретка… Вы мне нравитесь.
- Угу. Пока не начала задавать вопросы. – пробурчала Тая, но, обернувшись и нащупав взглядом табуретку, тут же присела на неё.
- А я и сам расскажу. Так мне захотелось сегодня. Для вас, вы того стоите. Только не знаю, с чего начать?
- Ну начните с того, как вы в пруду выловили маленькую змейку.
- Не было никакого пруда. Я всё придумал для того, чтобы не подвести своего товарища, жившего в те времена в райцентре. Это он мне её сбагрил. Его отец работал директором зоопарка, эту кроху однажды он принёс домой, из-за сложившихся обстоятельств. У мамы анаконды родилось много детей, моя была самой слабенькой. Чтобы её не раздавили братья и сёстры, директор поручил сыну за ней ухаживать. Но потом подумали, а вдруг кто-то увидит и пойдут слухи, будто они весь зоопарк перетащили в свою квартиру. Вот Лёшка и подарил мне змейку на день Рождения. Я был рад, клянусь. Меня никогда змеи не пугали, я даже восхищался ими. И тогда я решил, что мне доверена эта хрупкая жизнь для того, чтобы я её не загробил, а наоборот смог благополучно вырастить для дальнейшего препровождения анаконды обратно в зоопарк. Если, конечно, захочу её вернуть. Но я так к ней привык, что не стал возвращать, когда она достигла пятиметровых размеров. Да Лёха и не спрашивал, подумав, что змея не смогла выжить в наших суровых деревенских условиях. Но я создал ей рай. Жили мы втроём: я, мама и бабушка. Они и близко не подходили к сараю, боялись. Отговаривали и меня, чтобы избавился от змеи, но как я мог? Вот, чтоб вы понимали. Когда случилось непоправимое, то я неделю за ней плакал, хотя и пацанов было жаль. Можете меня осуждать, но анаконду я жалел больше.
Тая не перебивала, переживая, что он замолчит и больше ни слова не произнесёт.
- Сарай был тёплым, саманным, ещё и я соломы туда натаскал. Но до этого я работал всё лето в колхозе, за это мне заплатили деньги. Вот на них я и нанял печника, а тому мы соврали, вроде хозяйство будем заводить, поэтому заранее и заботимся о нём. Змейке моей было тепло, я много читал на эту тему в библиотеке. Потому построил хорошую вольеру, с бассейном, с глиняной пещеркой, куда она могла надолго уединиться, если у неё возникала такая потребность.
- И что, деревенские не догадывались, кого вы завели вместо хозяйства?
Старик пожал плечами.
- Была пара-тройка моих друзей, которые всё знали и видели. Даже помогали мне в чём-то. Но это такие ребята, что никогда друга не предадут. Иногда мне задавали вопросы, мол, правда, что ты змею на груди пригрел? Народ ведь ушлый, всё равно что-то разнюхают. А я отвечал:
- Вы что, с ума тут все посходили?
Во дворе у нас было несколько злых собак, они никого не пропустят без нашего ведома. Поэтому желающих не нашлось, дабы потихоньку заглянуть в сарай.
- Хорошо. А как с питанием? Ладно, если анаконда была маленькой. Словил лягушек на пруду и змейка сыта. И то, если это летний сезон. А как зимой дела обстояли? А когда она стала взрослой?
- Нормально дела обстояли, змеи не едят каждый день. Мой дядя по маме работал заместителем начальника на мясокомбинате, который находился в райцентре. У нас всегда было полно мяса, не поедали. Дядя единственный меня поддерживал, когда я дома завёл змею, он специально для неё привозил тушки кур и маленьких поросят. Нет, анаконда ни одного дня не голодала.
- Признайтесь, были случаи, когда ваша питомица набрасывалась на вас или пыталась укусить?
- Никогда. Это была очень ласковая змея. Она любила, когда я её гладил, анаконда даже попыток не совершала, дабы доставить мне какую-то боль. Я сколько раз засыпал в вольере вместе с нею и ничего, даже намёка не было, чтобы меня задушить. Думаю, она понимала, что стала лишней среди своих, а я её от смерти спас. И тогда, я больше, чем уверен, она ползла к детям, чтобы поиграть. Но они ведь не знали этого. Мне жаль, что так всё получилось.
- А что было после смерти профессора?
- Он добивался для меня смертного приговора, как будто бы это вернуло ему детей. Понятно, он злился и до сих пор никак не успокоится, что я жив, а их уже никого нет. Но я отсидел своё, вину я искупил. Если бы отмотать все годы обратно и, зная, что погибнут детишки от страха перед змеёй, я бы уже никогда не взял анаконду. Я представить не могу, как она смогла выбраться из сарая, я же всегда надёжно её запирал, несмотря на то, что моя питомица не была агрессивной.
- Как узнали, что это ваша анаконда?
- Я сам поехал в милицию и во всём сознался. Эту явку с повинной мне потом засчитали.
- А, может, вам сходить к нему и поговорить по-мужски?
- Я что, самоубийца? Сердце уже не то, вдруг не выдержу. А жить всё равно хочется, хотя пора уже и о вечном задуматься.