Это Тихон Васильевич Юртаев. Кот. Вы скажете, так не бывает? Чтобы кот, и вдруг с отчеством. Да еще и фамилия. Не знаю, не знаю, у кого-то из четвероногих и имени-то нет (какое там, имени – клички!). У Тихона Васильевича есть всё. Да-да, даже фамилия. Всё официально. Зарегистрировано в документе, медицинской карточке ветеринарной поликлиники. Отчества там, правда не указано, и имя исковеркали – Тишка (фи, неудобно даже вспоминать, хотя что ж вы хотите от работников ветлечебницы – коновалы!), зато фамилия – как положено. Можете сами убедиться, если кто не верит. Это Наташа записала его на свою фамилию, когда возила Тихона Васильевича к докторам на прививку. Что же касается отчества, то его тоже установила Наташа. По ее мнению отцом Тихона Васильевича является кот Васька из соседнего подъезда. Она вообще большой специалист по всем кошкам и собакам, обитающим в микрорайоне. На спине родителя той же масти пятна, очертаниями напоминающие Северную и Южную Америки. Просто поразительно, точь-в-точь, как у Тихона Васильевича. Мать же Тихона Васильевича служит кошкой в молочном магазине, в том же доме, где он проживает.
Родословная, правда, не из блестящих. По всему видать не было в роду у Тихона Васильевича ни сиамских, ни ангорских кровей, и потому вот он – обыкновенный гладкошерстный кот с Америками на спине. На правой задней ноге не то Австралия, не то Мадагаскар.
Впрочем, это только внешне – обыкновенный.
Первым в доме просыпается Тихон Васильевич. Идет в Мамину комнату и принимается точить когти о ее кровать. Мама ворочается и ворчит сквозь сон.
- Мыр, - тихо приветствует ее Тихон Васильевич. Тихо, потому что другим обитателям дома, Наташе и Папе, разрешается еще спать. Маме же пора вставать, кормить Тихона Васильевича.
- Мыр, - повторяет он и снова точит когти.
- До чего ж ты мне надоел, Тишка, - вздыхает Мама, вставая. По утрам она всегда не в духе и потому непочтительна. Но чего не вытерпишь от хозяев! Тем более, когда проголодаешься. Тихон Васильевич резво спешит в сторону кухни, пока Мама влезает в халат и тапочки.
- Тихон. ты это что?! – возмущается Мама. – Совсем обнаглел. Я думала, тебе, действительно, - надо. Нет, друг мой, иди-ка ты проветрись, а со жратвой подождешь до утра.
Она бесцеремонно выкидывает Тихона Васильевича за порог и захлопывает двери. Даже на улицу не вывела! А уж это вопиющее безобразие, и Тихон Васильевич имеет полное право «наделать дел» прямо здесь , на половичке возле родного порога. Но он достаточно воспитан и потому потерпит. И вообще он выше мести, хотя Маму не грех было бы и проучить. Обиженный, полный жалости к себе, голодному, никому не нужному, Тихон Васильевич устраивается на коврике, поджимает застывшие на цементном полу лапки под теплый меховой животик и, прикрыв глаза, предается размышлениям.
Странный все-таки народ – люди. Вот Мама, к примеру. Сама же считает Тихона Васильевича гениальным котом, и вместе с тем такое бесцеремонное отношение. Неужели трудно подать родному голодающему коту кусочек рыбки? Для чего, в таком случае, он и держит ее в своем доме? Наташа – для того, чтобы играть. Мама – для того, чтобы кормить. У каждого свое предназначение в жизни. Папа, тот, правда, просто так живет, без пользы. Ладно, пускай живет - у
Тихона Васильевича мягкий характер. И вот за все за это – награда!
Раньше в доме жила еще и Бабушка. Но сейчас она уехала в Майкоп, нянчить внука. Вот и еще одна обида на человечество. Нянчить внука! Выходит, какой-то неведомый майкопский внук Бабушке дороже Тихона Васильевича. А ведь как хорошо они жили, Тихон Васильевич и Бабушка. Самый полезный человек в доме – Бабушка. Главное, всегда дома. Пожелаешь на улицу – выпустит. Вернешься с прогулки – только мявни под дверью, тут же впустит. И не надо часами сидеть в страшном подъезде и бояться появления Старухи с верхних этажей и Федора Степановича Белоконя, начальника подъезда. Уж лучше бы Папа уехал в Майкоп нянчить внука.
Тихон Васильевич пробуждается от усилившегося кошачьего духа. Это подъездная Муська выбирается из подвала погреться со своими котятами. Завидев Тихона Васильевича, Муська громко мяукает от голода. И чего орать так среди ночи? Сейчас сверху выскочит Старуха или еще кто-нибудь. За компанию достанется и Тихону Васильевичу. Но припугнуть Муську он не решается – уж больно она царапуча да и вон их сколько.
Непонятна Тихону Васильевичу такая Муськина жизнь. Совсем непонятна. Неужели никак не обойтись без этой вечно голодной орды котят, присосавшейся к ее пустому животу? Неужели не найти приличных хозяев? И вообще как-то разумно устроить свое положение? Глупая женщина. Тихон Васильевич отчасти даже разделяет негодование начальника подъезда Белоконя по поводу антисанитарии на лестнице, которую разводит Муська со своей ордой. Это из-за них грешат и на него, почтенного кота. Это из-за них жители подъезда разделились на три лагеря: кошатников, антикошатников и нейтральных, которым некогда. Квартира Тихона Васильевича значится у Белоконя в списке неблагонадежных первым номером. Впрочем, не только в Тихоне Васильевиче тут дело. Наташа да и сама Мама украдкой носят свои и его объедки Муськиной компании.
Сам же Тихон Васильевич предпочитает дружить с Бимкой, песиком-ровесником. Бимка из хорошей семьи, в порочащих связях не замечен. Всегда весел, доброжелателен, здоров. Когда хозяин, благодушный пенсионер, ведет его на прогулку, Бимка тяфкает у дверей Тихона Васильевича. Выходи, мол, приятель. И Тихон Васильевич иногда выходит. Раньше, будучи детьми, они гонялись друг за дружкой, барахтались и кусались. Теперь же Тихон Васильевич обычно сидит где-нибудь в сторонке, поджав под себя лапки и щурясь, наблюдает, как Бимка бегает по двору, принюхивается и расписывается на всех углах и деревьях.
А начальнику подъезда Белоконю Тихон Васильевич однажды все-таки припомнил обиды. Сам Федор Степанович пригласил его как-то к себе, покланялся. У него, видите ли, мыши. Наташа подхватила Тихона Васильевича, понесла Белоконям. Как же, очень надо, чужих мышей изводить! Ни за что не согласился Тихон Васильевич, сколько не кискал его начальник, не заманивал колбасой (эка невидаль!) в свои хоромы. Зашипел, ощетинился, растопырил лапы в чужих дверях. В другую квартиру, может, еще и пошел, не посмотрел бы, что не его участок. А помогать главному врагу животных – это, извините, его кошачья гордость не позволяет.
Щелкает замок. Дверь приоткрывается.
- Иди, злодей, - говорит Мама.
Сохраняя достоинство, Тихон Васильевич не спеша входит в квартиру, долго задерживая хвост в дверях.
На кухне в его углу не лежит его законная вареная салака.
Это как понимать? Вчера вечером Тихон Васильевич самолично заглядывал в свою кастрюльку, дабы убедиться, что назавтра еда есть и можно спать спокойно. И вдруг, на тебе! Обиженный, Тихон Васильевич идет к Маме. Она застилает постель. Совсем-совсем никакой заботы о бедном котике! Тихон Васильевич трется о Мамину ногу.
- Тишенька, бедный мой голодный мальчик! Ну пойдем, пойдем, покормлю тебя, злодейчика.
На кухне уже кипят Мамины бигуди. Мама кидает Тихону Васильевичу рыбу, устраивается перед зеркалом с расческой. Все идет как всегда, как вчера, как позавчера. Сейчас она сольет воду и, обжигаясь, примется завивать волосы. А Тихон Васильевич будет есть свою законную салаку. В жизни все должно быть привычным и надежным: дом, где не страшны никакие начальники подъездов, кастрюлька с вареной рыбой, Мама, Наташа, Бабушка и Папа (хоть от него и нет никакой пользы). Тихон Васильевич совсем перестает обижаться на Маму за ночное недоразумение и принимается за рыбу, как вдруг…
- Коля, это ты пиво из чашки выпил? – кричит Мама Папе, который бреется в ванной.
- Из какой чашки?
- На буфете. Я оставила для завивки.
- Нет.
- Странно.
Завидев в Маминой руке зеленую Наташину чашку, Тихон Васильевич прижимает уши и, прихватив одну рыбинку, забирается подальше под кухонный стол.
- Тихон Васильевич, это как понимать? – обращается Мама в сторону торчащего из-под стола хвоста. – Ай-я-яй, интеллигентный воспитанный кот и, как последний пьянчужка, ворует хозяйкино пиво, лазает по столам. У, ворюга! – Мама замахивается полотенцем на Тишкин хвост и, вздохнув, открывает кран, чтобы смочить волосы.
- Вот, думала, завьюсь на пиво. Пойду на работу красивой. Завилась!
Тихон Васильевич не дышит под столом.
- Весь в отца, пузыречника.
При чем тут отец? Как что, сразу наследственностью попрекать. Дело в том, что Наташа видела, как однажды Тишкин родитель катал по траве и нюхал какой-то пузырек. И даже грыз пробку. Кстати, пиво для того и предназначено, чтобы его пить, а совсем даже не для кудрей. А если бы Мама знала… Если бы только Мама знала, что Наташа всегда потихоньку наливает Тихону Васильевичу в плошку пиво из Папиных бутылок, что бы тогда она сказала? Конечно, он и не утерпел, и выпил из чашки то, что предназначалось для Маминых кудрей.
Очень кстати звонит Наташин будильник, и Тихон Васильевич, не доглодав рыбины, выбирается из-под стола и мчится будить Наташу.
Никого: ни Маму, ни Бабушку, ни приятеля Бимку, ни даже голубоглазую красавицу кошечку Алису – никого не любит Тихон Васильевич так преданно и нежно, как Наташу.
- Мыр, - говорит Тихон Васильевич нежно, и это означает: «Вставай, любимая моя девочка. Мне так неинтересно без тебя с этими скучными взрослыми. Вставай».
Конечно, Мама – это подогретое молочко в плошке, это вареная салака в персональной его кастрюльке, это чистый наполнитель в лотке, это провожатый до дверей подъезда. Мама – будни. А Наташа… Наташа – праздник. Наташа – это подпрыгивающие бантики на ниточках, это пиво в плошке и даже обмакнутый в валерьянку палец. Наташа – это дивные воспоминания о хулиганском котеночном детстве. Ах, как славно, что на свете существует эта замечательная девочка! Правда, Наташа – это и главный его будитель днем, когда так особенно сладко спиться в собственной кресле; это и тесный удушающий бант на шее, и ряд других утомительных беспокойств. И все равно Наташа – праздник.
Тихон Васильевич лижет ее в тугую горячую щечку. Наташа улыбается и открывает глаза.
- Тишенька!
Она приподнимает одеяло, и он, давно этого ждущий, прыгает в нагретую, пропахшую Наташей постель, утыкается холодным мокрым носом ей под мышку, мурчит и блаженно «месит» лапами.
- Опять!
На пороге стоит Мама.
- Чего? – делает Наташа удивленные глаза, будто и знать не знает ни про каких котов. Тихон же Васильевич, не дожидаясь, пока Мама сдернет одеяло и преступление раскроется, спрыгивает с кровати и прячется за тумбочкой письменного стола.
- Наталья, сколько раз говорить?! Он же по помойкам ходит. У него блохи. Большая ведь уже девочка. Вот сраму-то будет, когда и по тебе блохи запрыгают.
- Не запрыгают.
- Только что не целуешься с ним.
Ха! Еще и как целуемся! Но Тихон Васильевич благоразумно помалкивает за тумбочкой. Лучше пересидеть в уголке, пока гнев улетучится. Да и на работу Мама сейчас начнет опаздывать.
И правда. Мама вскоре забывает о Тихоне Васильевиче, мечется по квартире, роется в шкафу, сдирает бигуди с кудрей, так и не познавших пивной завивки.
Тихон Васильевич, убедившись, что про него забыли, выбирается из укрытия, спокойно доедает свою рыбу в своем законном углу на кухне, умывается и с тяжелым животом вспрыгивает в свое кресло у теплой батареи.
Мама рядом пудрится перед зеркалом.
- Что, Тихон Васильевич, изволили откушать? – интересуется она.
Тихону Васильевичу нравится, что Мама снова разговаривает с ним уважительно, но он так сыт и так хочет спать, что только нервно произносит «ур», что означает «прошу не беспокоить».
Мама (и когда же она уйдет на свою работу?) приседает перед креслом, гладит Тихона Васильевича по его Америкам, переворачивает на спину, чего Тихон Васильевич уж и совсем не любит. Кому же понравится, когда тебя треплют по сытому животу! В знак протеста он плотно закрывает глаза и нервно бьет хвостом.
- Э-эх, - говорит Мама, - нажрался и знать меня не желаешь? Ничего, проголодаешься – зауважаешь.
- Фи, как грубо! «Нажрался». Вот она, человеческая благодарность.
Но утром людям особенно некогда вести беседы с котами. И Мама торопит Наташу, заплетает ей косички, и они, наконец, уходят, унося с собой шум и утреннюю суету. Вот уже и за Папой щелкнул дверной замок. И Тихон Васильевич остается один в своей квартире.
Любимое старое кресло обтерлось, его поролоновая мякоть провисла, и теперь они повторяют овальные очертания Тихонвасильевичего тела. Он потягивается, и лапы его упираются в подлокотники. И что это кресло таким тесным стало?
Странный все-таки народ – люди. Совсем жить не умеют. Куда им до благородной кошачьей братии. Всё бегут куда-то. Даже Наташа. Тихон Васильевич отлично знает, что она с удовольствием осталась бы дома играть с ним целый день напролет. Но каждое утро она вновь и вновь надевает свою школьную одежду и тоже уходит в неразумную людскую жизнь с гудками и скрежетом машин, уроками, учителями, заботами.
Бедные люди. Хорошо еще, что хоть есть у них Тихон Васильевич.