(по мотивам «Илиады» Гомера)
Ты мне что-нибудь, родная,
На прощанье пожелай…
М.Исаковский
Гектор в блестящем шлеме с плюмажем из конской гривы, пикой в одиннадцать локтей и выпуклым кожаным щитом, стремительно подошёл к Скейским воротам Илиона. Нужно было торопиться, ведь вскоре битва троянцев с ахейцами возобновится, и ему надо было успеть донести своё послание старикам-советникам и жёнам воинов, а потом вернуться назад к троянским фалангам. А ещё ему нужно было успеть попрощаться со своей возлюбленной Андромахой и их маленьким сыном, которого сам Гектор называл Скамандрием по имени реки, протекавшей около их города, а все остальные звали Астионактом, что значит «Владыка города». Ещё бы, ведь отцом Астионакта был самый уважаемый из защитников Илиона!
За Гектором бежали женщины и девочки, хватали его за развевающийся плащ и просили сообщить новости о судьбе своих супругов, братьев и отцов, оставшихся на поле боя.
– Многим из вас уготована печаль. Лучше молитесь богам! – отвечал он им, стремительно двигаясь к величественному дому Приама, украшенному гладко отесанными колонами.
Гекуба, его мать, вышла навстречу своему первенцу, ведя за руку его сестру Лаодику.
– Зачем ты пришёл сюда, когда за воротами идёт битва? Наверное, ты хочешь воздеть руки к Зевсу? Но подожди, я велю принести самого сладкого вина, чтобы ты сделал возлияние громовержцу и другим бессмертным богам, – сказала она сыну и добавила, – да и тебе самому было бы хорошо выпить, ведь ничто так не придаёт силы уставшему воину, как кратер хорошего вина.
– Нет уж, матушка, мне сейчас пить нельзя, вино меня наоборот обессилит, и вся моя храбрость и доблесть улетучиться. Ты же видишь, руки мои в крови и пыли, и я не дерзну в таком виде обращаться к громовержцу с мольбой, – ответил Гектор, жестом прогоняя слуг, нёсших кратеры с вином, – но Гелен, твой сын и мой брат, лучший из птицегадателей, просил тебя обратиться с молитвой к Афине добычелюбивой. Собери самых благородных женщин Илиона и идите к храму Афины с благовонным куреньем. Возьми свой самый наикрасивейший пеплос и возложи его на колени богине, – сказал он матери, – а ещё ты должна пообещать Афине принести в жертву двенадцать годовалых телят, если она сжалится над троянскими жёнами и младенцами, и защитит наш город от Диомеда, сына Тидея.
Гекуба немедля, отправилась домой за пеплосом, а её служанки побежали по городу созывать благородных троянок. Гектор же быстрым шагом пошёл к дому Париса.
Он застал брата осматривающим своё вооружение и начал стыдить его.
– Из-за тебя и твоей Елены гибнут наши люди, а ты тут прохлаждаешься, ¬– закричал он на брата, – собирайся на бой, пока ахейцы не сожгли наш Илион дотла.
– Не шуми зря, я уже и так собираюсь, – ответил Парис.
На это Гектор ему ничего не ответил.
Тогда Елена, эта роковая и прекрасная женщина, стала униженно упрашивать Гектора не ругать Париса, а винить во всём её.
Гектор только отмахнулся от красавицы.
– Некогда мне тут с вами рассиживаться. Нужно спешить на помощь нашим, которым без меня тяжело отбиваться от врага, – сказал он, – но сначала я должен увидеться с женой и сыном.
Гектор быстрым шагом пошёл к своему дому, но Андромахи там не было. В доме были только напуганные рабыни, оставленные своей хозяйкой.
– Где моя жена? – спросил у них воин, – ушла к подругам или пошла в храм Афины просить пощады у грозной богини?
– Твоя жена, как услышала, что троянцы отступают, вместе со служанкой побежала к Большой башне Илиона, и Астионакт с ними, – ответила ключница.
Гектор поспешил назад к Скейским воротам. Перепрыгивая через несколько ступеней, взлетел он на верхнюю площадку Большой башни. Там к нему навстречу бросилась его верная жена.
Белые локоны Андромахи развевались на ветру, а глаза её были полны слёз. Рядом с ней стояла её верная служанка, державшая на руках Астионакта, совсем ещё несмышлёного мальца.
На лице Гектора неожиданно появилась улыбка умиления при взгляде на беззаботного младенца. Но эта улыбка сошла с его лица, когда к груди его прильнула рыдающая Андромаха.
– Твоя храбрость тебя погубит. Подумай о сыне, подумай о жене! Скоро я стану вдовою, когда тебя, безрассудного, убьют ахейцы. Как мне без тебя жить? Отца моего и семерых моих братьев убил Ахиллес. Нет у меня ни отца, ни матери, а теперь и муж идёт на верную смерть, – причитала она.
Гектор лишь прижал её к груди, глядя поверх её плеча вдаль за крепостную стену, у которой шла битва. Был слышен звон мечей и свист стрел. И ещё боевой клич, и стоны раненых.
– Ты же у меня один, ты мне и отец, и мать, и братья, и возлюбленный муж, – продолжала рыдать безутешная женщина, – останься здесь, на башне, со мной и сыном.
– Пойми, и меня пугает такая судьба, но я никогда не простил бы себе, если бы остался здесь, уклоняясь от боя, как трус, когда я так нужен моим боевым товарищам.
– Но ведь вам не одолеть ахейцев…
– Да, я прекрасно понимаю, как силён враг, и сколько наших ещё погибнет. И что наш Илион в конце концов будет захвачен врагами. Но ещё больше скорблю я о твоей судьбе. Когда враг ворвётся в город, ахейцы уведут тебя в рабство. Нет, уж, лучше мне погибнуть в бою до того, как это случится.
– Останься здесь с нами, только ты можешь защитить меня от этой тяжкой доли, от этого унижения и позора, – умоляла Андромаха.
– Пойми, здесь я не смогу вас защитить, когда сюда ворвутся сотни ахейских воинов. А там, за стеной вместе с моими товарищами мы ещё можем дать им отпор, если будет на то воля богов.
Сказав это, Гектор склонился обнять сына, своего Скамандрия. Но блеск начищенного медного шлема и плюмаж из конской гривы напугали малыша, и он прижался к груди няни.
Оба, Гектор и его жена, прыснули от смеха от такой неожиданной реакции малыша.
Гектор снял с головы шлем, положил его наземь, и бережно взял сына на руки. Тот уже узнал отца и больше не боялся грозного бородатого воина, и даже протянул к нему свои ручонки.
Гектор принялся его целовать и качать на руках, а потом подняв над головой, обратился к небесам.
– О, Зевс и великие боги! Сделайте так, чтобы сын мой, подобно мне, не знал себе равных в бою, мудро царил в Илионе, и чтобы о нём могли сказать, что он превзошёл своего отца!
Он бережно передал малыша Андромахе, она нежно прижала того к своей груди и даже чуть слышно засмеялась, свободной рукой размазывая по щекам непрошенные слезы.
Гектору было бы легче смотреть на ощетинившуюся пиками вражескую фалангу, на кровоточащие раны его боевых товарищей, чем видеть эти её слёзы. Он нежно обнял жену и погладил её белые локоны, совсем как в детстве их гладил её отец, Ээтион, царь Фив.
– Бедная моя! Не мучай себя и меня неумеренной скорбью. Ведь даже само имя твоё означает «сражение воина». Я ещё жив. Никому во всей вселенной не дано меня погубить, пока это не будет угодно моей судьбе. А от своей судьбы всё равно никому не уйти, ни храбрецу, ни трусу. Иди домой, займись домашними делами.
С этими словами Гектор поднял с земли свой шлем, надел его, взял щит и пику, и не оглядываясь, стал спускаться с башни. Увидев его уже внизу, у подножия башни, Андромаха лишилась чувств.
Когда служанке удалось привести её в чувство, Андромаха отправилась домой и вместе со своими служанками принялась заживо оплакивать своего доблестного мужа.
Но Гектору не суждено было в тот день погибнуть, хотя он и был в самой гуще боя.