ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Допрос Совиньского был явно неудачным и не выявил в деле об отравлении ничего нового. Единственное, в чём Анна была теперь совершенно точно убеждена, так это в том, что Дороту Бараньску и бывшего мужа её подруги Кристины связывает что-то гораздо большее, нежели обычный любовный роман. Несомненно, у них были какие-то общие интересы, о которых он не хотел говорить.
Анне была вполне понятна его нехитрая стратегия; он просто хотел потянуть время, чтобы официально, или каким-либо иным способом, связаться со своей любовницей и уже совместными усилиями выработать надлежащую линию поведения.
Она очень рассчитывала на помощь Мотыча, который на днях должен был появиться в комиссариате. А тем временем, в деле Бараньской возникли сложности совсем иного характера, сразу же переключившие её внимание на другого фигуранта этой запутанной истории.
На другой день после неудавшегося допроса полковник вызвал её к себе. Переступив порог его кабинета, она сразу же поняла, что что-то произошло. Что-то очень серьёзное, потому что она ещё никогда не видела у шефа такого угрюмого выражения лица.
- Всё плохо. Всё очень, очень плохо. Стасевич покончил с собой – сказал он понуро.
- Покончил с собой? – в смятении воскликнула Анна.
- Да, - кивнул он, - вчера вечером. Вот, прислал мне письмо с каким-то парнем – взглядом указал он на стол, где лежал небольшой, сложенный вдвое, листок плотной бумаги.
- Невероятно… - машинально провела она ладонью по лбу. – Может его тогда нужно было задержать?
- Уж чего бы лучше! – с запоздалым сожалением вздохнул полковник. – Но кто же мог предвидеть такое? – сокрушённо воскликнул он.
- Мне бы хотелось взглянуть на это письмо. Можно? – уныло спросила Анна.
- Пожалуйста, читайте – разрешил он.
Анна взяла письмо со стола и начала читать.
«Уважаемый пан полковник!
Думаю, что Вас совсем не удивит моё самоубийство. Я конченый человек не только здесь, в Польше, но так же и в Европе, а может даже и во всём мире. Да, я украл известную работу профессора Вебстера, который мне доверял, как своему ближайшему помощнику и приятелю. Он действительно считал меня не только своим ассистентом, но и добрым приятелем, хоть я и был намного его моложе. К сожалению, жажда славы толкнула меня на это неблаговидное преступление, и, честно говоря, я даже и не думал, что где-то ещё могли сохраниться какие-то фотокопии и рукопись, которую, каким-то непостижимым образом, сумела раздобыть эта авантюристка Элжбета Бурнс.
Пишу Вам это письмо, пан полковник, для того, чтобы сказать, что я её не убивал. Признаю, что у меня было такое намерение, но кто-то другой меня опередил. Я прошу Вас мне верить, ибо теперь уже, на пороге вечности, мне нет смысла что-либо утаивать и лгать, и мне бы очень не хотелось, чтобы помимо воровства на мне лежало бы ещё и пятно убийства. Я поставил всё на одну карту и проиграл. В подобных ситуациях нужно отвечать абсолютно за все последствия, а я всегда был человеком, который умеет отвечать за свои поступки.
А теперь я прощаюсь с Вами, пан полковник.
С уважением, Богдан Стасевич.»
Кончив читать, Анна положила письмо обратно на стол и, подавленно вздохнув, тихо сказала:
- Ужасная история.
- Да. – Полковник нервно закурил папиросу и так долго держал зажжённую спичку, что та, в конце концов, обожгла ему пальцы. Чертыхнувшись, он бросил её в пепельницу и, не глядя на Анну, пробормотал:- Паскудное всё-таки вышло дельце. – Ну, что ж,.. – продолжил он чуть громче, - по крайней мере, это не он отравил ту женщину, ведь перед смертью, как правило, не врут…
- Разумеется, нет – согласилась с ним Анна. – Но тогда Бараньска снова становится нашей главной подозреваемой.
- А как вообще продвигается следствие? – поинтересовался полковник.
- Допрашивала вчера любовника Бараньской, но он ничего не хочет говорить – чуть смущённо ответила она. – Однако, я на сто процентов уверена, что помимо любовных дел, их связывают ещё и какие-то иные, не известные нам пока, интересы. Признаться, мне было не совсем удобно его допрашивать, потому что Адам Совиньский, это бывший муж моей хорошей приятельницы, и мы даже были с ним когда-то на «ты».
- Понимаю – кивнул шеф. – Но не стоит так переживать. Завтра утром здесь уже будет Мотыч, который как никто другой соскучился по работе и прямо-таки рвётся в бой. Вот пусть он его повторно и допросит – лукаво усмехнулся он. Затем, уже серьёзно, спросил: - А что за человек, этот любовник Бараньской? Что он из себя представляет?
- Мутный тип – поморщилась Анна. – настоящий мерзавец.
- А чем он занимается? – снова поинтересовался полковник.
- Окончил медицинский. Он врач-гинеколог. Однако, я думаю, он перестал работать по своей специальности – ответила она.
- Надо его ещё раз допросить. Это сделает Мотыч. А потом ещё раз допросите Бараньску – распорядился шеф.
- Разумеется… - кивнула Анна.
После неожиданной кончины профессора Стасевича, следствие снова сконцентрировалось на особе Бараньской, поэтому Анна решила ещё раз её допросить.
- Пани Бараньска, Вы знакомы с Адамом Совиньским? – спросила она её, внимательно наблюдая за её реакцией.
- Конечно. И даже очень близко: это мой любовник. – Сказано это было насмешливым, почти вызывающим тоном.
Анна достала из папки почтовый авиа конверт и, вынув из него письмо, отдала его подследственной.
- Пан Совиньский написал Вам это письмо из Рима. Пожалуйста, можете его прочитать – мягко сказал она.
- Ну, и что? – закончив чтение, невозмутимо спросила Бараньска.
- Хотелось бы, чтобы пани объяснила мне смысл некоторых фраз в этом письме – предложила Анна.
- Что именно?
- Вы могли бы мне сказать, кто такой Эдвард и какие это ваши планы он одобряет?
- Эдвард, это Эдвард Вихневич, приятель Адама, тоже врач. Живёт в Болонье. А так как мы с Адамом в будущем году хотели вместе выбраться в Италию, то Эдвард пригласил нас обоих к себе в гости. Это всё – нехотя ответила Бараньска.
- А о какой это «единственной оказии» говорится в письме Совиньского? – снова спросила Анна.
- Откуда я знаю? – пожала плечами Дорота. – Я и сама не понимаю, что он хотел этим сказать. Вообще-то, Адам очень настаивал на том, чтобы я всё-таки окончила школу медсестёр, только по-моему всё это уже слишком поздно. Ведь мне уже достаточно много лет, чтобы снова начинать учиться заново. А уж теперь-то, в моей нынешней ситуации… - не договорив, с горечью махнула она рукой.
- Да ведь Вы сами сильно ухудшаете своё положение – наставительно сказала Анна.
- Я? Почему? – казалось бы искренне удивилась Бараньска.
- Потому что Вы только что снова угостили меня очередной порцией вранья, наверняка думая, что я, как наивная идиотка, поверю в него – насмешливо улыбнулась Анна. – Ну, что ж… Тем хуже для Вас.
Теперь уже Анна нисколько не сомневалась, что Бараньска и Адам что-то вместе замышляли. Но что ? Это должно было быть что-то очень серьёзное, ежели оба не хотели говорить на эту тему ни единого слова. Она с лихорадочным нетерпением ожидала возвращения Владека Мотыча, так как, по некоторым причинам, хотела, чтобы он лично допросил Совиньского. А меж тем, вернулась пока к обнаруженной в квартире Бараньской, телефонной книжке, и, просмотрев её повнимательней, обнаружила в ней имена Ванды Стахурской и Евгении Колиньской. Это её очень удивило и заставило задуматься.
Отыскав в книжке телефон медсестры, она позвонила ей и условилась о встрече.
- Лучше всего сами приходите ко мне. По крайней мере, сможем поговорить белее свободно, нежели где-то в кафе – прозвучал в трубке довольно-таки приятный женский голос.
Дверь ей открыла высокая, хорошо сложенная, лет сорока, женщина. Держалась она просто, но в выражении её больших, тёмных глаз было что-то сродни средневековому фанатизму. Она пригласила Анну в достаточно большую, хорошо меблированную комнату, одна из стен которой была почти сплошь покрыта дорогими полированными полками, плотно уставленными разномастными книгами и журналами.
- Сейчас сделаю чай – сказал она, направляясь в кухню.
- Пожалуйста не беспокойтесь! – попыталась, было, остановить её Анна.
- Ну что Вы, никакого беспокойства, тем более, что вода у меня уже готова – успокоила её Колиньска и скрылась в кухне.
Воспользовавшись минутой одиночества, Анна начала внимательно разглядывать корешки многочисленных книг, среди которых, как она заметила, было особенно много книг по оккультизму, хиромантии, телепатии, гипнозу, спиритизму и тому подобным направлениям.
Наконец Колиньска вернулась из кухни, неся на подносе сахарницу, две чашки крепко заваренного чая и печенье домашней выпечки.
- Осматриваете мою скромную библиотеку? – спросила она с улыбкой.
Анна кивнула и, придав лицу выражение восхищения, почтительно сказала:
- У Вас много интересных книжек, пани Колиньска.
В ответ та жестом пригласила её за стол и с любезной улыбкой протянула ей чашку ароматного, цвета тёмной вишни, напитка. Затем она придвинула поближе к гостью сахарницу и, взяв с подноса вторую чашку, с наслаждением начала прихлёбывать из неё обжигающе горячий чай.
- Наверное, Вас удивил мой звонок – прервав, наконец, затянувшееся молчание, сказала Анна. – Но недавно я навестила в больнице моего хорошего знакомого, пана Мотыча, которому Вы так любезно предоставили книги из Вашей библиотеки. Вот он-то и рассказал мне о Вас. А поскольку я тоже интересуюсь загадками различных восточных учений, то мне, естественно, очень захотелось поговорить на эту тему со сведущим человеком, вот я и позволила себе Вам позвонить. Ведь всё это так безмерно интересно! – воскликнула она с наигранным восторгом.
Допив чай, Колиньска поставила пустую чашку обратно на поднос и внимательно посмотрела на свою гостью. При этом Анна заметила в её глазах фанатичный блеск, от которого ей вдруг стало как-то очень и очень не по себе, а по спине поползли противные холодные мурашки.
- Пани знает, что значит первая ступень посвящения? – торжественно спросила сестра Евгения.
- По правде говоря, не знаю – чистосердечно призналась Анна.
- Тогда нам будет очень трудно говорить на эту тему, потому что даже я сама не чувствую себя слишком компетентной в этих вопросах. Было бы лучше всего, если бы Вам удалось попасть под опеку наставника – авторитетно заявила Колиньска.
- Но где же мне его найти ? Ведь не поеду же я его искать в Тибет, или в Индию? - резонно возразила ей Анна.
- Ну зачем же ехать в такую даль? Можно поискать и здесь, в Варшаве – загадочно изрекла сестра Евгения.
- В Варшаве? – удивилась Анна.
- Да – кивнула Колиньска. – Если бы Вас захотел принять профессор…
- Какой профессор? – живо поинтересовалась Анна.
- Профессор Мортинбер – немного поколебавшись, ответила сестра Евгения. – О, это просто необыкновенный человек! Он много лет провёл на Востоке; в Индии и Тибете, потому что посвятил свою жизнь изучению тайных знаний Востока. Уже одна только простая беседа с ним даёт человеку такой удивительный заряд энергией…
- А Вы могли бы меня с ним познакомить? – осторожно спросила Анна.
Глаза Колиньской блестели в экстазе.
- Не знаю, сейчас я ничего не могу Вам ответить. Сначала нужно созвониться с ним и договориться о встрече. Но сейчас его, к сожалению, нет, потому что он уехал на конгресс в Палермо.
- А когда вернётся?
- Не знаю – коротко ответила сестра Евгения.
- Но по возвращении профессора я могу на Вас рассчитывать? Вы поможете мне? – с надеждой спросила Анна.
- Посмотрим – неопределённо пожала плечами Колиньска. – Попробую. Может быть, мне это и удастся. Как знать, возможно профессор и захочет принять Вас в число своих учеников – не слишком уверенно пообещала она. – Ой, а Ваш чай-то совсем остыл. Сейчас сделаю другой – неожиданно сказала она, дотронувшись до чашки гостьи.
- Не нужно! – запротестовала Анна. – По правде говоря, мне вовсе не хочется чая. А вот с Вами так интересно разговаривать!
Услышав похвалу в свой адрес, Колиньска расцвела и польщено улыбнулась.
Встретились в кафе, в центре города. В руке у Анны, как некий обусловленный знак, была красная гвоздика.
Пани Ванда Стахурска пришла с двухминутным опозданием, также экипированная, бросающейся в глаза, красной гвоздикой.
Кивнув друг другу, обе рассмеялись.
- Похоже на то, что мы с Вами невзначай основали общество «Красной гвоздики» - весело пошутила Стахурска.
Была хрупкой и смуглой, как цыганка. У неё были тёмные, блестящие глаза и хорошо очерченные, полные губы.
После нескольких вступительных слов, и после того, как обе они заказали себе кофе, Анна, наконец-то, начала разговор.
- Наверное Вас удивил мой звонок – сказала она с извиняющейся улыбкой.
- Признаться, Вы меня действительно немного заинтриговали, но вообще-то я рада нашему знакомству – кивнула Стахурска. Затем она вынула из своей сумочки пачку сигарет и предложила Анне. – Но, честно говоря, я всё-таки не очень понимаю, какова, так сказать, цель нашей с Вами встречи? – вопрошающе улыбнулась она.
Анна задумалась на минуту, соображая, каким образом будет сподручней направить разговор на нужную ей тему. Затем осторожно, словно пробираясь по тонкому, ещё не успевшему окрепнуть, льду, начала беседу.
- Боюсь, что Вы будете надо мной смеяться – смущённо сказала она. – Представьте себе, я вдруг начала интересоваться такими вещами, как гипноз, телепатия, йога и тому подобными проявлениями человеческой психики. И поэтому я, естественно, пытаюсь наладить контакт с людьми, у которых есть со всем этим что-либо общее. И вот, совершенно случайно, я узнала от своей приятельницы о том, что Вы знакомы с неким профессором Мортинбером, который, по словам той же моей приятельницы, является совершенно исключительной, выдающейся личностью.
- О, это действительно необыкновенный человек! – с жаром подтвердила Стахурска.
- Значит Вы и впрямь абсолютно в Этом уверенны? – Анна испытующе посмотрела на свою собеседницу.
- Ещё бы! – воскликнула та. – Ведь это именно он спас жизнь моему сыну!
- Ваш сын был болен? – сочувственно спросила Анна.
- Да – кивнула Стахурска. – У него был врождённый порок сердца. Врачи назначили его на операцию, но при этом сами же сомневались в её благополучном исходе – горько усмехнулась она. – Казалось, что уже ничто не сможет исцелить моего ребёнка. Я была в страшном отчаянии, и тогда… тогда я обратилась к профессору Мортинберу. Это была последняя соломинка, последний шанс. И этот необыкновенный человек мне помог, он спас жизнь моего мальчика!
- Но ведь это не он оперировал Вашего сына – сказала Анна, делая вид, что не слишком хорошо разбирается в подобных тонкостях.
- Ну, разумеется, нет – изумляясь полной неосведомлённости своей новой знакомой, улыбнувшись, пожала плечами Стахурска.
- Тогда как именно он ему помог? – продолжая изображать из себя наивную лохушку, настаивала Анна.
- Во время операции он посылал в операционную флюиды своей сконцентрированной воли – словно хорошо заученный урок, на полном серьёзе ответила Стахурска.
Анна внимательно, с большим интересом приглядывалась к своей собеседнице. И в её глазах, так же, как и ранее в глазах сестры Евгении, она увидела то же блеск фанатичной веры в сверхъестественные способности их загадочного кумира.
- И Вы действительно в это верите? – спросила она, изображая робкую почтительность перед непонятными ей могучими силами.
В ответ Стахурска взглянула на неё так, как будто только сейчас её увидела. При этом она как-то вдруг неожиданно сникла, и её глаза утратили свой недавний блеск. Она с усилием, как бы извиняясь, улыбнулась и очень тихо сказала:
- Пусть Вас это не удивляет. Мой сын жив. Мой единственный сын жив и будет жить. Я так счастлива! Вы просто представить себе не можете, что я за всё это время пережила! Поэтому верю в этого человека. Должна верить. Понимаете? Должна. – Быстро осмотрелась вокруг, словно опасаясь, что кто-то может её подслушать, хотя в кафе в это время было достаточно пусто. – Я его боюсь… - вдруг неожиданно шепнула она.
- Боитесь? – поразилась Анна. – Но почему? Вы же сами только что утверждали, что он Вам помог.
- Да – кивнула Стахурска. – Но этот человек может как помочь, так и навредить. Понимаете? Он может навредить! И поэтому… поэтому надо в него верить и постоянно поддерживать с ним духовный контакт.
- Скажите, а каким образом Вы познакомились с этим профессором Мортинбером? – спросила Анна.
- Совершенно случайно. В больнице, где лежал мой сын, была санитарка. Такая немного необычная, я бы сказала, санитарка. Гораздо интеллигентней всех медсестёр, очень начитанная и хорошо воспитанная. Одним словом, совершенно не похожая на обычных больничных санитарок – резюмировала Стахурска.
- И как же звали это чудо природы? – невинным тоном поинтересовалась Анна.
- Дорота Бараньска – ничего не подозревая, спокойно ответила её собеседница.
- Значит это именно она познакомила Вас с профессором Мортинбером?
- Ну да – улыбнувшись, простодушно ответила Стахурска.
- А Вы давали ей номер своего телефона? – снова спросила Анна.
Женщина удивлённо посмотрела на неё и кивнула.
- Конечно. Она пару раз звонила мне. Хотела уточнить время моего визита к профессору.
Беседа всё больше и больше начинала походить на официальный допрос, но её собеседница, похоже, пока ещё ни о чём не догадывалась, поэтому Анна, отбросив всяческие условности, рискнула задать ей ещё один, весьма щекотливый на взгляд любого воспитанного человека, вопрос:
- Скажите, профессор Мортинбер запросил с Вас какой-нибудь гонорар за тот сеанс, связанный с операцией Вашего сына?
- Внесла тысячу долларов – ответила Стахурска. – Но не думайте, что это для него – быстро уточнила она. – Я внесла эти деньги на счёт одного товарищества, вернее братства, членом которого он состоит. Он сам не берёт ни гроша! – с гордой убеждённостью сказала она.
Слушая её, Анна задумчиво вертела в пальцах маленькую кофейную ложечку.
- Хм… Всё это так интересно… Я бы, пожалуй, охотно встретилась с этим Вашим профессором Мортинбером.
- Я слышала, что в данный момент он находится за границей – с сожалением вздохнула Стахурска. – Но как только он вернётся, я непременно попробую Вас с ним свести. Только, по правде говоря, я не слишком-то уверенна, что мне это удастся – честно предупредила она.
- В любом случае, я Вам безмерно благодарна за этот разговор – приветливо улыбнулась Анна.
Со времени встречи с пани Вандой Стахурской минуло уже два дня. Всё это время Анна упорно «весела» на телефоне, непрерывно набирая многочисленные телефонные номера, аккуратно записанные в телефонной книжке Дороты Бараньской. С некоторыми из этих, откликнувшихся на её зов, женщин она встречалась либо в каком-нибудь кафе, либо на их собственной территории, у них дома, и все разговоры с ними были почти точь-в-точь похожи на разговоры, уже проведённые ею с медсестрой Евгенией и с пани Стахурской. Все они единодушно демонстрировали тот же самый энтузиазм и ту же самую фанатичную веру в необыкновенного «восточного мудреца». Только в двух или трёх случаях сеанс не принёс ожидаемых результатов, и пациенты умерли прямо на операционном столе, а профессор Мортинбер вернул скорбящим родственникам их тысячедолларовые взносы.
/ Перевод с польского - Ирина Королёва-Алексеева /