Мы же тоже карасили

Сергей Смирнов 7
Старший матрос Антоха Горелов, разжалованный из старшин за «неподчинение офицеру и пререкания во время несения вахты», опять же нес верхнюю вахту у трапа подлодки. «Мурена», как громадная черная акула с выступающим  плавником-рубкой, за три года службы стала ему родной.
Швартовные под бдительными взглядами вахтенного начальника и боцмана ловко и четко вытянули из колодцев толстенные канаты с выбросками  и, опутав прижимными шпрингами корму и нос, добавили еще швартовых по борту. Теперь атомный крейсер стоял на пирсе и терся бортом о кранцы бетонной стенки. Закончив работу, матросы  запоздало втянули головы в бескозырках в вороты бушлатов и облегченно нырнули обратно в чрево ракетоносца. Подальше от несущейся на них ноябрьской пурги. Ветер пригоршнями бросал в лицо колючую тяжелую, словно свинцовая дробь,  снежную крупу.
–  Вот и мерзни здесь один на ветру, будто кнехт на пирсе, - невесело размышлял Антон, с завистью проводив их взглядом и цикнув слюной сквозь зубы, - эх, завалиться бы сейчас на коечку, по пути заглянув на камбуз и треснуть горячего какао с толстым ломтем белого хлеба, а на нем сливочное масло и сгущенка – по-морскому, птюшечка.
В казарме Кронштадской учебки кормили квашеной капустой с подливой. Многие себе желудки попортили. Зато на лодке рацион иной. В первом походе трансляция по «каштану» (радио, значит): «Глубина погружения – семьдесят метров. Осмотреться в отсеках и доложить». Затем «Отбой боевой тревоги. Команде – принимать пищу». В отсеке БЧ-5 ему поднесли плафон от аварийного освещения, наполненный забортной морской водой из контура охлажденного дизеля. Водица холодная, аж зубы сводит! А как только выходили в море, и запускался атомный реактор, то в обязательное питание включали красную икру с семгой и вино для выведения  радиационной  заразы. В конце похода икра уже в рот не лезла...
Вахта только через час закончится. Ветер на пирсе продувал насквозь. Даже ватные штаны  не спасали. Матросы кальсоны не носят. При выдаче сразу рвут на ветошь. Только трусы и майка. Но ничего, до этого и на гауптвахте пришлось посидеть. А это промерзлая камера с инеем на стенах.  Все  старики-годки  ушли на дембель, а по поводу  Горелова  устный приказ от комбрига: «Уволить со службы в запас в  последнюю очередь».
Но ничего такого он не сделал. Просто, как и все, соблюдал «годковские»  неписаные законы. Еще когда только призвали на флот, и был направлен в Кронштадтскую учебную часть подводного плавания, сразу просек, что на флоте, как и в жизни, побеждает не тот кто сильнее, и у кого мускулы тверже, а тот, кто службу понял. Ведь, кроме обязательных уставов, существуют еще и неуставные отношения. О них отцы-командиры знают, но в силу разных обстоятельств предпочитают не замечать. Мол, до нас служили и не тужили, и после нас не стоит ломать флотские традиции. Вроде как отлаженный механизм. Так и тянули службу молодые  лысые "карасины" на всех флотах. Главное, чтобы служба шла своим чередом, командир доволен, а годки сыты и не в обиде. Мол, мы же тоже карасили, значит, так и надо. 
На первых занятиях в учебных классах дико хотелось спать. Но ради забавы скучающие старшины придумывали для карасей разные «спецзадания». Они мастера были на разные выдумки. В казарме, когда экипаж после похода отдыхает, всегда найдется время для разных приколов. После теории по электротехники посылали молодых с пустым ведром набирать электроиндукции.
После отбоя устраивали бега, сидя на закорках у молодых. Или молодые изображали появление теплохода «Вацлав Воровский», то есть ползали по полу, дудели, как пароход, и раскачивали койки, изображая качку. После приборки «палубы» (длинного коридора казармы) дежурный старшина срывал со своей бескозырки белый парадный колпак и бросал его от себя. И тот скользил по полу, натертому восковой мастикой до зеркального блеска, как по льду. Затем поднимал его, тщательно осматривал, и не дай бог старшинский колпак оказывался запыленным. Приборка начиналась заново…
 После присяги отбивали задницу ремнем с прягой, потом заставляли садиться голым задом на крышку люка. Многие слабаки с нарывами в госпиталь попадали.
Но Антоха ничего, выдержал. Вот только пару недель на стуле сидеть не мог. Комсорг, молодой летеха, все допытывался, что да как. Будто сам не знал. Ему, наверно, салажонку сопливому, на первом курсе в училище тоже зад расписывали. Здесь важно своих не выдавать. Стукачей никто не любит. Больше не тронут, но шарахаться будут как от прокаженного. Кто такое выдержит? Ведь дальше служить и служить…
Без «карасей» на флоте никак нельзя. «Караси» – это уборка, чистка механизмов, заправка коек, мытье посуды, глажка…  «Караси» для годков делают птюхи, заливая сгущенное молоко в проделанные дырки широких  толстых  ломтей  пшеничного  хлеба. Кроме того, молодой «карась» по неписанному закону должен поделиться с годком своей птюшкой. «Карася» можно отправить на клотик (деревянное навершие верхней части антенны на рубке) со стаканом пить чай или искать пропавший шильд от каюты (табличку на двери  с  точным  названием  каюты). И пока неопытный «карась» ищет клотик или шильд,  годки радуются. Также молодых учат не хлопать  дверьми,  крышками  люков  между отсеками, иначе они десять раз будет учиться в присутствии годка закрывать  без стука, чтобы запомнили на будущее. Годок просто обязан подготовить себе смену, если хочет  вовремя быть списанным  в запас…
Воздух наполнен запахом гниющих водорослей, солью и горьковатыми выхлопами дизелей. Антоха поправил на плече ремень автомата и глянул на бьющие в бетонный  причал черные волны. Они приходили из темноты. Только где-то далеко еле заметно мелькали огни рыболовецких траулеров. Берег бухты за военным причалом усеян плавняком и мусором. Это разные мелкие предметы, выброшенные с рыболовецких судов, смытые с палуб во время штормов: обрывки сетей, ошкуренные до блеска морской водой бревна, бутылки, ящики, расщепленные доски… Местные вылавливали эти деревяшки, высушивали и в печку для обогрева домов вне сезона. Здесь же в Гремихе и летом довольно холодно. У Антохи отпуск был в июне, так он в бушлате отправился на материк.
Отпуск  ему дали в качестве поощрения. На гарнизонной вахте в Полярном с оружием  охранял секретную часть. По уставу, на территорию не полагалось пропускать без спецпропуска. И так случилось, что пришлось завернуть назад дежурного капраза (капитана первого ранга), ответственного по ремонту. У него почему-то не было такого спецпропуска. Их лодка чинилась тогда рядом с плавмарусей (ремотно-техническим судном). Антоха вызвал гарнизонного начальника, но тот где-то застрял, не сразу прибыл, и каперанг все это время дожидался на пирсе, виртуозно материл всех и вся, грозился Антохе «губой» и даже трибуналом.  Но командир АПЛ потом разобрался, что к чему. Перед строем объявил Антону благодарность, поставил в пример, как надо нести  вахтенную службу…  А вот и смена в валенках из центрального поста топает.  Наконец-то закончились мучения.