БУРСА (ЧАСТЬ IV)
НАУКИ ЮНОШЕЙ ПИТАЮТ
Науки юношей питают,
Но каждый юнош — как питон,
И он с земли своей слетает,
Надев на голову бидон.
На нём висят одежды песьи;
Светлее солнца самого,
Он гордо реет в поднебесьи,
Совсем не зная ничего.
Борис Гребенщиков & группа «Аквариум», песня «Науки юношей» из альбома «Любимые песни Рамзеса IV»
Итак, старушка-судьба в очередной раз преподнесла мне серьёзный урок, и на сей раз мне вновь удалось удержаться в седле.
Не успел я оправиться от «строгача», вынесенного мне решением светлейшего ректората, как на моём пути возникло следующее испытание — первая сессия.
Уважаемый читатель может согласиться со мной, вспоминая свои студенческие годы, или же наоборот — посмеяться над автором этих строк: подумаешь, мол, первая сессия — «заплатил налоги и спи спокойно»!
Возможно, в советские времена высшее образование было не лучше, чем сейчас, но вот подход к учебному процессу был совершенно иным.
Ведь посудите сами, курсант получает образование в училище за счёт государства. Кроме того, государство его обувает, одевает, кормит, поит, выплачивает стипендию и обеспечивает морской практикой. Государство воспитывает за свой счёт кадры для морского флота, в коих оно, безусловно, нуждается. И на кой чёрт государству нужны неквалифицированные кадры? Дело-то весьма серьёзное — пароходы водить! А посему и преподаватель был строг с курсантом! Никаких ему поблажек и послаблений! Попробуй-ка сунь преподавателю взятку в виде дензнаков в национальной или свободно конвертируемой валюте, да об этом и речи быть не могло! Пришёл учиться — учись, не хочешь учиться — служи отечеству или иди работать на благо государства. Словом, «взялся за гуж — не говори, что не дюж»!
А какие были преподаватели! Знаете, есть такое выражение «врач от Бога».
А в нашей бурсе были преподаватели от Бога. Я не знаю, какая у них была мотивация и сколько денег они получали за свою работу, но наверняка я знаю только одно — они делали своё дело на совесть! Конечно, мы их не очень-то жаловали, наших преподов, ибо они просто не позволяли нам лениться, а ведь, как известно, курсант по натуре своей ленив и чрезвычайно находчив. А посему наши преподы неустанно изучали различные курсантские хитрости, заставляли курсанта периодически включать свой мозг и использовать его по назначению.
Итак, в ходе «кровопролитных боёв с преподавательским составом», все зачёты были получены вовремя, за исключением одного — по «Управлению судном». Камнем преткновения для получения зачёта по этой дисциплине стала моя задолженность по практической части.
Дело в том, что на практических занятиях мы занимались тем, что рассчитывали какие-то хитрые нагрузки на грузовые тали. Правда, я уже смутно помню, что именно мы там рассчитывали, однако в голове прочно засел термин «ходовой конец лопаря талей». Что это за «лопарь» и почему «конец ходовой», хоть убей, не помню! Но термин навсегда сохранился в моей памяти.
Итак, сей зачёт принимал у нас доцент уже известной вам кафедры «Управление судном» — Владимир Григорьевич Минеев по прозвищу Маяк.
Такое специфическое прозвище Минеев получил за свою любимую фразу: «Навалить маяк». То есть, как только кто-то из курсантов начинал игнорировать материал, тщательно излагаемый Минеевым, в этот самый момент доцент произносил свою сокровенную фразу: «Я смотрю, курсант Пупкин маяк навалил!» И несчастный Пупкин готов был провалиться сквозь землю! А Григорьич, весьма довольный произведённым эффектом, как ни в чём не бывало продолжал знакомить нас с премудростями рангоута и такелажа.
Итак, свой последний зачёт по «УПС» я получил буквально за пять минут до начала первого экзамена по «Инженерной графике» и только после того, как решил пару-тройку задач, в которых с большим трудом рассчитал все необходимые нагрузки на злосчастные тали.
Экзамен по «Инженерной графике» я сдал с оценкой «удовлетворительно». Однако я был несказанно рад и этой оценке, ибо почти не успел подготовиться к этому экзамену, потому как всю ночь посвятил решению задач по «УПС» в надежде получить зачёт у Минеева.
К следующему экзамену по «ВЧТ» я не стал готовиться по уже известным читателю причинам.
Милый моему сердцу профессор Мендельсон по своему обыкновению принял меня с распростёртыми объятиями и, не мудрствуя лукаво, поставил мне за экзамен твёрдые «три шара», несмотря на то, что я чётко ответил на все вопросы по билету. Я тоже не остался в долгу, и после того, как он расписался в зачётке и проставил оценку в ведомость, я искренне поблагодарил его за долготерпение и заметил, что после всех выпавших на мою долю мытарств программирование как прикладная наука мне в высшей степени противна, чем, собственно, обескуражил старика.
Однако особый страх мне внушал последний экзамен — по высшей математике.
Сей предмет среди курсантской братии именовался «вышкой». Вот уже поистине название предмета целиком и полностью соответствовало его сути!
И кто только придумал эту высшую математику? Дифференциальные уравнения, производные, интегралы и прочие математические штучки!
Я сознательно выбрал профессию судоводителя, чтобы как можно меньше иметь дело с точными науками, однако на поверку оказалось, что, получая профессию судоводителя, я в первую очередь получал профессию инженера. А какой же инженер может обойтись без высшей математики, физики, сопромата, теоретической механики и прочих технических наук?
Незабвенная Алла Ивановна Бурмистрова, наш преподаватель высшей математики, любила повторять свою излюбленную фразу: «В первую очередь вы — инженеры, а только потом — судоводители!» То есть по Бурмистровой, наша будущая квалификация в дипломе описывалась следующей формулой: «Инженер — (минус) судоводитель».
О, Алла Ивановна была весьма колоритным персонажем!
Представьте себе человека, который посвятил всю сознательную жизнь преподаванию высшей математики в таком выдающемся учебном заведении, как наша бурса!
С особым уважением Алла Ивановна относилась к выпускникам математических школ, ведь именно они разговаривали с ней на одном языке и, кроме того, искренне любили, как и она, математику. А вот к обычным курсантам, коих, кстати, было большинство, Бурмистрова относилась с прохладцей, ведь они не питали особых чувств к её предмету и желали только одного — поскорее сдать ей экзамен и забыть о математике навсегда!
А посему выбора у нас, обделённых математическими талантами, не оставалось — хочешь стать судоводителем, учи высшую математику!
В назначенный день я прибыл на экзамен по «вышке».
Чтобы получить допуск к экзамену, необходимо было решить десяток примеров с производными. Алла Ивановна протянула мне листок с примерами, которые она только что составила прямо на моих глазах. Затем она засекла пятнадцать минут, которые отводились на их решение, и усадила меня за первую парту — напротив себя. Пока я напрягал свои мозги, раскладывая производные, Алла Ивановна успела допустить к экзамену двух счастливчиков, а двух неудачников без особых церемоний выпроводила из аудитории.
Наконец я закончил решать примеры, успешно уложившись в отведённое время, и протянул ей свой исписанный листок.
Однако на сей раз удача улыбнулась мне, и, сделав пару пометок на полях, Алла Ивановна допустила меня до лежащих перед ней веером экзаменационных билетов. Дрожащими от страха руками я вытянул билет, громко и чётко назвал его номер и отправился готовиться на последнюю парту.
Господи, ну почему я был таким глупым! Ведь у меня была реальная возможность сдать этот экзамен с первого раза! Если бы я только знал заранее, что шпаргалка подействует на Бурмистрову, как красная тряпка на быка! Шпоры я писал всю ночь в надежде на то, что весь материал я всё равно не смогу запомнить и обязательно ими воспользуюсь. Улучив момент, когда в аудиторию вошёл очередной курсант и Бурмистрова отвлеклась, я потянулся за шпорами, которые лежали у меня между тельником и голландкой. Влажными от пота руками я вытащил шпаргалки и засунул их под зачётную книжку, и в тот самый момент, когда мне казалось, что моя комбинация со шпорами прошла успешно, Бурмистрова резко встала из-за стола и быстрым шагом, цокая каблуками по паркету, направилась ко мне. Я сидел молча, ни жив ни мёртв, боясь пошевелится от страха. Бурмистрова подошла к моему столу и подняла мою зачётную книжку, обнажив исписанные мелким шрифтом листочки!
— А я-то думаю, и чего это вы всё время дёргаетесь?! — сказала она, пристально глядя мне прямо в глаза.
Я не выдержал её взгляда и опустил голову.
— А ведь я была о вас хорошего мнения! — и с этими словами она взяла в руки мои шпаргалки и разорвала их в клочья.
— Алла Ивановна, но я ведь даже не успел ими воспользоваться! — пытался оправдаться я.
— Молодой человек, я не первый год работаю в училище, не пытайтесь меня разжалобить! Вы свободны! Придёте через неделю на переэкзаменовку! — резко произнесла они и указала жестом мне на дверь.
— Алла Ивановна, простите! Я готов вытянуть другой билет и ответить по нему, только не выгоняйте! — с отчаянием в голосе произнёс я.
— Другого билета не будет! Придёте на переэкзаменовку, тем более, что производные вы решили успешно и получили допуск к экзамену!
Стало совершено ясно, что спорить с ней бесполезно, и я поплёлся к двери. Экзамен по «вышке» был завален!
В коридоре царило оживление. Счастливчики праздновали успешную сдачу сессии, а неудачники плакались друг другу в жилетку. Когда последний курсант вышел из аудитории, стало понятно, что добрая половина группы завалила экзамен по «вышке. Через пару минут на пороге аудитории появилась Бурмистрова и обратилась ко всем присутствующим:
— Итак, результаты экзамена меня не радуют! Следующая переэкзаменовка состоится через неделю. Напоминаю, что на третьей переэкзаменовке экзамен у вас будет принимать специально созданная комиссия! Смею вас заверить, что на моём веку очень немногим курсантам удавалось сдать экзамен комиссии! Поэтому прошу всех как следует подготовиться! Всем всё ясно? Вопросы есть?
— Алла Ивановна, а как будет проходить экзамен? По билетам готовиться? — поинтересовался Вова Дубняк, который был в числе аутсайдеров.
— По каким, Дубняк, билетам? Билетов для вас больше не будет! — и с этими словами она разорвала в клочки экзаменационные билеты на глазах у изумлённой публики.
— Как не будет? А как же готовиться тогда? — не унимался Дубняк.
— Учите весь лекционный материал! Зачем вам билеты? А вам, Дубняк, ещё и допуск к экзамену нужно получить!
— Ну это же не по правилам! — возмутился Вова.
— Вы пришли сюда учиться, а не на лекциях спать! — парировала Алла Ивановна.
— Да я и не спал, ну, ей-богу, не спал, Алла Ивановна! — не унимался Вова.
— Не спорьте с преподавателем! Экзамен выявил все ваши слабые места! Да, и не вздумайте ещё раз воспользоваться на моём экзамене шпаргалками, как некоторые из ваших товарищей! — и с этими словами она пристально посмотрела на меня. — Вы бы могли сегодня успешно сдать экзамен, но попытались меня обмануть!
— Извините, Алла Ивановна, этого больше не повторится! — промямлил я в ответ.
— Надеюсь, что именно так и будет! Ребятам, которые сегодня сдали экзамен, желаю хорошо отдохнуть в отпуске, остальных жду через неделю! — обратилась она уже ко всей группе и аккуратно прикрыла за собой дверь.
Итак, последний экзамен, отделявший меня от заветного отпуска, был провален и провален по собственной же глупости. Я чётко осознавал, что поблажек на переэкзаменовке ожидать не стоит, ведь Бурмистрова не знала жалости ни к очникам, ни к заочникам. Оставалось только одно — посвятить оставшуюся до переэкзаменовки неделю высшей математике.
Ведь лучше тронуться умом, корпя над дифференциалами и интегралами, чем провести три увлекательных года в чреве атомного подводного крейсера.
Фрагмент обложки учебного пособия "Теоретический чертёж и его воплощение в судовых документах для расчётов плавучести и остойчивости", 2019 г.
Автор (на фото) - Минеев Владимир Григорьевич.