«Сколько чёрных развелось», - подумал Бульдог, зайдя в поезд метро и увидев двух африканцев. Он был наци-скинхэдом, а проще боном.
В этот момент он сам не понимал, почему это пришло ему в голову – это было уже чем-то вроде инстинкта и возникало невольно при виде «чужих». Видимо, так уж было привычнее: деление на своих и врагов, против которых надо бороться. Бульдог никогда не задумывался, почему он так ненавидит людей других национальностей, ему не приходило в голову, что каждый человек – Личность, независимо от происхождения и других факторов, от него не зависящих. После того, как друзья стали бонами, он постепенно увлёкся их идеями: сначала чтобы не отбиваться от компании, да и не всё ли равно, чем занять время, а потом ему показалось, что всё это не лишено смысла. Теперь Бульдог был уже вполне состоявшимся наци-скином и принимал фашистскую теорию как данность – как нечто неоспоримое и неподдающееся разбору, а уж тем боле критике. Все его друзья были такими же, и вместе они часто собирались и шли наводить свой порядок. Это, как им казалось, приближало «белый рай», о котором они, как и полагалось, мечтали.
Вот и сейчас Бульдог ехал с подобных сборов. Он был одет как и положено бону, а на его гадах бросались в глаза белые шнурки. В поезде было достаточно свободно, и он сел рядом с какой-то девушкой, которая также явно принадлежала к одному из неформальных движений. На ней были серые джинсы, косуха и конечно гады.
Девушка несколько минут смотрела на Бульдога так, будто она знает о нём всё. Парень заметил её взгляд, но продолжал сидеть, смотря в пол. Он почему-то старался угадать, кто же она и с чего вдруг так странно на него смотрит. В глазах девушки угадывалась непонятная грусть и сожаление.
Тут она прервала молчание, которое, казалось, и не могло продолжаться дольше, спросив: «Ты скинхэд?» Причём чувствовалось, что девушка задала этот вопрос не ради того, чтобы узнать ответ на него, потому что она его и так прекрасно знала, а для того, чтобы начать разговор.
Эту девушку звали Флай, и была она панком, причём таким, каких принято называть АнтиФа-панками, то есть антифашистом. Девушка была убеждённой анархисткой, не из таких, кто толком и не знает, что такое Анархия. Флай обо всём имела своё мнение, читала книги по теории анархизма, а также сама писала статьи и занималась различным творчеством. Причём, она была очень искренним человеком: когда девушка писала стихи, она не задумывалась, будут ли они нравиться кому-то, а просто вкладывала в них все свои мысли, иногда даже ей казалось, что это пишет не она, а стихи – это просто часть её самой. Флай никогда не боялась быть не такой, как все, но в тоже время и не старалась, чтобы это было так. Её не волновало, такая она как все или нет - она просто была собой. Но похожей на других девушка не была никогда. Ей не нравилось это пошлое общество и законы, по которым оно живёт. Она всегда была чужой в нём и не боялась этого, а наоборот считала это достоинством. Одним словом, Флай была настоящим панком.
- Да, а что? – ответил Бульдог. Он ответил так быстро, что даже не успел подумать, зачем она спрашивает и стоит ли ему говорить. Слова как будто сами вырвались у него, до такой степени эта девушка казалась ему приятной и почему-то доброй. Бульдогу самому было странно испытываемое чувство, потому что до этого он никогда не мог и подумать, что такое бывает. Ему почему-то очень хотелось узнать её поближе, познакомиться с ней. Ему казалось, что ей он может доверять, и она может стать хорошей подругой.
- Да нет, так… - ответила Флай и задумалась.
Через некоторое время она спросила так, будто они общались давно:
- Неужели ты считаешь, что людей можно делить на достойных и недостойных жить по национальному признаку?
Девушка произнесла эти слова скорее как продолжение своих мыслей, но тут же посмотрела на Бульдога, как будто для того, чтобы дать ему понять, что вопрос адресован всё-таки ему. И снова в её взгляде была какая-то глубина, ещё не понятная Бульдогу.
На самом деле Флай интересовало не то, что ответит Бульдог, а то, как он это ответит. То есть, она хотела понять его чувства и мысли: искренне ли он убеждён в своей теории или это лишь то, что помогает ему утвердиться, быть не таким, как все; сам ли он дошёл до этого или он просто говорит лозунгами, услышанными или прочитанными где-то.
Вопрос Флай был для Бульдога одним из тех, от которых он всегда отмахивался и на тему которых предпочитал не думать. Возможно, это происходило на подсознательном уровне, но бон как будто ощущал слабость своих взглядов, принятых на веру без всякого здравого размышления, и поэтому он старался спрятаться от них за известный лозунг или формулировку, усомниться в правильности которой не мог. Ведь вся его жизнь строилась на этом, он жил ради этого, и потому так боялся потерять веру в свои убеждения. Но сам Бульдог не осознавал этого. Он просто никогда глубоко не вдумывался и не анализировал теорию, в которую свято верил.
- Да от этих чёрных во всём мире только вред один. Они низшие – им не место в белом раю. И жиды тоже…
Сказал по привычке Бульдог, и только тут ему пришло в голову: «АнтиФа…» Эта мысль заставила его усомниться в правильности первого впечатления, произведённого на него Флай, но он тут же вернулся к прежней мысли. С одной стороны он понимал, что ему не следует говорить ей всё это, но он почему-то был абсолютно уверен, что этот разговор останется между ними, и девушка спрашивает у него обо всём из личного интереса. А вот чем вызван этот интерес ему всё ещё было неясно, да вряд ли и сама Флай понимала это до конца. Ей просто хотелось узнать этого человека, который вроде был её врагом, но почему-то именно к нему она не чувствовала той ненависти, которую обычно испытывала при одной мысли о бонах. Именно этот вопрос и был непонятен Флай: почему она не чувствует ненависти к нему, а напротив, ей хочется пообщаться с ним, узнать его больше?..
Услышав слова Бульдога, девушка почувствовала, что это не истинные его убеждения, до которых он дошёл сам. Она была уверена, что эта идеология пришла извне, и он повторяет заученные формулировки, до конца не вдумываясь в их смысл. Собственно, этого она и ожидала, но Бульдог почему-то был ей интересен.
На этот раз молчание прервал Бульдог:
- А ты АнтиФа, что ли?
- Да. АнтиФа-панк, - ответила ему Флай. И теперь она также осознавала, что говорить с боном о таких вещах небезопасно, но в то же время она также доверяла ему по какой-то непонятной ей причине.
Поезд остановился. Это была остановка, на которой Бульдог должен был выходить.
- Мне пора, - сказал он.
- А я как раз тоже выхожу, - сказала Флай. И в её тоне было что-то дружеское. Казалось, она сама не хотела, чтобы это было так, но это шло из глубины её натуры. Против воли разума. Этот дружеский тон был ей самой непонятен, но иначе она не могла.
Выйдя из вагона, они шли рядом, ни слова не говоря, но в то же время присутствие другого каждому как будто было необходимо. Им хотелось просто поболтать, рассказать друг другу всё, как говорится, излить душу. И это было обоим удивительно, ведь по существу они были врагами и встреться они при других обстоятельствах, неизвестно, чем бы всё закончилось.
Бульдогу уже не казалось странным, что эта девушка так заинтересовалась им, а Флай была довольна, что он не испытывает к ней вражды и хотела, чтобы эта встреча не была последней. С одной стороны, девушка осознавала, что рядом с ней фашист, но она старалась видеть в нём в первую очередь человека, ей хотелось понять его личность полностью.
- Да кстати, я Флай, - представилась она и по привычке протянула ему руку.
- Бульдог, - отозвался он и ответил на её рукопожатие.
Снова воцарилось молчание. В этот момент идеология для каждого была где-то в стороне. Да, она была как и прежде важна, но друг на друга они не распространяли её влияние. Казалось, что она при всей своей силе нисколько не помешает им общаться и даже дружить.
Уже на эскалаторе Бульдог негромко спросил:
- Ты где живёшь то?
Флай была настолько погружена в свои мысли, что не услышала вопроса, а парень подумал, что она не хочет говорить ему это. Чуть позже он всё-таки решился ещё раз обратиться к ней:
- Ну, может хоть телефон скажешь? Я никому не буду его давать…
Казалось, девушка этого и ждала. Она достала из рюкзака листок бумаги и ручку и написала Бульдогу заветные цифры.
Выйдя из метро, оказалось, что им в противоположные стороны. Они почему-то ещё раз пожали друг другу руки, и Бульдог сказал:
- Я тебе позвоню.
По дороге домой он стал думать обо всём произошедшем. Присутствие Флай как будто отвлекало его от этих мыслей, а, оставшись один на один с собой, он полностью погрузился в них. Сперва он решил, что совершил большую ошибку, а то и предательство, начав общаться с Флай. Он хотел прекратить это знакомство, даже вытащил из кармана бумажку с телефоном панка и уже собирался порвать её, но что-то его остановило. Бульдог вспомнил взгляд этой девушки, то доверие, которое оказали они друг другу, формально находясь по разные стороны баррикад, и его захлестнуло желание поговорить с ней, рассказать ей многое из того, что он ещё никому не говорил. Ведь в компании друзей Бульдог мог обсудить или идеологию, или планируемые действия, или просто какие-то пустые, ничего не значащие вещи. Многое приходилось ему держать при себе, потому что его бы не поняли. А иногда так хотелось просто высказаться, и он был уверен, что ему было бы гораздо легче. А Флай показалась Бульдогу способной на серьёзные разговоры, он был уверен, что она поймёт его. Возможно, это был первый человек, в котором парень почувствовал родственную душу, и, по иронии судьбы, это была антифашистка.
Сама Флай также, идя домой, думала о ситуации, в которую она попала. Мысль о предательстве идеи закралась в её ум ненадолго. Просто, многие её друзья не видели в бонах людей и считали, что их надо всех перебить, а уж общение с ними было просто абсурдом. Флай безусловно разделяла идею об искоренении фашизма, но она была очень свободным человеком и считала невозможность общения предрассудком, и что дружить можно с кем угодно, оставаясь при этом собой и нисколько не меняя своих убеждений, а напротив, всё время их отстаивая. Она была уверена, что в общении с Бульдогом нет ничего предосудительного, и ей было совершенно безразлично, что про неё скажут. Главное, это её мнение, а значит, единственное верное и приемлемое. Для неё всегда было важно не предать себя и считать себя правой, а всё остальное её мало интересовало, потому что мир полон предрассудков и догм, которые и являлись её главными врагами. Бульдог интересовал её как личность, она видела в нём не фашиста, а человека, а значит, ей надо было поддерживать знакомство с ним, чтобы узнать его лучше. И потом, она также не могла высказать всё, что было у неё на сердце, своим друзьям. Они также не всегда поняли бы её и постарались бы обратить всё в шутку, а ей так не хватало нормального человеческого общения и друга, которому она могла бы доверять всё. И почему-то ей казалось, что этим другом мог стать Бульдог.
В тот же день вечером скинхэд набрал номер Флай. Она была очень рада его звонку, и они болтали часа два. Фашист и АнтиФа обсуждали идеологию, спорили, но не как враги, а просто как друзья, имеющие разное мнение. Флай убеждалась, что Бульдог достаточно много знает о своей теории, но это не его мысли. За фашистскими взглядами они видела личность, способную к борьбе и преданности идеалам, но эта личность была подавлена захватившими её убеждениями. Девушка старалась противопоставить ему ценности свободы, индивидуальности каждого человека, но он как будто не слышал её доводов. Но что объединяло их – это неприятие мира таким, какой он есть, желание преобразовать его. И пусть методы и конечная цель были разными, но бунт составлял основу жизни обоих. В конце разговора бон и панкерша договорились встретиться и погулять на выходных.
Так они стали общаться. Постепенно Бульдог стал чувствовать какую-то необычную привязанность к Флай. Ему было не по себе, если она целый день ему не звонила и они не виделись, ему хотелось просто быть с ней рядом, чувствовать, что она пришла сюда именно ради него, что ей приятно говорить с ним. Девушка привлекала его и своей независимостью, и своей глубокой убеждённостью в идеологии, которая пусть и была ему чужда, но всё же от неё веяло свободой и почему-то способностью к взаимопониманию. Да, именно Флай, которая расценивала людей, не цепляясь к нюансам их культуры, а по их внутренним качествам, вызвала у Бульдога любовь. Но чувство было не таким, которое он обычно испытывал к другим девушкам, это было нечто более глубокое: потребность в присутствии человека, в постоянном пребывании вместе. При этом парню было даже не важно, разговаривать ли о чём-то или просто сидеть рядом, ему просто хотелось всегда видеть её.
Любовь для Флай была скорее проявлением родственности душ. Если она влюблялась в какого-то парня, то скорее испытывала к нему чувства как к человеку, как и индивидуальной личности, качества которой она ценила. Это была своеобразная любовь-дружба. И именно такие эмоции девушка испытывала к Бульдогу. Как ни странно, именно в нём они увидела человека, необычайно похожего на неё саму. Флай не брала во внимание идеологию, потому что была убеждена, что она составляет лишь какую-то часть личности и помимо неё у каждого человека есть много качеств, которые позволяют так или иначе относиться к нему. И в Бульдоге она любила именно то, что видела за пеленой ненавистной ей теории. Девушка была уверена, что он не такой, каким иногда хочет казаться, и видела между собой и им много общих черт. Ей хотелось быть рядом с Бульдогом, рассказывать ему всё: свои мысли, всё то, что занимает или беспокоит её в данный момент, обсуждать планы на будущее (кстати, Флай считала, что как такового будущего нет, как нет и смысла у жизни, и поэтому старалась наполнить её своим смыслом, своими целями; в этом она также видела протест, без которого не мыслила существование). Девушка мечтала делиться с ним всеми своими удачами и неудачами. Написав новое стихотворение, рассказ, она в первую очередь несла его Бульдогу, и вместе они обсуждали достоинства и недостатки, мысли, чувства, которые вызывает её творчество. Флай нравилось, что парень всегда старался понять и поддержать её, что он также доверял ей и рассказывал абсолютно всё. Она была рада подсказывать ему что-то, давать советы, которые могли помочь решить важные для него проблемы. Одним словом, Флай было просто приятно быть рядом с Бульдогом, общаться, и она любила его не только как парня, но и просто как друга. Он был единственным человеком, с которым она могла говорить полностью искренне.
Но вот однажды вечером Бульдог позвонил ей и попросил срочно встретиться. Флай почувствовала, что что-то случилось, и скорее вышла на улицу и направилась к назначенному месту. Бульдог уже ждал её, и было видно, что он очень расстроен. Оказалось, накануне он и его друзья подрались, как парень выразился, «с чёрными», и его лучший друг, Кот, погиб. Бульдог стал рассказывать Флай, как онг ценил этого человека, и как теперь он ещё больше ненавидит эмигрантов, которые лишили его друга.
- Понаехало всякой мрази, - говорил он, - и ещё порядки свои хотят устанавливать. Не нравится что – убирались бы отсюда, а то ещё возникают.
- Но послушай, - старалась убедить его Флай, - я тебе, конечно, очень сочувствую и прекрасно понимаю, как тебе сейчас плохо, но ведь и вы делаете тоже самое. Эти люди не сделали вам ничего плохого, вражду начали вы. Я не хочу сейчас тебе всё это говорить, потому что знаю, это может быть неуместно. Но хотя бы пойми: Кота убил кто-то один, и не надо из-за этого истреблять всех людей…
Бульдог хотел уже оттолкнуть Флай, но тут же взял себя в руки. Он чувствовал, что она понимает его и искренне хочет помочь, и что теперь кроме неё у него никого нет. Они сели на лавку возле подъезда и некоторое время просто сидели молча. Потом Бульдог сказал:
- Ну ладно, мне пора, завтра увидимся.
И добавил:
- Ты теперь единственная, кто мне дорог…
Он обошёл забор, разделявший двор, и медленно направился к дому. Флай ещё сидела на лавке, и она помахала ему рукой.
Тут Бульдог увидел маленькую девочку, на вид лет пяти-шести, явно нерусской национальности. Тут в памяти бона возникло всё, что произошло вчера. Он подумал о Коте, который был его другом с самого детства, с которым они часто обсуждали разные вещи и вместе с которым они пришли к своей идеологии.
Бульдог остановился. В его глазах была ненависть, он вот-вот ударил бы девочку, которая, ничего не подозревая, медленно шла, напевая под нос какую-то детскую песенку. Он готов был уже одним ударом сбить её с ног. Девочка заметила странный взгляд человека, идущего ей на встречу. Она поняла, что происходит, и весь испуг, все чувства, которые захлестнули её, слились в её влажных от слёз глазах в один короткий вопрос: «За что?»
Вдруг панкерша быстро перелезла через забор и моментально оказалась между боном и ребёнком. В её руках была арматура, валявшаяся во дворе. Да, это была Флай, но уже не та, с которой Бульдог мог часами разговаривать, доверяя ей все свои тайны, с которой они гуляли, целовались, и дороже которой у него не было ни одного человека. Перед ним стояла антифашистка, готовая отдать жизнь ради идеи и ради того, чтобы защитить это маленькое, ни в чём не повинное создание. В её глазах легко читались решимость и бесстрашие. В этот момент убеждения вышли на первый план, она не могла поступить иначе.
Бульдог остановился. Не потому, что он боялся Флай, а по какой-то другой, ещё непонятной ему причине. Он вспомнил всё то, что говорила ему эта девушка, которая сейчас стояла перед ним и уже была его врагом. Парень увидел, как искренне и глубоко она убеждена в своей правоте, что готова пожертвовать всем. И ему показалось, что она действительно права… Ну конечно, разве виновата эта девочка в смерти его друга?! Мало ли сколько убито теми, кто был одной и ним национальности…
Он повернулся и быстро пошёл дальше. Зайдя за угол, Бульдог остановился. Он долго стоял, думая о произошедшем. Его захватило чувство опустошённости: несостоятельность идеи, всё больше раскрывавшаяся ему, как разматывается клубок, стоит только кому-то взяться за конец нити; потеря любимой девушки…
Флай подошла к девочке, которая так и стояла, с недоумением смотря на всё, что происходило перед ней. Панкерша обняла её и спросила: «Где твой дом?» Малышка показала на подъезд, радом с которым ещё несколько минут назад сидели Бульдог и Флай. А девушке казалось, что с того времени прошла уже целая вечность. Она проводила ребёнка до дверей квартиры и быстро пошла по двору.
Постояв, Бульдог медленно отправился дальше. Никогда ещё в его душе не было так плохо и пусто.
Через некоторое время его догнала Флай. Она молча пошла рядом, как будто стараясь понять, что сейчас думает её друг.
- Ты была права, - тихо произнёс Бульдог.
- Так значит, я победила? – улыбнулась Флай и примирительно взяла его за руку.
Он пожал плечами и мельком посмотрел на девушку.
- А если серьёзно, - сказала она, - то победил ты. Твоя личность оказалась сильнее модной теории. Ты сильный человек, и я знаю, вместе мы справимся со всем этим.
Бульдог обнял её и они пошли дальше, мимо домов, на которых виднелись зачёркнутые свастики, рядом с которыми было написано: «AntiFa».
Впервые опубликовано на сайте "Fucking Life" летом 2004 года.
Также опубликовано на сайте "Стихи и проза":
http://stihi.pp.ru/index.php?s=verses&show=id&id=681